от Господа Бога, ибо «сердце царево в руце Божией». Итак, вы принимаете предложение о беспрепятственном пропуске?

— Разумеется, — ответил Эвендел, — и, если я не говорю сейчас о благодарности за вторичное спасение моей жизни, это вовсе не значит, что я не ощущаю ее всею душой.

— А как же гарнизон Тиллитудлема? — спросил Мортон.

— Будет выведен в соответствии с вашими требованиями, — ответил Эвендел. — Я уверен, что майору не справиться с бунтом драгун, и я содрогаюсь при мысли о последствиях, к которым повела бы выдача обеих леди и почтенного старого джентльмена этому кровожадному негодяю Берли.

— В таком случае вы свободны, — сказал Мортон. — Приготовьтесь к отъезду. Несколько человек, которым я вполне доверяю, проводят вас за наши аванпосты.

Оставив лорда Эвендела, изумленного и обрадованного этим неожиданным освобождением, Мортон поспешно отобрал несколько человек из отряда милнвудских стрелков. Все они были верхами и вооружены до зубов, каждый вел в поводу запасного коня. Дженни, успевшая помириться с Кадди за ужином, ехала по левую руку от этого доблестного кавалериста. Вскоре у того дома, где содержался в заключении лорд Эвендел, послышался конский топот. Двое неизвестных ему людей, войдя в помещение, сняли с него оковы и, проводив вниз по лестнице, помогли сесть на коня. Он оказался посредине небольшого отряда, пустившегося крупною рысью по направлению к Тиллитудлему.

Когда они добрались до этой древней твердыни, сияние луны сменилось рассветом, и на массивной, вздымавшейся темной громадою замковой башне заиграли первые бледные лучи солнца. Отряд остановился, не решаясь приблизиться к стенам крепости из опасения, как бы ее защитники не открыли огня. К воротам направился один лорд Эвендел, за которым в некотором отдалении следовала Дженни Деннисон. Подъехав к воротам, они услышали во внутреннем дворе шум, грубо нарушавший величавую безмятежность летнего утра. Слышались крики и брань, потом раздались пистолетные выстрелы — было очевидно, что бунт уже успел разразиться. У ворот на часах стоял Хеллидей. Услышав голос лорда Эвендела, он встретил своего офицера радостным восклицанием и сразу же пропустил его в замок. Появление лорда Эвендела поразило взбунтовавшихся солдат как гром среди ясного неба. Чтобы привести в исполнение свой план и захватить крепость, они хотели разоружить и обезвредить майора Беллендена, Гаррисона и всех, кто пытался оказать им сопротивление.

С прибытием лорда Эвендела все изменилось. Он схватил за шиворот Инглиса и, приказав двум драгунам арестовать и связать его, как предателя, объявил остальным, что только беспрекословное повиновение избавит их от сурового наказания. После этого он велел людям построиться. Они тотчас же выполнили его приказание. Он распорядился положить на землю оружие. Какое-то мгновение они колебались, но привычка к дисциплине вместе с уверенностью, что их офицер, действуя с такой смелостью и решительностью, должен располагать оставшейся за воротами вооруженною силой, заставили их подчиниться.

— Уберите оружие, — сказал лорд Эвендел, обращаясь к сбежавшимся слугам, — они его не получат, пока не научатся пользоваться им, как подобает, употребляя на дело, ради которого оно им было доверено. А теперь, — продолжал он, повернувшись к бунтовщикам, — марш из замка! И поторапливайтесь! Противник, заключив перемирие на три часа, согласился предоставить их вам, чтобы вы немедленно убрались отсюда. Отправляйтесь по дороге на Эдинбург и ждите меня у Мурской гостиницы. Считаю излишним предупреждать, чтобы по пути следования вы не позволяли себе никаких насилии над местными жителями; да вы и так в вашем положении не станете навлекать на себя общую ненависть. Докажите своею покорностью, что намерены искупить преступление, совершенное нынешним утром. Обезоруженные солдаты молча удалились с глаз своего офицера и, покинув замок, двинулись по направлению к месту встречи; они торопились уйти подальше от Тиллитудлема, так как боялись столкнуться с повстанцами, которые, видя их беззащитность, охотно отметили бы им за былые насилия и бесчинства. Инглис, которого Эвендел решил наказать со всей строгостью, остался под стражею в замке. Хеллидей своим поведением заслужил похвалу начальства, и ему были обещаны нашивки капрала. Поспешно сделав эти распоряжения, лорд Эвендел подошел к майору, которому казалось, что все это он видит во сне.

— Дорогой майор, нам придется сдать крепость.

— Выходит, что этого все-таки не избежать? — спросил майор. — А я-то надеялся, что вы привели с собой подкрепление и доставили продовольствие.

— Ни одного человека, ни фунта провианту, — ответил молодой лорд.

— И все же я счастлив, что вижу вас целым и невредимым, — сказал добрый старик. — Нам вчера сообщили, что эти разбойники-псалмопевцы посягают на вашу жизнь, и я каких-нибудь десять минут назад построил мерзавцев драгун, чтобы ударить на штаб-квартиру Белфура Берли и вырвать вас из этого ада, но этот пес Инглис, вместо того чтобы выполнить приказание, учинил самый что ни на есть настоящий бунт. Но что же нам следует делать?

— Я не располагаю выбором, — сказал лорд Эвендел, — я пленник, отпущенный под честное слово и направляемый в Эдинбург. Вы и обе леди должны, по-моему, ехать туда же. Благодаря сердечному участию и заботам нашего друга я имею беспрепятственный пропуск и лошадей для вас и всех, кто отправится вместе с вами; но, Бога ради, не мешкайте; вы не в состоянии удерживать замок, имея в своем подчинении всего семь или восемь защитников, и к тому же совершенно без продовольствия. Вы сделали более чем достаточно, чтобы спасти вашу честь и дать время правительству стянуть отовсюду войска. Держаться дольше и излишне и невозможно. В Эдинбург прибыли англичане, и они в ближайшие дни выступят к Гамильтону. Мятежникам недолго владеть Тиллитудлемом.

— Раз вы так думаете, — сказал старый воин, тяжко вздохнув, — я знаю, вы не станете советовать бесчестные вещи, — мне только остается, что подчиниться необходимости; бунт этих негодяев действительно сделал невозможной дальнейшую защиту крепостных стен. Гьюдьил, пусть служанки известят обеих леди обо всем происшедшем, и чтобы все было готово к незамедлительному отъезду? Но если б, оставаясь за этими древними стенами и превратившись от голода в мумию, старый Майлс Белленден мог быть полезен своему королю, он не ушел бы отсюда, пока в нем теплится хоть искорка жизни.

Дамы, взволнованные вестями о бунте, охотно согласились с решением майора. Леди Маргарет не смогла, впрочем, удержаться от стенаний и вздохов, имевших, как всегда, отношение к пресловутому завтраку, которым его священнейшее величество король Карл почтил ее старый замок, оставляемый теперь на разграбление шайке мятежников. Приготовившись к отъезду, прежде чем стало настолько светло, чтобы можно было явственно различать окружающие предметы, обе леди, майор, Гаррисон, Гьюдьил и остальные слуги сели на лошадей, найденных по соседству или приведенных Эвенделом, и под охраною четырех повстанцев направились прямо на север. Остальные мятежники из числа тех, кто сопровождал лорда Эвендела в Тиллитудлем, вступили во владение покинутым замком, получив приказание тщательно оберегать его от грабежей и бесчинств. И когда взошло солнце, над главной замковой башней зареяло алое, с голубою каймой, знамя шотландского ковенанта.

Выехав из Тиллитудлема и миновав аванпосты повстанцев, всадники ненадолго остановились в небольшом городке Босуэл, где их ожидал приготовленный по приказанию Мортона завтрак; это было в самом деле крайне необходимо для людей, изнуренных длительным недоеданием. После краткого отдыха путешественники двинулись дальше по направлению к Эдинбургу. Уже совсем рассвело; над горизонтом растекались лучи восходящего солнца. Было естественно предположить, что лорд Эвендел неотлучно находился при мисс Эдит. Однако, обменявшись приветствиями с юною леди и позаботившись о ее удобствах в пути, он занял место рядом с майором во главе небольшого отряда, передав попечение о прелестной его племяннице одному из повстанцев, фигура и черты которого были скрыты черным военным плащом и надвинутой на лоб широкополою шляпой со спадавшими на лицо перьями. Так они ехали бок о бок в полном молчании мили две, пока незнакомец не обратился наконец к мисс Белленден глухим и дрожащим голосом.

— Мисс Белленден, — сказал он, — не может не иметь друзей всюду, где ее знают, и даже среди тех, чье поведение ныне ею решительно осуждается. Могут ли они каким-нибудь способом доказать, что по- прежнему уважают ее и скорбят о перенесенных ею страданиях?