– Ты рылась в вещах Брендана, ради всего святого! О чем ты думаешь?

– Я разбирала все в своей квартире, – сказала я.

– И что?

– Давай я назову вещи своими именами, – сказал Брендан. – Ты рылась в моей одежде, – теперь он поддал ногой по чемодану так, что оставшиеся тряпки разлетелись по полу в разные стороны, – чтобы найти какую-то веревку. Да?

– Я просто была в замешательстве, – пробормотала я.

– В замешательстве? – переспросила Кэрри. – Ты отдаешь себе отчет в том, что мы вчера похоронили нашего милого братика? А сейчас ты приезжаешь сюда, и это явно преднамеренная поездка, чтобы поискать что-то в чемодане Брендана…

– Сейчас мне лучше уйти, – сказала я.

Брендан сделал шаг вперед, преграждая мне путь.

– Я так не думаю, Мирри.

– Дай пройти.

– Никуда ты не пойдешь, пока мы не доберемся до истинной причины.

– Мы все перевозбуждены.

– Перевозбуждены?! – завопила Кэрри.

Слишком громко, что не соответствовало такой хрупкой особе, как Кэрри.

– О каком перевозбуждении идет речь?

– Что происходит?

В дверях появился отец.

– Ничего, – безнадежно сказала я.

– Я объясню, что происходит, – начала Кэрри, – Она… – указывая пальцем на меня, – рылась в чемодане Брендана.

– Миранда? – спросил отец.

– Искала веревку, – добавил Брендан.

– Веревку?

– По ее словам, да.

Брендан присел, начал собирать разбросанные вещи и складывать их обратно в чемодан.

– Думаю, мне нужно уйти, – проговорила я.

– Думаю, ты должна все объяснить, – заметил отец с оттенком раздражения в голосе.

Он поднял руку и потер лицо, осматриваясь в поисках места, куда бы можно было присесть.

– Я просто пыталась привести вещи в порядок, – начала я и сразу замолчала.

– Ты искала веревку, – подсказал Брендан. – М-м-м? Тайно просматривает мои вещи в поисках какой-то веревки…

Мне добавить было нечего.

– Какая веревка? – входя в комнату, спросила мама. Я села на неубранную постель, закрыла лицо руками, как маленький ребенок, стараясь отгородиться от внешнего мира. Кэрри, разъяряясь все больше и больше, рассказывала матери, как она застала меня, когда я рылась в чемодане Брендана, а я через щелки между пальцами пристально разглядывала кусок ковра и ножки комода, стараясь не слушать слова.

– Не хочу больше тебя знать, – категорическим тоном заявила мама после того, как Кэрри закончила свой рассказ.

– Пожалуйста! – умоляла я. – Я расстроена. Мы все расстроены.

– Но мне хотелось бы узнать вот что, – произнес Брендан. – Какая же это была веревка? Я хочу сказать, если ты произнесла слово «веревка», то сейчас это слово может означать только одну-единственную вещь на свете для всех нас. М-м-м? Только одну-единственную вещь.

В комнате наступила ужасная тишина, затем он продолжал:

– Когда ты говоришь «веревка», ты имеешь в виду остаток веревки? М-м-м?

– Я ничего не имею в виду.

– И все же ты не поленилась и приехала сюда, чтобы найти ее.

– Замолчи! – сказала я, поднимая голову, отрывая руки от лица. – Заткнись, заткнись, заткнись. Я чувствую себя как на суде или где-то в этом роде, все, что я говорю, может быть использовано против меня. Не смотрите на меня так!

– Почему ты думаешь, что она может быть здесь? М-м-м? Среди моих вещей? Ты можешь сказать нам хоть что-нибудь?

– Нет, – прошептала я.

– Очевидно, – отрезала Кэрри, – она одержима Бренданом. Он всегда был ее навязчивой идеей. Я пыталась не замечать. Пыталась уговорить себя, что это не имеет значения. Я проявила широту, да? Считала, что она переживет это. Даже тогда, когда она продолжала и продолжала рассказывать об их отношениях, никак не могла выйти из этого состояния. Когда она не могла относиться к нему просто по- дружески, была злая и резкая или, наоборот, слишком дружелюбная. Даже когда она раздевалась в ванной, а он тоже находился там, во имя всего святого, я же была в этой чертовой комнате рядом и пыталась сохранить хорошее отношение к ней, несмотря ни на что.

– Говори «ты»! – сказала я, впадая в истерику. – Не смей говорить «она», когда я здесь, прямо перед тобой, рядом с тобой.

Кэрри продолжала оговаривать меня. Все, что в ней накопилось, теперь фонтаном из нее извергалось. Ее голос стал резким и громким.

– Даже когда она странно вела себя и затопила ванную, а потом обвинила в этом Брендана. Или выслеживала его старых друзей, как шпионка, чертова шпионка. Я продолжала упорно думать, что все будет хорошо. Глупо с моей стороны. Сейчас я понимаю это. Глупо, глупо, глупо. И не смей думать, что мы не понимаем, почему все это. Это касается не только Брендана, это касается и меня тоже. Ее старшей сестры. Она всегда завидовала мне. Всегда хотела все разрушить. Так, как она поступила с Майком. А сейчас посмотрите на нее. Посмотрите! – Она снова указала на меня пальцем. – Трой умер. Он убил себя. Наш дорогой брат покончил с собой в ее квартире. Вчера были похороны. Разве это остановило ее? Нет. Нет, невозможно ее остановить, черт возьми! Потому что наутро после похорон, именно уже на следующее утро она приходит сюда и начинает рыскать повсюду. Даже смерть Троя не может остановить ее.

Она разрыдалась так, что затряслись ее худенькие плечики. Брендан подошел к ней и обнял за талию.

– Это тебя не касается, Кэрри, – мягко проговорил он. – Неужели не понимаешь? Когда ты сказала, что она одержимая, похоже, ты точно подобрала нужное слово. Я сейчас какое-то время думал об этом. Я виню себя в том, что ничего не сделал, чтобы прекратить это. Она как охотник. Если бы она не была членом семьи, я бы сейчас же вызвал полицию, попросил бы защиты. Я читал об этом кое-что. Думаю, что это даже имеет название, хотя и не могу вспомнить какое. Вероятно, она сама ничем не сможет помочь себе.

– Нет, – возразила я. – Не говорите ничего подобного.

– Миранда, – вступила мама своим новым монотонным голосом. – Существуют вещи, которые необходимо прояснить сейчас. Вещи, которых мы все избегали. Не думаю, что я осмеливалась произносить их даже про себя, но сейчас, когда Трой умер, я могу кое-что сказать. Возможно, тебе необходима профессиональная помощь.

– Вы не понимаете, – вздохнула я. – Никто не понимает.

Я повернулась к отцу:

– Ты не думаешь, что я одержимая, да?

– Не знаю, что теперь я думаю, – произнес он. – Я знаю только одно.

– Что?

– Ты должна извиниться перед Бренданом за свое поведение. Только потому, что трагедия, которая произошла в нашей семье, лишает нас возможности вести себя как разумные люди.

– Но я…

– Я не собираюсь выслушивать, что бы ты ни хотела сказать, – добавил он. – Ты извинишься перед Бренданом. Ты слушаешь меня? Это самое наименьшее, чего мы ждем от тебя.

Я посмотрела на его осунувшееся лицо. Я посмотрела в опустошенные глаза мамы. Затем я встала и