Другим открытым критиком Гиммлера был банкир Шахт – безжалостный и амбициозный деспот. Назначенный Гитлером на пост министра экономики, он твердо решил вести дела по-своему, хотя со временем его все-таки сумел оттеснить Геринг. Гизевиус утверждает, что он и один гестаповский техник однажды проверяли резиденцию Шахта на предмет наличия подслушивающих устройств. Об этом просил сам министр; он был уверен, что агенты Геринга шпионят за ним, записывая его критические замечания. И им действительно удалось обнаружить микрофон в телефоне министра. В своих мемуарах «Мои первые семьдесят шесть лет» Шахт вспоминает, как Гиммлер угрожал ему, когда он возглавил министерство, и даже требовал уйти в отставку. Тогда Шахт ответил, что уйдет только по распоряжению фюрера и что СС лучше держаться от него подальше, что, разумеется, не могло внушить Гиммлеру теплых чувств.

Стратегия, к которой прибегли Гиммлер и Гейдрих в борьбе против верховного командования вермахта, была еще более изощренной и в начале 1938 года привела к тому, что из Военного министерства были удалены Бломберг и Фрич.

Вернер фон Бломберг был министром обороны и принадлежал к восторженным поклонникам Гитлера. Высокий, светловолосый, неизменно гладковыбритый, он не обладал ни особым умом, ни достаточной хитростью, чтобы противостоять тем, кто вознамерился от него избавиться. Врагом Гиммлера он стал после того, как оказал серьезное противодействие милитаризации СС во время объявленного Гитлером в 1935 году призыва. В 1938 году он был отправлен в отставку за то, что женился на проститутке, на которую в полиции было заведено досье.

Вернер фон Фрич был назначен командующим сухопутными войсками в 1934 году вопреки воле Бломберга. В армейских кругах циркулировали слухи о том, что Фрич и его начальник штаба Бек, позднее участвовавший в заговоре армейских чинов против Гитлера, возражали против широкомасштабной призывной кампании, однако, несмотря на это, Гитлер продолжал доверять обоим. Слухи эти распространял Гиммлер, а Геринг, который хотел сам командовать армией, был готов ухватиться за любую возможность, чтобы очернить Бломберга и Фрича. Берлин полнился тревожными сплетнями о путче и контрпутче и буквально гудел, как растревоженное осиное гнездо.

Девятнадцатого января 1935 года Бломберг, пытаясь восстановить дружеские отношения с нацистской политической верхушкой, пригласил Геринга и Гиммлера выступить перед верховным армейским командованием в Академии кайзера Вильгельма, но они воспользовались этой возможностью, чтобы дать армии понять, что путч военных будет незаконным. Тем не менее в своем стремлении ублажить Гиммлера Бломберг пошел еще дальше и в следующем месяце пригласил его выступить на собрании армейских офицеров в гамбургском отеле «Четыре времени года». Он не знал, что призыв, хотя о нем еще не было объявлено официально, был уже окончательно согласован, и Гиммлер не преминул отомстить Бломбергу, заявив, что численность СС в военное время должна быть значительно увеличена, чтобы сражаться с врагами на территории Германии, покуда армия будет действовать за границей. Только в этом случае, утверждал Гиммлер, СС сможет спасти страну от предательского удара в спину, какой был нанесен Германии в 1918 году. Говоря же об идеальных людях, зачисленных им в СС, он словно бросал вызов расовой чистоте присутствующих офицеров.

В январе 1935 года Бломберг назначил Канариса шефом военной разведки (абвера), которую Гейдрих, подробно информированный о предшественнике Канариса, хотел включить в СД, хотя тогда это едва ли было реально. Так между Гейдрихом и его бывшим флотским наставником зародились трения, отражавшие различия в подходе к использованию двух разведслужб. Впрочем, подписанное тогда же рабочее соглашение, известное как «Десять заповедей», разграничивало сферы деятельности СД и абвера. Канарису на откуп был отдан военный и неполитический шпионаж, так что внешне дружеские отношения были восстановлены. Гейдрих даже стал снова навещать Канариса дома и играть на скрипке для его жены, но это продолжалось недолго. Адмирал начал опасаться бывшего подчиненного, пользовавшегося неограниченным влиянием на Гитлера, и стал собирать тайную информацию о деятельности Гиммлера и Гейдриха, используя для этого шефа берлинской полиции Хельдорфа и других.

Между тем интересы Гиммлера больше не ограничивались одной Германией. Он все больше думал о немцах, живущих за границей, и в 1936 году заключил с Эрнстом Боле, возглавлявшим зарубежную организацию нацистской партии, соглашение о распространении нацизма за пределами рейха, а также об организации шпионажа, что обеспечивало СД разветвленной сетью зарубежной агентуры. Это бесцеремонное вторжение в сферу деятельности, относившуюся скорее к ведомству Канариса или к министерству иностранных дел, привело к возникновению довольно странного дела о заговоре Тухачевского против сталинского режима, в котором решающую роль сыграли поддельные документы, подброшенные советскому правительству службой Гейдриха.

Маршал Михаил Тухачевский был тогда заместителем народного комиссара обороны СССР. Он же являлся главным действующим лицом в советской делегации, подписавшим в 1926 году протоколы об использовании Советским Союзом немецких военных специалистов. Суть истории, реконструированной на основании показаний и свидетельств ее участников¹⁶, заключается в следующем. В конце 1936 года Гейдрих получил сведения о заговоре против Сталина, который якобы составили Михаил Тухачевский и другие военачальники из советского верховного командования. Использовать эту информацию можно было двумя способами: либо поддержать заговор, либо предоставить Сталину информацию о нем в такой форме, чтобы за измену было арестовано как можно больше высших командиров Красной Армии. Канарис, также знавший о заговоре, поддерживал первый вариант и предлагал перейти ко второму, только когда ситуация будет максимально этому благоприятствовать, но Гиммлер и Гейдрих настаивали на немедленном разоблачении заговорщиков. Позднее Гейдрих утверждал, что Гитлер сам санкционировал подделку соответствующих документов сотрудником СД Берендсом и одним работавшим на немцев русским политическим агентом. Эти документы, впоследствии фигурировавшие на закрытом процессе в Москве в 1937 году в качестве вещественных доказательств и содержавшие подписи не только советских военачальников, но и германских офицеров, с которыми те якобы находились в контакте, были проданы Гейдрихом Сталину через установленных агентов НКВД в Германии. Говорят, будто за доказательство измены своих военачальников Сталин заплатил 3 миллиона рублей золотом, но пометил деньги, рассчитывая, что немцы используют их для оплаты своих агентов в России и это поможет разоблачить шпионов СД. Позднее возникла еще одна версия, согласно которой Сталин сам спланировал всю операцию против Тухачевского и близких к нему людей, а СД воспользовалась, чтобы получить через германскую спецслужбу необходимые доказательства их вины.

Завершающий этап в становлении власти Гиммлера наступил только летом 1936 года. Незадолго до этого законодательным актом прусского парламента от 10 февраля был юридически признан особый статус гестапо. В этот документ был включен пункт, согласно которому судебные органы лишались права опротестовывать действия и решения гестапо. Затем рядом указов, первый из которых вышел в свет 17 июня, Гиммлер был утвержден шефом полиции Германии, но этот пост все еще был отделен от поста рейхсфюрера СС¹⁷.

Новое назначение Гиммлер отметил с помощью причудливой церемонии, устроенной им 2 июля в тысячелетнюю годовщину со дня смерти Генриха I – поборника германской экспансии на Востоке. Церемония прошла в основанном Генрихом Кведлинбурге – небольшом городке в Гарцских горах. Вознося хвалу «величайшему из когда-либо существовавших немцев» (так охарактеризовал Генриха I Гюнтер д'Алькуен, которому было поручено описать церемонию для потомков), Гиммлер называл его «умным, осторожным, упорным политиком», нарочно выбирая выражения, которые, как ему казалось, могли быть отнесены и к нему самому. Воспользовавшись благоприятной возможностью, он не удержался от выпада против церкви, упомянув о том, что именно Генрих запретил духовенству вмешиваться в государственные дела. Свою речь Гиммлер завершил напоминанием о том, что ставший основателем германского государства саксонский герцог, известный как Генрих Птицелов, «никогда не забывал, что сила немецкого народа заключена в чистоте его крови»¹⁸.

В своей статье, опубликованной в том же году, Гиммлер вновь доказывал читателям, к которым запросто обращался как к «братьям-крестьянам», что драгоценное наследие крови должно сохраняться и поддерживаться в германской расе с помощью силы.

«Я, рейхсфюрер СС, – писал Гиммлер, – сам являющийся крестьянином по наследию, крови и плоти, хотел бы заявить вам, немецким крестьянам: идея чистоты крови, с самого начала поддерживавшаяся СС, была бы обречена, не будь она неразрывно связана с ценностью и святостью почвы».