Цап! — и крепко обхватила его сзади. Да, лапки здоровые, сила есть…

— Юричек, — прошептала Надька, прижимаясь к Тарановой майке грудью, — я дура! Мне к языку надо гирю привязывать… Сама все испортила!

— Не все, наверное, — ответил Таран, поворачиваясь к ней лицом. — Но вообще-то язык — вещь серьезная…

Впрочем, продолжать нравоучительную фразу он не стал. Уж больно хорошо Надюшка спереди смотрелась. И глаза глядели так нежно, и блеск слезинок их только украсил. И носик-картошечка задышал как-то очень восхищенно, и губки, трепетно выпятившись, так и потянулись к Юрке. Таран мягко припал к этому пухлому ротику, потом сразу же отпустил его и поскорее снял майку, чтобы кожей, а не тканью почувствовать прикосновение ее грудок. А Надька, просунув пальцы под резинку его трусов и жадно скользнув ладошками по Тарановым бедрам, попросту спихнула их вниз. Потом губы вновь встретились, руки жарко обвились вокруг тел, кожа прижалась к коже… Пухлый Надин животик легонько потерся о Юркину шишку, игриво пощекотал густыми курчавочками.

— Я его бою-усь… — покривлялась Надька, когда Юрка стал настойчиво пятить ее в комнату, к кровати. — Серьезно, страшно же, такой здоровый!

— Не бойся, поместится! — весело прошептал Таран.

— Значит, я третья буду? — произнесла Надька, уже лежа на своей постели. — Это хорошо. Бог любит Троицу…

Когда «мерс» господина Летунова припарковался у ресторана «Маргарита» и его хозяин с сопровождающими лицами направил свои стопы в это солидное заведение, швейцар в белом мундире с золотыми аксельбантами — ни дать ни взять генерал-адъютант его императорского величества, только без эполет! — почтительно пропустил его в фойе. Владельца «Супермарина» здесь хорошо знали. Правда, швейцар — он, конечно, царским генерал-адъютантом не служил, но зато был отставным подполковником погранвойск КГБ СССР — своим профессиональным взглядом приметил, что выглядит Василий Петрович как-то очень пасмурно и мрачно. Словно не пообедать приехал, как обычно, а на собственные поминки. Швейцар, конечно, уже мысленно занес это обстоятельство в будущее оперативное донесение. И время прибытия Васи Самолета тоже зафиксировал четко: как всегда, 12.30, без опозданий и опережений графика.

У Васи Самолета действительно было нехорошее чувство, будто он едет если и не на поминки, то уж точно на собственные похороны. Пожалуй, он даже не предчувствовал, а был прямо-таки убежден в этом. Правда, под словом «похороны» вовсе необязательно подразумевалась физическая кончина. Зато финиш Васиного бизнеса просматривался совершенно определенно.

Вчерашний день, если рассматривать его как единое целое, виделся Васе одним сплошным кошмаром. Самолет, после того, как явился Седой и, забрав себе в подкрепление Гогу, отправился на ферму, конечно, не лег спать и стал дожидаться их возвращения. Само собой, когда истекло откупленное время, всерьез заволновался, даже валидол пришлось сосать. А когда «сваток» из райотдела вышел на контакт и доложил, что ферма горит, а в саду обнаружен труп Панкрата, Вася понял, что хана наступает с неотвратимостью смены дня и ночи. Правда, была какая-то надежда насчет того, что Седой и остальные каким-то образом смылись. Однако ближе к вечеру «сваток» еще раз вышел на связь, сообщив, что после того, как пожарные потушили огонь, под головешками нашлось еще несколько трупов, большинство из которых без длительной экспертизы опознанию не поддаются, но точно известно, что Гога, Микита и Пятак среди трупов присутствуют. «Сваток» также скромно выставил счет на шестизначную сумму в баксах, которая может удержать развитие уголовного дела на точке замерзания и превратить пожар на ферме в последствие взрыва газа от неисправности в электропроводке. У Васи такие деньги водились, но они ему были вовсе не лишние. Конечно, какое-то время он еще мечтал, что Седой найдется и на него можно будет произвести денежный начет, но Седой не находился, и создавалось нехорошее впечатление, что в конце концов его опознают среди обугленных. Еще хуже, ежели он попал в лапы Жоры Калмыка.

В общем, Вася заплатил сам, но это лишь отмазало его от правоохранителей. Куда более серьезные разговоры предстояли с коллегами. К тому же вчера вечером ему позвонил «дядя Вова», заявив, что приглашает его в субботу на дружескую вечеринку в «Маргариту», скромно намекнув, что господин Калмыков жаждет побеседовать с господином Летуновым о делах, представляющих взаимный интерес.

Как ни странно, после этого звонка у Васи немного полегчало на сердце, ибо он понял, что по крайней мере до субботы он еще поживет. Да и сам факт приглашения означал, что смотрящий еще не принял окончательного решения, а желает выслушать обе стороны и лишь после этого вынести приговор.

Впрочем, серьезной надежды, что этот приговор будет оправдательным, Самолет не питал. Если Седой и тот самый роковой чемоданчик угодили к Жоре, то при надлежащей подготовке вопроса обвинения Самолета в подставе и крысятничестве могли бы резко усилиться. Потому что Седой — если он жив, конечно! — может запросто маму родную продать, а не то что Васю Самолета. Несколько дней назад Самолет думал совсем иначе, но после истории с «обознатушками» и убийством лже-Крылова заподозрил Седого в том, что он действовал по сговору с Калмыком. С этой точки зрения, итоги операции на ферме Душина были тому еще одним подтверждением. В общем, Вася ощущал себя наглухо обложенным волком, которому назначили место, куда выходить под выстрел.

До субботы оставалось еще два дня, и Вася мог, в принципе, сменить местожительство. Например, махнуть за ближний кордон, а оттуда — за дальний. Но у него были серьезные опасения, что именно этого от него и ждут «друзья-соперники». Уйти на рывок с воли, если тебя не полюбили братки, намного сложнее, чем спрыгнуть с кичи. К тому же валютно-финансовые резервы были у Васи, мягко говоря, не в лучшем состоянии. С такими надо по миру ходить, а не за кордон мотаться. Тем не менее Вася еще не решил до конца, идти ли в субботу на почти заведомую Голгофу или все же рискнуть уйти в отрыв.

Все поломало нынешнее утро, когда в контору позвонили от смотрящего и добрым женским голосом пригласили сегодня в 12.30 пообедать в «Маргарите». Вася там всегда обедал, но сегодняшний звонок означал, что предстоит незапланированная встреча с «дядей Вовой». То ли смотрящий решил лично побеседовать, дабы разобраться в сути вчерашних событий без третьих лиц, то ли, наоборот, ему стало все ясно как Божий день, и тогда Самолет мог либо вообще не вернуться с этого обеда, или вернуться, но уже совсем другим человеком, которому надо брать кепку и садиться с ней у ворот «Тайваньского» рынка, чтоб просить подаяние.

И еще хорошо, если заставят сидеть с руками и ногами, допустим, как «жертву Чернобыля». Самолет прекрасно помнил судьбу некоего Толи Грека, которому за крысятничество ампутировали две ноги, одели в рваную камуфляжку и отправили в столицу, кататься по метро на инвалидной коляске с табличкой «Подайте инвалиду Чечни!». А Грек ворочал отнюдь не хилыми делами, контора была не меньше Самолетова «Супермарина». Такой приговор был похуже смерти, и Самолет лично для себя решил, что если речь пойдет о том, что выбирать, то предпочтет «Курносую».

В фойе «Маргариты» Васю встретил милый и улыбчивый мэтр, который сопроводил всю «делегацию» на второй этаж, в отдельный кабинет, состоявший из двух комнат, где в одной, побольше, остались сопровождавшие Васю «лица», то есть морды из охраны, а в другую, поменьше, проследовал сам Вася. Там его дожидался смотрящий.

То, что «дядя Вова» сидел за неплохо сервированным столом и предложил выпить за встречу, ровным счетом ничего приятного не говорило. Дружеский совместный обед мог закончиться тем, что Васе тихо вкололи бы шприц-тюбик с какой-нибудь дрянью, и он через полчаса загнулся бы от острой сердечной недостаточности. Или от инфаркта миокарда. Скромно и не привлекает внимания. Смертность от сердечно- сосудистых заболеваний среди, бизнесменов весьма высока.

Рюмку Вася поднимал без опаски — смотрящий наливал ее лично и себе, и гостю из одного графинчика. Водка была приятная, явно законная и не из синтетики.

— Закусывай, Васенька! — озаботился «дядя Вова». — А то захмелеешь раньше времени, а мне нужно, чтоб ты головой хорошо соображал… Разговор серьезный.