Отчетливо помянув известную мать, она неожиданно посмотрела в сторону куста, за которым прятался Таран, и проворчала:

— Чего пялишься, шпана? Вылез бы, помог женщине!

Юрка чуть не онемел от этой внезапности. Он-то думал, что его ни хрена не видно, а эта корова его, оказывается, разглядела.

— Да иди сюда, иди, не бойся! Бить не буду! — с относительным добродушием сказала «Зена». — Поможешь сапоги снять, ноги опухли…

Таран поспешил передвинуть заткнутый за пояс пистолет в район задницы и несколько смущенно выбрался из-за куста.

— Мать честная! — воскликнула Милка. — Те же и салабон! Откуда ты, солдатик? Да еще с мокрыми штанами… Исспускался, что ли, весь, на меня глядя?!

Да, это уж точно, «Зена» отечественного производства — как скажет, так скажет! Но и Юрка смущаться не стал — прошли те времена.

— Нет, отпарировал он, — это я со смеху обоссался.

Милка не рассердилась, только посерьезнела и спросила:

— Ты что, в самоволке? Или вообще в бегах?

— Трудно сказать… — уклончиво произнес Таран. — А тебе вообще-то как, не холодно?

— Самое оно! Вода — как парное молоко. Я тут всегда но ночам купаюсь.

— И комары не кусают? — скромно поинтересовался Юрка.

— Не-а, — подбоченилась Милка. — Я ядовитая. Или ты намекаешь, что тебе на меня смотреть неприятно? Так ты отвернись. Только сапоги помоги стянуть.

И уселась на песок, задрав вверх одну ногу. Таран взялся за сапог и стащил его, приложив немалое усилие. Милка сразу же подняла вторую ножищу. Когда Юрка разделался и со вторым сапогом, она пружинисто вскочила и сказала:

— Айда купаться, а? Сыми штаны, повесь у костра — и в водичку! Кайф^!

И сделала попытку положить ладонь на спину Тарана. Юрка отскочил, но Милка уже прикоснулась к рукоятке пистолета.

— 0-о~о! — произнесла она, покачав головой. — Да ты крутой, оказывается. При пушке гуляешь! Грабить пришел небось?

— У тебя хлебца нельзя попросить? — Вот тут Таран все же смутился, когда у него эта фраза вырвалась,

— Вопросов нет! — сказала Милка и нагнулась за рюкзаком, наставив на Юрку большущую белую попу. Неделю назад небось от такого зрелища у Тарана все пуговицы с ширинки облетели бы. А сейчас — ни фига.

— На! — выставив рюкзачок перед Тараном, сказала Милка. — Ешь все, что найдешь, только банку пива мне оставь.

Юрка полез к рюкзачку и внезапно увидел знакомую оранжевую аптечку. Точь-в-точь такую, какая была у Шурки…

— Это не трожь! — неожиданно резко вскричала Милка.

Но Юрка уже открыл коробочку. Точно! Пять шприц-тюбиков, ничего другого.

— Положь, говорю, недоделок! — «Зена» выхватила аптечку из рук Юрки.

— На «дядю Вову» пашешь? — спросил Таран.

— Какого Вову? — «Воительница» явно испугалась. Даже наскоро огляделась по сторонам — не вылезают ли из кустов собровцы, омоновцы или тому подобная публика?

— На большого! — произнес Юрка жестко. — Шурку помнишь?

— Ты что, опер, что ли? Какой Вова, какая Шурка?! Не знаю таких…

— Брось! — сказал Таран. — Я не опер, но Шурку ты знаешь. У нее такая же аптечка была с тюбиками. Только в тюбиках — не промедол, как положено, а очень крепкая дурь. От нее вы, бабы, с ума сходите и на мужиков бросаетесь… А потом, когда узнаете лишнее или истреплетесь все до профнепригодности, вас Вовины братки в серную кислоту живьем бросают! Хочешь, расскажу, как эта фигня на вас действует? Пять часов кайфа, когда вам до без удержу трахаться хочется, пять часов депресняка, когда все по фигу, и пять часов ломки, больше двух часов которой никто не выдерживает. Сейчас ты ширнулась, побесилась под музычку, кончила и более-менее нормальная. Через полчаса тебе опять захочется…

— Это тебе Шурка сказала? — пробормотала Милка. — Она жива, да?

— Нет. Ее Чабан с Кокой казнить везли, но не доехали. Я подвернулся. Но, видно, ей все равно на роду написано было в ту ночь умереть. В родном подъезде зарезали — меня от ножа закрыла…

— Не врешь? — Милка взяла Тарана за плечо. — Ее точно убивать везли?

— Я слышал, как Чабан с Кокой про это дело говорили… — Юрка несколькими фразами пересказал, как было дело в логу.

— Вот гады! — вырвалось у Милки. — А мне этот козел старый сказал, будто Шурку домой отпустили… Конечно, я не очень поверила, но все же думала, может, и правда отпустил?

— И про Дашу он тоже так сказал? — перебил Юрка.

— Про Дашу? Это такая беленькая, стройненькая? Нет… Он сказал, что она по вызову будет работать. К важному клиенту ее отправить собирался. Новенькая, свеженькая, издаля на целочку похожа… Погоди, а кто тебе про нее рассказал? Она с Шуркой один раз за ужином виделась и словом не обмолвилась…

— Про нее мне лично «дядя Вова» рассказывал, в гараже, — криво усмехнулся Таран. — Когда на дело посылал, Под страхом того, что в ваш «театр» запишет… А ты, стало выть, сбежала?

— Нет… — призналась Милка. — Я вроде бы как солдат — в самоходе… Вообще-то оттуда не выпускают. Просто я место знаю, где вылезти можно… Ну, и когда работы нет, как сегодня, хожу сюда, на речку. Купаюсь, балдею сама с собой. Отдыхаю, короче…

— Стоп! — перебил Юрка. — Значит, это недалеко где-то?

— Минут пятнадцать пешком.

Таран лихорадочно почесал искусанный комарами лоб. Но зуд пошел сразу по всему телу, и не от укусов. Юрка вспомнил о Наде.

— Это… — произнес он взволнованно. — К вам сегодня вечером новую девчонку не приводили? По имени Надя…

— Не~а, — мотнула головой Милка. — Как Бог свят: Если бы привели, то сразу бы сдали мне. Я их всех принимаю и устраиваю, как мамочка.

— А если не к тебе, то куда?

— Ну… Если кого-то привозят, чтоб бабки вышибить, то в бывшее овощехранилище сажают. Это ж раньше был пионерлагерь химкомбината. Там много зданий. Одни в коттеджи для братков переделали, дирекцию — в Вовин офис, клуб — в его личный дом. у которого в подвале наш бордель расположен.

— И Вова сейчас там?

— Чего не знаю, того не знаю… Ты что, туда идти собрался? Не сходи с ума! Там человек десять охраны только в самом доме.

— А мне по фигу! — неожиданно произнес Таран каким-то не своим, хриплым и утробным голосом, будто за него говорил некий демон, вселившийся в его тело. — У меня там моя девчонка. И я гадом буду, если ее отбить не попробую!

— Сильно любишь, да? — с интересом спросила Милка.

— Люблю — значит, люблю. Это не бывает сильно или слабо. Это или есть, или нет.

— Тебя как зовут? — вздохнула «Зена».

— Юра.