неба, бесконечные кирпичные фасады других многоквартирных домов, горстка окошек, которые с наступлением сумерек подолгу оставались наполненными золотым светом, пылая словно костры. Ее сердце радовалось, как радовались бы и наши, при мысли, что она окружена рукотворным ландшафтом, где человек — мера всего.
Однако она избегала слишком далеко высовываться из окна, поскольку слева от нее аккуратную угловатую линию горизонта, словно зеленая разрастающаяся язва, портило скопище окутанных листвой зданий — это маячила громада Города Сотни Вод… Капуцина словно бы знала, какая ужасная судьба ожидает ее там — хотя ее отвращение было всего лишь нормальной реакцией дочери пригорода, поставленной лицом к лицу с необузданной природой.
Она была очень милой девчушкой, и все остальные диссиденты любили ее — все те, кто скрывался среди бетонных площадок, сгоревших магазинов и покосившихся коттеджей после того, как наступила Революция и пришли Садовники, загнав всех обитателей большого города в тесные границы Кольца, где по улицам бежали ручьи, из окон росли деревья, а люди жили в рабстве у природы. Больше всего Капуцина любила зонтаги[76], когда сестра возила ее по пригородам в старом электромобиле — Мэрин всю неделю заряжала его при помощи аккумуляторов, выдранных из остатков старой электросети. Это напоминало девочке те истории, что рассказывала ей сестра о старых добрых временах — когда можно было съездить на машине в магазин на углу и купить там продукты, завернутые в гладкую блестящую целлофановую упаковку или уложенные в разноцветные банки и коробки.
Такой способ выглядел гораздо приятнее, чем выискивать в руинах мятые консервные банки или торговаться с фермерами, что подъезжали порой к окраинам города, предлагая свою вывалянную в грязи продукцию. В святая святых своего сердца Капуцина искренне и горячо желала возвращения тех чудесных времен, когда неограниченное потребление было законом жизни.
Ну и вот, случилось так, что возлюбленным Мэрин оказался доблестный Лесоруб из Города Сотни Вод — один из тех, что сражались с коварными Волками, рыскавшими по улицам внутри Кольца. Нравилось ли Мэрин дело больше, чем человек, или человек больше, чем дело — об этом в этой истории не говорится. Но мы можем считать, что она любила человека из-за его преданности делу.
Как бы то ни было, ее любовь была достаточно велика, чтобы вместить и то, и другое, и она дала клятву помогать ему в его борьбе. Воспользовавшись материалами с покинутой фабрики, она изготовила для Лесорубов батончик пластиковой взрывчатки, что они вряд ли смогли бы сделать внутри Кольца, в сердце Города — где даже необходимые для хозяйственных надобностей химикалии выдавались Псами и Лисами скупо и неохотно.
Чтобы доставить Лесорубам взрывчатку без излишнего риска, что дело раскроется, Мэрин решила использовать Капуцину. Ее маленькая сестричка была как раз в подходящем возрасте: достаточно взрослая, чтобы ей можно было поручить серьезное дело, но пока еще достаточно маленькая, чтобы не быть заподозренной в чем-то большем, чем детская шалость. Мэрин объяснила ей, что она должна делать.
— Вот, смотри. Капуцина, — сказала она. — Эту корзинку ты отнесешь в Город. Чтобы тебя пропустили в Кольцо, ты скажешь, что хочешь навестить нашу бабушку Кунигунду — что ты несешь ей снедь, которую мы испекли для нее.
Не поймите меня неправильно: Капуцина была храброй маленькой девочкой, однако Город приводил ее в ужас. Она отказалась. Пускай ее старшая сестра идет сама — она и так довольно часто туда ходит, чуть ли не по два раза в месяц, чтобы обнять своего возлюбленного. Почему бы ей не пойти и на этот раз?
Мэрин терпеливо объяснила, что сама она находится под наблюдением. Волки уже вырастили ее лицо на листьях своих файловых деревьев; ее подозревают в связях с Лесорубами. Если увидят, что она идет в Город с пакетом в руках, ее тут же обыщут, обнаружат взрывчатку и арестуют. Капуцина, с другой стороны, никогда не бывала внутри Кольца, и она достаточно мала, чтобы ослабить бдительность Волков. Одного раза хватит — получив образчик новой взрывчатки, Лесорубы, убедившись в ее эффективности, потом сами позаботятся о том, чтобы переправить в Город остаток.
— Но Город… — запротестовала Капуцина. — Там так темно; и потом, все эти деревья и зелень…
— Ты уже достаточно взрослая, чтобы не бояться растительности, — твердо сказала Мэрин. — Помни об одном: под всей этой травой и землей лежит асфальт, бетон и брусчатка — прочные и надежные, как здания; совсем как здесь. Когда-то, до того, как Садовники пришли к власти, Город был в точности таким же, как пригороды — чистым, строгим и твердым. И он по-прежнему остается таким — там, внизу. Ты всегда должна помнить это.
— А что, если Волки схватят меня?
Мэрин недовольно хмыкнула, а потом вкрадчиво сказала сестре:
— Послушай, Капуцина, клянусь тебе, что у тебя все выйдет просто отлично, так что не волнуйся. А если ты сделаешь это для меня… Ты помнишь, я всегда говорила, что не разрешу тебе курить, пока тебе нет тринадцати?
— Да, — ответила Капуцина с нарастающим волнением.
— Так вот: если ты сделаешь это для меня, то выкуришь свою первую сигарету сразу же, как только вернешься домой.
— О, Мэрин! Это правда?!
Так Капуцина в конце концов позволила себя уговорить. Сестра до глубокой ночи засыпала ее предостережениями и советами, а потом отослала в постель — оставалось всего несколько часов до того времени, когда девочка должна была уходить.
Капуцина отправилась в путь рано, пока еще не стало слишком жарко. Она шла по растрескавшейся асфальтовой дороге, ведущей в Город; откосы насыпи с обеих сторон были завалены ржавыми остовами разбитых машин, но сама дорога содержалась в порядке. Девочка повесила корзинку на руку, стараясь выглядеть веселой и невинной, как и наказывала ей сестра.
Ей было сказано столько всего, что голова у нее гудела. Мэрин предостерегала ее против Ястребов и Псов, стоящих на страже у границ Кольца, против Лис и Волков, которые могли остановить и допросить ее, когда она окажется внутри Кольца. Старшая сестра объяснила, как ей следует отвечать (вежливо, так, чтобы не выглядеть испуганной и не выказывать слишком явно свою антипатию к режиму), как выбирать нужные боковые улицы, как не потеряться в лабиринте заросших кустарником зданий, так похожих одно на другое в своем революционно-зеленом уборе… Капуцина надеялась только, что ей удастся ничего не забыть.
К середине утра она добралась до Города. Другие путешественники текли из пригородов и в пригороды, толпясь среди временных построек, раскинувшихся лагерем по внешнему краю Кольца. Здесь, вдали от сурового взгляда Псов, люди торговали, играли в азартные игры и занимались другими, едва ли законными делами. Капуцина была настолько очарована всем этим (не забывайте, что она была всего- навсего маленькой девочкой), что задержалась там почти на час, переходя от палатки к палатке и заглядывая внутрь, чтобы узнать, что скрывает каждая из них.
Наконец она все же вспомнила о своей миссии и поспешила к Кольцу, обуреваемая чувством вины.
Ее смятение возродилось в полную силу по мере приближения к сердцу Города. По ту сторону речной излучины высоко вздымались к небу здания с растущими на них деревьями. Даже с этого расстояния она разглядела, что деревья растут прямо из окон высотных домов. Она вздрогнула, словно увидела что-то непристойное. Несмотря на то, что время уже близилось к полудню, центр Города был погружен в хромово- зеленый полумрак под своим лиственным покровом.
Чтобы пересечь Кольцо, ей приходилось выбирать из трех мостов. Мосты были плотно перекрыты Ястребами и Псами; кроме того, на обоих концах каждого из них были выстроены бараки, где размещались ударные отряды Быков.
Капуцина неохотно направилась к ближайшему мосту, одним глазом косясь на буйную листву Города слева от себя. На пропускном пункте ее допросил один из Псов, потребовавший, чтобы она назвала свое имя и место проживания. Он ткнул в нее короткопалой рукой:
— Куда ты идешь?
— Повидать мою бабушку. Она живет на Зонненфельсгассс.
— А что ты несешь с собой?