расслабляющее. Даша впала в состояние легкого, но быстро прогрессирующего балдежа. Пьяный кайф, который она словила во время ужина, конечно, понемногу выветрился, но благодушие Дашу не отпускало. Более того, поскольку головка у нее стала помаленьку соображать, она начала строить какие-то далеко идущие, хотя и расплывчатые планы.

Все эти планы базировались на одной исходной посылке, которая, по Дашиному разумению, была неоспорима. А именно на той, что «дядя Миша» очаровался на всю катушку ее молодостью и красотой, скромностью и нежностью, в нужные моменты сменяющимися бесстыдством и жаркой страстью. Соответственно надо развивать этот успех, доводить пожилого, но все еще могучего кобеля до исступления, и он, глядишь, позабудет насчет того, кто Даша по профессии. А поскольку жена у этого «крепкого старика Розенбома» какая-нибудь неподъемно-толстая и раздряблая корова лет пятидесяти, у которой на ногах висят жирные «галифе», то, глядишь, если Даша будет умненькая и благоразумненькая, то, возможно, даже станет когда-нибудь его законной женой. И ежели этот старый Буратино богатенький, то, возможно, Даше удастся съездить куда-нибудь в Париж, Лас-Вегас, на Канары, на Багамы. А в том, что «дядя Миша» богатенький, она почти не сомневалась. Хотя дачка у него и скромная, но охранников будь здоров сколько, а таким дядькам меньше чем по полторы-две тысячи долларов в месяц платить нельзя. Значит, есть ему что терять, раз денег на сторожей не жалеет.

Самое странное — Даша даже не вспомнила насчет того, что ей мужик с золотыми зубами говорил. То есть про свою разведывательную миссию. И о том, что, будучи под приятным хмельком, о ней проболталась — тоже. Все-таки удивительная это вещь, женская природа! А ведь не скажешь, что Даша была совсем безмозглой дурой. Нет, хитрости и осторожности ей никогда занимать не приходилось. И хорошо умела всякие роли по жизни играть, и жизнь свою очень ценила, и здоровье берегла…

Между тем «дядя Миша», который ее всю дорогу ласкал, видать, опять возбудился. Даша это через два халата почувствовала. А он ей уже зашептал на ушко жарким таким нетерпеливым шепотком:

— Ну-ка, порадуй меня еще разочек, солнышко!

— Прямо здесь? — удивилась Даша. — Может, сперва доедем?

— Там — само собой, а здесь — романтика… Мы ж с тобой еще одно место не попробовали…

Даша особо не ликовала, когда у нее «это место» просили. Но и упираться не упиралась, ежели все было в «контракте» оговорено. Обычно за это дополнительные бабки платили, но тут разговора об оплате вообще не было. А клиент, как известно, всегда прав. Тем более такой шикарный и добрый, как этот.

Миша и тут галантность проявил — снял с себя халат и расстелил на полу салона между кресел, чтоб Дашенька-голубушка свои нежные коленочки не запачкала. Даша ухватилась для прочности за ножки кресел, любитель романтики и экзотики закинул ей на голову подол халата, крепко сцапал за бедра и задвинул куда хотел… Даша стала, конечно, подвывать и охать, потому что знала, что это мужиков при таком варианте очень заводит, хотя, по правде сказать, у нее и «это место» девственным не было.

Закончил Миша свое мероприятие довольно быстро. Еще бы чуть-чуть — и Даша могла бы кончить. Но он, должно быть, сильно спешил, чтоб успеть все до того, как поездка закончится. И действительно, рассчитал точно: через пару секунд после того, как он испустил вздох облегчения, машина остановилась. Дашины ноздри сквозь обычную бензиново-пыльную вонь салона ощутили еще какой-то не очень приятный запах.

— Чем это пахнет? — успела произнести она, собираясь вернуться на задний диванчик, и в ту же секунду получила тяжелый, хорошо рассчитанный удар по голове, разом погасивший сознание…

Впрочем, это был еще не конец.

Даша пришла в себя через несколько минут и успела ощутить, что лежит совершенно голая, связанная по рукам и ногам крепкой капроновой веревкой. И рот ей тоже завязали — только мычать могла. А в нос лез этот мерзкий, тяжелый запах — последнее, что она запомнила перед тем, как потерять сознание. Слышались какие-то промышленные шумы, гул моторов, шипение не то пара, не то газа, и Даша успела вспомнить, что тот же набор шумов она слышала тогда, когда Костыль привез ее на химзавод.

Над ней стоял «дядя Миша» в халате, а рядом с ним две какие-то жуткие фигуры: не то инопланетяне какие-то, не то вообще черти. Так она их восприняла в первый момент, потому что никогда близко не видела людей, одетых в кислотоупорные костюмы и противогазы.

Удивительно, но даже в этот момент, испугавшись внешнего облика этих чудищ, Даша подумала о том, что это всего лишь розыгрыш, затеянный раздухарившимся «дядей Мишей», которому, возможно, пришла в голову какая-нибудь очередная фантазия на эротическую тему. Например, поиметь ее, связанную, на промышленном предприятии во время работы ночной смены. А вот о том, что пришли последние минуты ее жизни, как ни странно, ей не подумалось…

В лицо ей посветили фонариком, она зажмурила глаза и услышала голос «дяди Миши», совсем не такой, как там, на даче. Жесткий, безжалостный, убийственно-издевательский, хотя и негромкий:

— Ну что, дешевка, очухалась? Жаль! Я уж думал, пришиб тебя сгоряча, облегчение тебе сделал. И вообще жаль с тобой прощаться — я б тебя еще неделю потрахал от души. Но нельзя — дело прежде всего. Не могу твою молодость и красоту жалеть, не могу от мук избавить — ни пристрелить, ни зарезать. В общем, прощай, Дашенька, глядишь, в аду встретимся! Берите ее!

Один из «инопланетян» схватил Дашу за ноги, другой под мышки. Она отчаянно, инстинктивно заизвивалась, задергалась, попыталась крикнуть, но лишь застонала и замычала завязанным ртом. Люди в кислотоупорных комбинезонах и противогазах потащили ее куда-то в темноту, где слышалось бурливое журчание какого-то потока по бетонной канаве.

Затем Дашу окутал какой-то невыносимо едкий туман. У нее защипало в глазах, в носу, запершило в горле, зачесалось все тело. Она еще раз попыталась завизжать, но раздалось лишь глухое мычание.

— Хорош! — сдавленно прохрипел один из палачей. — Кидаем! Три-пятнадцать!

И, наскоро раскачав бьющуюся у них в руках Дашу, они швырнули ее в гущу тумана, туда, где клокотал промышленный сток.

Даша упала в какую-то маслянистую жидкость, и в ту же секунду адская боль будто огнем охватила все ее тело. Ей почти мгновенно выжгло глаза, в считанные секунды исчезли волосы, а все тело за полминуты превратилось в одну сплошную язву. Кляп успел раствориться за несколько ее секунд до того, как сознание покинуло Дашу навсегда, и изо рта у нее вырвался короткий, разом оборвавшийся визг, похожий на крик ночной птицы. В ту же секунду едкая жидкость ворвалась ей в глотку и напрочь остановила дыхание. Поток серной кислоты потащил уже мертвое тело по канаве к жерлу бетонной трубы, последовательно сжигая кожу, мышцы, внутренности. Зашипели, растворяясь, кости скелета… Даша исчезла, будто ее и не было никогда на свете.

Немного погодя один из обладателей противокислотных костюмов вернулся к канаве и бросил в нее Дашину одежду — не только халат, но все то, что она вроде бы оставила на даче. Оказывается, следом за «рафиком» на химзавод приехала еще одна машина, где и сидели уже готовые к работе палачи-«кислотники».

— Сваливаем! — коротко распорядился Михаил Иванович и сел в микроавтобус. Когда «рафик» тронулся с места, он нервно закурил, и водитель увидел, что у хозяина руки дрожат.

— На дорогу смотри! — проворчал босс. — И упаси тебя Господь…

Шоферу можно было не напоминать о таких простых вещах. Он только поежился, примерив на себя кончину, подобную Дашиной, и помолился про себя, чтоб его, если уж будет необходимо, пристрелили или, в самом крайнем случае, удавкой придушили.

— Нельзя было ей жить, понимаешь?! — произнес Михаил Иванович, полемизируя, как бы сам с собой.

— Понимаю… — ответил водитель из вежливости.

— Гадина она! — нервно втягивая дым в легкие, пробормотал хозяин, словно бы оправдываясь за свою жестокость перед неким высшим судьей. — Мерзейшая гадина в красивой шкурке!

Помотал головой, отгоняя от себя как наваждение образ той, которую только что уничтожил, вдруг вставший перед глазами, и замурлыкал фальшиво:

«Дельфин и русалка, они, как известно, не пара, не пара, не пара!»

Потом раздраженно вышвырнул недокуренный бычок в окно и сказал с явной угрозой в голосе:

— Ну, Вова, похоже, жизнь твоя дала трещину…