что статус высокопоставленного руководителя скверно сочетается с наличием поместья, по необходимости превращенного в куроводческое хозяйство, к тому же не очень успешное. Продав имение в Вальтруде– ринге, Гиммлер перевез жену и детей (к пятилетней Гудрун прибавился приемный сын Герхард) в Линденфихт, расположенный невдалеке от Гмунда на берегу прекрасного озера Тегернзее1. После того как в апреле 1934 года Гиммлер принял на себя руководство гестапо, он перенес свою официальную резиденцию в Берлин и обосновался на вилле в Далеме – фешенебельном пригороде, где жил также Риббентроп. Берлинская штаб-квартира Гиммлера находилась на Принц-Альбрехтштрассе, где Геринг с самого начала разместил гестапо; штаб Гейдриха располагался неподалеку на Вильгельмштрассе.
Между тем семейная жизнь Гиммлера оставляла желать лучшего. Не питая сильных чувств к женщине, на которой женился, он был страстно предан лишь своей работе, что и привело к окончательному охлаждению отношений между супругами, хотя до официального разрыва дело так и не дошло2. Большую часть времени Гиммлер проводил теперь в Берлине; что касалось Марги, то она продолжала жить в Гмунде, в доме, который приверженный буржуазным условностям Гиммлер до конца жизни называл своим семейным гнездом. Правда, Марга часто писала мужу, но в ее посланиях уже не было ни следа былого чувства; теперь она писала о погоде, об одежде, о делах в саду и в огороде или жаловалась на его редкие визиты: «Мы с нетерпением ждем твоего приезда… Только не привози так много бумаг и документов. Мы тоже хотим немного твоего внимания». С начала 1931 года она обращается к нему в письмах как «Mein Lieber Guter» и не забывает напомнить о деньгах на хозяйство. Марга, несомненно, была хорошей и бережливой хозяйкой, но постоянное отсутствие мужа ожесточило ее. Несмотря на стремительную карьеру Гиммлера, социальный статус Марги почти не вырос, так как она никогда не ездила с ним в Берлин и не разделяла его успехов. В октябре 1931 года Марга наивно пишет о хороших новостях для нацистов, добавляя: «Как бы я хотела присутствовать при этих великих событиях!», но Гиммлер никак на это не отреагировал, продолжая держать супругу на заднем плане. Тем не менее Марга понимала, что значит быть женой «герра рейхсфюрера СС», и вовсю пользовалась этим в повседневном общении с местными торговцами, которые, впрочем, предпочитали иметь дело с самим Гиммлером, который казался им куда меньшим снобом. Впрочем, как уже упоминалось, Гиммлер приезжал в Гмунд крайне редко, да и то только ради дочери, которую очень любил.
У Марги было две сестры – Лидия и Берта. Девятнадцатого апреля Берта получила от своего зятя официальное письмо, которое гласило:
«Мне сообщили, что ты снова побывала в нашей канцелярии, делая бестактные и чертовски глупые (saudumme) замечания. Посему запрещаю тебе (а) посещать мою канцелярию, (б) звонить кому-либо в мою канцелярию, исключая меня самого или бригадефюрера СС Вольфа… Впредь тебе следует воздерживаться от любых замечаний по поводу дел и персонала СС. Все начальники отделов ознакомлены с этим письмом. Хайль Гитлер!»
Гиммлер обвинял Берту в том, что она делала враждебные замечания о Гейдрихе и заявляла, что в его, Гиммлера, отсутствие в Берлине должна сама руководить канцелярией.
Отношения Гиммлера с родителями в их последние годы были корректными и теплыми. Он даже поручил отцу провести изыскания относительно родословной семьи. Ответ Гиммлера-старшего, написанный в Мюнхене и датированный февралем 1935 года, начинается словами: «Мой дорогой Генрих, на сей раз твой отец не обращается к тебе с просьбой, а, наоборот, сам шлет тебе кое-что полезное…» В постскриптуме к письму мать Гиммлера добавляет, что каждый раз, видя в газете его имя или фотографию, она чувствует удовлетворение и гордость, и тут же просит сына подумать о себе, не трудиться слишком усердно и поскорее навестить их в Мюнхене.
Гиммлер действительно при каждом удобном случае приезжал к родителям и катал их на служебном автомобиле, не забывая впоследствии вычесть стоимость бензина из своего жалованья.
Переезд Гиммлера в Берлин произошел примерно за месяц до внезапной яростной атаки Гитлера на Рема и его сподвижников в руководстве СА. Решение это несомненно далось фюреру нелегко, ибо, несмотря на свои амбиции и моральную нечистоплотность, Рем был человеком, к которому Гитлер все еще относился лояльно и даже питал дружеские чувства. Возможно, впрочем, что он просто его боялся. На заре своей диктаторской карьеры Гитлер старался избегать широкомасштабных насильственных действий, способных привести к непредвиденным и неконтролируемым последствиям, но Гиммлер и Геринг, твердо решившие избавиться от Рема и покончить с влиянием СА, сумели убедить фюрера, что командующий СА и его подчиненные планируют государственный переворот.
Рем и сам существенно осложнил свое положение. Используя предоставленное ему место в правительстве Гитлера, он продолжал настаивать на объединении под одним командованием отрядов СА (насчитывавших уже 3 миллиона человек) и регулярной армии, причем во главе нового образования Рем хотел видеть себя. У Гитлера, однако, были несколько иные планы. Престарелому Гинденбургу оставалось жить всего несколько месяцев, и Гитлер, планировавший стать президентом Германии после него, заключил тайную сделку с верховным командованием армии и флота, пообещав распустить СА, если вооруженные силы поддержат его на выборах. В самом деле, отряды СА больше не были нужны Гитлеру. Уличные баталии, в которых «коричнево– рубашечники» играли ключевую роль, ушли в прошлое, и наличие в государстве столь значительной, но плохо управляемой военизированной организации было чревато крупными неприятностями. На новом этапе борьбы за власть решающее значение принадлежало контролю за вооруженными силами, ради приобретения которого Гитлер готов был идти на серьезные уступки. Так, встречаясь с сэром Джоном Саймоном и Энтони Иденом, посетившими Германию 21 февраля в ранге государственных министров, он пообещал демобилизовать две трети СА и позволить союзным державам инспектировать оставшуюся треть.
Чтобы очернить Рема и других командиров СА в глазах Гитлера и доказать, что они состоят в заговоре с другими признанными диссидентами (вроде Шлейхера, которого Гитлер сменил на посту канцлера, и Грегора Штрассера, попытавшегося в 1932 году вывести радикальное крыло нацистской партии из-под власти Гитлера и с тех пор жившего в уединении), пришлось обратиться к досье Гейдриха. И, как и следовало ожидать, это принесло свои результаты. Согласно показаниям гитлеровского министра внутренних дел Фрика на Нюрнбергском процессе, именно Гиммлер, а не Геринг, был тем человеком, который убедил Гитлера прибегнуть к решительным действиям3.
Так в карьере Гиммлера наступил новый этап. Пока Гейдрих в Берлине готовил для Геринга списки подлежащих аресту членов СА, он потратил несколько недель, разъезжая по основным местам дислокации подразделений СС и выступая перед личным составом с призывами сохранять верность фюреру. Шестого июня СД Гейдриха была объявлена Гитлером официальной разведслужбой партии, которой каждый лояльный гражданин был обязан предоставлять всю необходимую информацию. Лидеров СА в Берлине и на юге держали под постоянным наблюдением.
Постепенно ход событий, завершившихся кровавой кульминацией 30 июня 1934 года[4], начал ускоряться. Гитлер приказал Рему предоставить всем его штурмовикам месячный отпуск с 1 июля; сам же Рем с согласия Гитлера отбыл 7 июня в Баварию – в отпуск по болезни, как гласила официальная версия. При этом он, однако, сохранял формальные контакты с Гитлером, который обещал посетить его для обсуждения положения 30 июня.
Но Гиммлер не сидел сложа руки. После совещания с Гитлером, прошедшего в Берлине 20 июня, он неожиданно заявил о покушении на свою жизнь. По словам Гиммлера, в него стреляли, когда, сидя за рулем своей машины, он направлялся на похороны первой жены Геринга Карин, которые должны были пройти в названном в ее честь загородном поместье Каринхаль, где Геринг выстроил роскошную усыпальницу4.
На Нюрнбергском процессе Эберштейн упомянул о том, что «дней за восемь до 30 июня» Гиммлер вызвал его к себе и, сообщив, что Рем планирует государственный переворот, приказал держать эсэсовцев в казармах в состоянии «тихой готовности». Эберштейн также дал показания, касающиеся нескольких казней, совершенных по приказам Гейдриха:
«В тот день, 30 июня, ко мне обратился полковник СС Бойтель, имевший на руках секретный приказ, полученный из аппарата Гейдриха. Бойтель был молод и не знал, что ему делать, поэтому он пришел ко мне за советом, как к старшему. В приказе были поименно перечислены тридцать восемь человек. Из постскриптума следовало, что некоторые из этих людей должны были быть арестованы, а некоторые –
