— Унхан Магарас умер нынче ночью, — сказал я, когда он наконец успокоился.

Сэр Атва Ачуани оживился необыкновенно. Глаза засияли, разбежавшиеся в разные стороны черты внезапно собрались в умное, осмысленное и чрезвычайно привлекательное лицо, даже узор на лоохи, похоже, стал ярче, и я подумал, что зря вот так сразу счел, что у него нет ни вкуса, ни фантазии. Для человека, сидящего в гостях у родного брата, то есть практически у себя дома, его наряд был не так уж плох.

— И что? — нетерпеливо спросил он. — Все получилось?

— Еще как, — заверил его я. — Прекрасный вышел призрак. Хохочет и жрет, жрет и хохочет. Причем так заразительно, что все вокруг тоже начинают жрать и хохотать, — а вот это уже проблема. Мы с сэром Кофой нынче в «Зеленом супе» целую коробку умпонских пилюль от обжорства извели.

— Слаб желудками нынешний народец, — презрительно отмахнулся сэр Атва. — Вот в прежние времена сутками могли обжираться, и хоть бы что.

— Я те времена не застал. Однако уверен, дело в том, что повара тогда колдовали. А теперь — почти нет. Поэтому пища стала тяжелее, — заметил я.

— Ваша правда, сэр Мелифаро. Так вы говорите, призрак господина Магараса не только смеется, но и ест? Не притворяется, не имитирует, а жует и глотает?

— Своими глазами видел, как он кусал колбасу.

— Отлично! Я не был уверен, что это получится.

— Слушайте, а почему он так действует на окружающих? — спросил я. — В смысле, почему все остальные тоже начинают жрать и хохотать?

— Хотите правду? Понятия не имею, — усмехнулся сэр Атва. — Но подозреваю, это просто побочный эффект заклинаний, даровавших ему чудесную способность жрать колбасу. Клиент, видите ли, всегда ценил хорошую еду превыше прочих наслаждений и мечтал продолжить в том же духе после смерти. Заплатил столько, что было бы свинством с моей стороны хотя бы не попытаться. Я, помню, столько заклинаний наворотил в надежде, что какое-то да поможет… Ну что тут скажешь, рад за него. И за горожан — не так уж плохо они провели время. А вот за вас — не очень. Зря вы на Левый берег ехали. Все это я проделал в ту пору, когда Кодекс Хрембера еще в страшных снах своим будущим создателям не снился.

— Ну и что, — ответил я, придвигая к себе следующий стакан. — Я же не арестовывать вас приехал, а лично убедиться, что дело давнее и можно не носиться по городу, разыскивая неизвестного мастера. А вместо этого, к примеру, выпить с вами вина. А вы говорите — зря… К тому же сэр Кофа просил передать, что, по его расчетам, рано или поздно этот Обжора-хохотун к вам заявится. Говорит, все они ходят к своим бывшим знахарям советоваться, как быть дальше.

— Вот о чем о чем, а о призраках я знаю побольше, чем сэр Кофа Йох, при всем моем к нему уважении. Как по-вашему, сколько клиентов у меня было? Впрочем, точно сам уже не скажу, после трехсотого сбился со счета. В живых сейчас хорошо если половина. И некоторые действительно заходили меня навестить. Сказать спасибо, покрасоваться перед понимающим зрителем, и все в таком духе. Но как быть дальше, спросили всего двое. Обычно призраки сами прекрасно знают, как им следует поступать. Не скажу, что их идеи всегда так уж хороши, зато самоуверенности — хоть отбавляй.

— И что вы присоветовали тем двоим?

— Как что? Отправил к твоему начальнику. Он, в отличие от меня, знает все, что им нужно. Сам к нему пойду, если, конечно, он меня переживет. Что, боюсь, весьма вероятно.

— А вы, получается… тоже?

Это, конечно, был бестактный вопрос. Но я просто не мог удержаться.

— Странно было бы не сделать для себя то, что всю жизнь делал для других, — пожал плечами сэр Атва. — Я, видите ли, много наблюдал за призраками и понял, что такая жизнь нравится мне гораздо больше, чем полная неизвестность.

— Ясно, — кивнул я. — Вы уж извините, что лезу не в свое дело.

— Профессия у вас такая — лезть не в свои дела, — отмахнулся он.

И был совершенно прав.

— Значит, если господин Магарас, то есть его призрак все-таки к вам заявится, вы отправите его к Джуффину? — спросил я.

— Конечно. Чем он хуже других?

— Отлично. Потому что именно об этом я и хотел вас попросить.

— Рад, что все так совпало. Но на вашем месте я бы на это не слишком рассчитывал. Вы просто не представляете, насколько он сейчас счастлив. И я не представляю. Только умозрительно могу предположить, каково это — после долгой жизни, унылой старости и тяжелой болезни обрести вдруг легкость, силу и неуязвимость, вернее, иллюзию неуязвимости. Но очень достоверную.

— Ну мало ли как сложится, — сказал я. — Может, господину Магарасу не понравится, что мы за ним гоняемся. А у нас просто выхода другого нет: пока призрак в Ехо, он вне закона, и ничего тут не поделаешь.

— Ох уж эти мне законы, — обреченно вздохнул сэр Атва. — Честно говоря, я не думаю, что нужны были такие жесткие ограничения на Очевидную магию. До сороковой ступени вполне могли разрешить — больших бед никто не натворил бы, а настоящему мастеру для работы вполне достаточно.

Он требовательно посмотрел на меня, как будто в моих силах было немедленно изменить положение дел к лучшему, а я почему-то ленился.

— Совершенно с вами согласен, — кивнул я. — Но, к сожалению, Кодекс Хрембера писали без моего участия. Меня тогда и на свете-то не было.

— Да уж догадываюсь, — устало зевнул сэр Атва. — Но мне от этого, знаете ли, не легче.

Радость, охватившая его при известии о новом призраке, уже ушла, лицо снова размякло, глаза погасли.

— Глупо давать вам советы, — сказал я. — Но, к примеру, мой дед, Магистр Фило, давным-давно покинул Ехо. И, судя по всему, превосходно себя чувствует. А то бы вернулся, все так говорят.

— Ну так он же из Ордена Потаенной Травы, — отмахнулся сэр Атва. Как будто это все объясняло.

Впрочем, может, и объясняло, откуда мне знать[17].

— А кто эта милая барышня, которая сейчас живет в вашем доме? — спросил я, залпом прикончив содержимое третьего по счету стакана.

Вопрос, конечно, совершенно не по теме. Но сэр Атва сам сказал, что совать нос в чужие дела — моя профессия, так что чего стесняться.

— А, Хони, — неопределенно хмыкнул он. — Считается, что она у меня в услужении. Никогда в жизни не держал слуг. Но брат с женой уговорили взять эту девицу. Дескать, нехорошо, что дом пустует, когда я живу у Кетторамы. А Хони круглая сирота из Ландаланда, оказалась в столице без медной горсти в кармане и крыши над головой, так почему бы ей не посторожить мой дом за мизерную плату. Не знаю, что такого нехорошего в пустующем доме, но иногда бывает проще согласиться, чем спорить. Барышня, надо отдать ей должное, не столь ужасна, как мне сперва показалось. По крайней мере, у нее определенно есть талант не попадаться мне на глаза, поэтому полдюжины дней мы худо-бедно уживались. А позавчера утром леди Гетти отправилась в Уандук, я, как всегда, перебрался к брату, и Хони приступила к своим непосредственным обязанностям. Сторожит мой дом изо всех сил. Хорошо сторожит, кстати?

— Неплохо, — сдержанно сказал я. Подумал и прибавил: — Да что там, просто замечательно сторожит.

— Гетти? Да, Гетти позавчера уехала, — внезапно встрепенулся молчавший все это время сэр Кетторама. — Уехала моя Гетти в Уандук! — повторил он с таким торжеством, как будто отъезд одного из супругов являлся наивысшим жизненным достижением оставшегося дома.

И снова умолк, даже на мои прощальные слова ничего не ответил. Тоже мне знаток придворного этикета.