объекты, что и СМК и Т-100. На последних имеется ещё дополнительно по сорокапятке и ещё одному пулемёту, но это не качественное, а лишь количественное преимущество.

— Количество оружия и боеприпасов в бою — не безделица.

— Да, но уж слишком многим для него приходится жертвовать. Удельная мощность у КВ — почти четырнадцать лошадиных сил на тонну, а у СМК — всего девять… Соответственно лучше и подвижность, и манёвренность. Двигатель на КВ — дизельный. А подвеска? Такой не имел и не имеет ни один зарубежный танк. Вообще КВ — это принципиально новый танк, шаг вперёд в развитии не только советского, но и мирового танкостроения!

— Ну это ты, пожалуй, хватил через край, — сказал нарком, улыбаясь горячности сына. — Ты расхваливаешь эту машину как коммивояжёр фирмы Котина, а не как инженер. Вижу, что на показе мне надо смотреть КВ построже, придирчивее, внимательно выслушать все другие мнения. Тебя этот Духов явно завербовал!

…Завербовал. Сказано, конечно, в шутку. Но слово нехорошее, вызывает дурные ассоциации. По личному вопросу — о работе после окончания академии — начинать сейчас разговор, пожалуй, не следует. Закон тактики — действия могут быть успешными, если они предприняты в подходящем месте и в нужное время. Как раньше говорили — в благовременьи…

Полковник Якубов в дни боевой молодости участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа. Их курсантская бригада наступала тогда на форты мятежной твердыни со стороны Лисьего Носа. Шли ночью по льду, покрытому у берега ледяной водой. Об этом наступлении родилась потом частушка:

Якубов под лёд не нырнул. У форта № 6 он — мокрый, обозлённый, упрямый — рванулся вперёд и забросал гранатами пулемёт, мешавший продвижению роты. Оледенелый неприступный форт был взят. Раненный в ногу девятнадцатилетний курсант Якубов получил за подвиг высшую в то время боевую награду — орден Красного Знамени.

…Вторично он попал в Ленинград уже после окончания Объединённой военной школы ВЦИК в 1924 году. Здесь судьба свела его, красного командира, в недавнем прошлом дремучего деревенского парня, с семьёй профессора Кирпичникова — с очень странной семьёй, в которой была бывшая фрейлина, а на положении домработницы жила родная сестра известного белогвардейского генерала. Да и та, которая ранила его сердце… Хорошо, что хоть по документам она числилась дочкой профессора, а то несдобровать бы ему несмотря на боевые заслуги.

И вот он снова ехал в Ленинград, уже полковником доцентом мотомехакадемии. Когда в конце ноября стало известно о боях на Карельском перешейке, полковник Якубов пошёл к начальнику академии и твёрдо сказал:

— Я должен быть там.

— Это, на мой взгляд, не обязательно, — осторожно возразил начальник академии, молодой, интеллигентного вида дивизионный инженер.

— Мне необходимо изучить действия танков в бою. И именно при прорыве заранее подготовленной и глубоко эшелонированной обороны.

— Для этого необязательно ехать туда. К нам поступят отчёты.

— Отчёты отчётами, а я хочу видеть и лично принять участие в боях.

— Вам надо проводить занятия, — мягко сказал начальник академии. — Мы не можем срывать учебные планы.

— Плевал я на занятия, — грубо ответил Якубов. — Я не могу учить танкистов воевать, если сам знаю танковый бой только теоретически.

— Извините, товарищ полковник, но я вынужден напомнить вам…

— Вот мой рапорт об отчислении из академии.

— Хорошо, оставьте, — сказал дивизионный инженер спокойно, но чуть-чуть побледнев. — Своё решение я сообщу вам завтра.

Решение оказалось не таким, как ожидал Якубов. Ему выдали командировочное предписание в Ленинград, в штаб 7-й армии, «для выполнения служебного задания».

В штабе 7-й армии полковнику Якубову предложили остаться в оперативном отделе, но он решительно отказался, попросив направить его в действующую танковую часть. И в тот же день вечером, не заехав даже на ленинградскую квартиру (жена просила навестить Зинушу, но полковник недолюбливал её), выехал на попутном грузовике в 35-ю легкотанковую бригаду, сражавшуюся на Карельском перешейке.

Проезжая по шоссе мимо Лисьего Носа, Якубов хмуро посмотрел туда, где в вечерних сумерках смутно угадывался морской берег и пустынное пространство залива. Вид этих мест будил не очень приятные воспоминания. Штурм крепости 8 марта для беззаветных юных курсантов кончился плохо. Якубов, сурово нахмурясь, отвернулся от берега…

Штаб 35-й бригады размещался в одном из домов небольшого, засыпанного снегом лесного посёлка. Здесь Якубов узнал, что знакомый ему по академии командир бригады полковник Кошуба тяжело ранен и отправлен в госпиталь.

Начальник штаба, худощавый, усталого вида подполковник, сообщил ему, что на завтра запланировано наступление и предложил познакомиться с работой штаба. Но Якубов попросил направить его в один из батальонов.

— Я прибыл для изучения действий танков в бою, — пояснил он. — Значит, должен быть там, где действуют танки. А работа штаба мне достаточно хорошо знакома.

В первом батальоне, куда Якубов с трудом добрался уже ночью в сопровождении одного из офицеров штаба, произошло несчастье: час назад осколком в голову был убит командир батальона. Якубов попросил соединить его со штабом бригады.

— Говорит полковник Якубов, — внушительно сказал он. — Кто у телефона? Лейтенант Буков? Слушайте, лейтенант Буков. Доложите начальнику штаба, что убит командир первого батальона капитан Карпенко. Что? Доложите, что в командование батальоном временно вступил полковник Якубов. Ясно? Всё!

И положил трубку.

Атака началась в шесть ноль-ноль, когда едва посветлел на востоке край тёмного неба и забрезжил тусклый рассвет. Из темноты на фоне белого снега выступили обгоревшие деревья, окружавшие обширную