семейств полицейских, и у них можно буквально есть с пола.

Кажется, было довольно холодно, но я не могла заставить себя чувствовать особенное сожаление по поводу отца. Он никогда не был мне таким уж хорошим отцом — если бы было иначе, мама давала бы ему гораздо большую свободу. Я поработала с его делом, пока была на полицейском компьютере — Кэрол была бы мне благодарна за услугу, — а потом скачала себе список арестованных на сегодняшний день. Мама вряд ли пойдет в тюрьму в ближайшее время, но никогда не мешает быть в курсе событий. К тому же, кто знает — может быть, у Кэрол внезапно объявится какая-нибудь срочная работа? Такую услугу она тоже оцепит.

И она будет помнить все эти маленькие услуги, которые я ей оказала, так что когда мне исполнится восемнадцать, она прикроет меня, когда я наконец подойду к маме и расскажу ей о своих планах. То есть я хочу сказать, что «Хлопотливые руки» — конечно же, замечательная фирма, и я ужасно горжусь тем, как моя мама создала ее на пустом месте и сделала из нее такой отлаженный механизм, каким она является сейчас. Но дело в том, что я на самом деле ужасно, ужасно не люблю домашнюю работу, даже если ее делает кто-то другой. Это такая тоска!

Но зато, как мне кажется, у меня появилась настоящее влечение к доставке еды на дом.

На второй из планет-гигантов, что обращаются вокруг звезды, образующей самый кончик жала Скорпиона, в точке, расположенной на ее обширном экваторе, в лабиринте кристаллических садов, где острые осколки прозрачных, как вода, атомно-решетчатых структур впиваются в абсолютную ночь, иные меньше толщины карандаша, а другие выше небоскреба, полковник Разука, знаменитый исследователь и независимый навигатор Глубокого Космического Десанта, накрытый шлемом-пузырем, с торчащим сзади реактивным ранцем, позволявшим ему ловко лавировать среди кристаллических формаций, словно золотая рыбка в коралловых пещерах глубоких морей Дальней Тортуги, повернул свой прожектор немного вправо и, не заметив того, разбудил дремлющую там неописуемую сущность, которая, ухватившись за этот пучок лучей, переправила вверх по их потоку свое отражение, внедрив его в глубину глаза Разуки, так что он в тот же день вернулся вместе с просочившимся в его серое вещество инопланетным присутствием обратно на свой корабль, «Императрицу», где разгуливал среди команды, становясь все более и более экстравагантным в своих высказываниях и подергивающихся телодвижениях, пока внезапно — оп-ля! — из макушки его головы не вылупилась на свет мозглявая тварь с пульсирующим мозжечком и дюжиной длинных щупалец, два из которых тут же отрастили на концах обязательные выкаченные глаза, сразу принявшиеся обшаривать других членов команды на предмет подкормиться их энергией посредством запускания им в нос щупальца и вытягивания оттуда их телесной субстанции — до тех пор пока в конце концов тварь не была остановлена Роботом, Другом Человека, Исполнителем-1000, во всех отношениях напоминающим металлическое пугало с помигивающими, как елочные фонарики, глазами и болтом вместо носа, который прикончил тварь из лучевой пушки, дезинтегрировав ее в груду мокрого пепла, но не прежде того, как со всеми людьми было покончено — так что робот остался в космосе один, затерянный в пространстве, шептать всем и вся голосом, похожим на жужжание электрического консервного ножа: «Скатертью дорога!»

Мне было тринадцать лет, когда я повстречалась с королевой лис.

Моя семья только что переехала из Коннектикута в Калифорнию. Был жаркий летний день, но кондиционер в нашем новом доме не работал. Отец ушел на свою новую работу, а мать в ожидании человека, который должен был починить кондиционер, распаковывала вещи. Я хотела помочь ей распаковать коробку с посудой, но уронила на пол фарфоровую тарелку (из сервиза на двенадцать персон), и она напряженным голосом предложила мне пойти на улицу поиграть.

Я не стала спорить и вышла из дома. Задний двор был не слишком велик: небольшое пространство пожухшей травы, окаймленное пыльными кустами и цветочными клумбами. Высокий деревянный забор закрывал мне обзор во всех направлениях.

Я открыла калитку в дальней стороне забора и выглянула наружу — там была грунтовая дорога, тянувшаяся параллельно ржавым железнодорожным рельсам. Наш новый дом стоял на самом краю района новостроек, располагавшегося, в свою очередь, на дальнем краю города. По ту сторону железнодорожного полотна виднелся сад, засаженный грецким орехом — рядами деревьев с темными шершавыми стволами и гладкими светлыми ветками.

Если бы я повернула направо, дорога привела бы меня в город. Повернув налево, я пошла бы прочь от города, в неведомые земли.

Я повернула налево.

Сперва дорога шла вдоль задней ограды наших соседей, но примерно через сотню ярдов жилые кварталы остались позади. Справа от меня по-прежнему была железная дорога и ореховый сад, слева — еще один сад, а за ним открытое поле. Еще дальше дорога и рельсы подходили к небольшому ручью. Я слезла с насыпи, решив пройтись вдоль воды.

Здесь было прохладнее. Деревья бросали на долину ручья мягкую зеленую тень, камни покрывал мох, из ветвей на меня кричали сойки. Овражек свернул в сторону, и я увидела маленькую тропинку, взбиравшуюся по склону сквозь путаницу ветвей и лоз. Я вскарабкалась наверх и оказалась в лесу, где под сенью старых корявых деревьев обильно разрослись сорные травы и кустарник. Вдруг я заметила, что между стволами мелькает что-то оранжевое — цвет был ярким, неестественным, бросающимся в глаза. Идя дальше по тропинке, я приблизилась к цветному пятну и обнаружила небольшую полянку, на которой все кусты были вырублены. Под деревом с кривым, дуплистым стволом стояло большое кресло, обитое яркой материей — оранжевые ромашки на бирюзовозеленом узоре. Перед креслом располагался большой валун с плоским верхом, на котором стоял заварочный чайник с отбитым носиком. В ветвях дерева были заклинены доски, образуя полки, расположенные как попало и не особенно ровно; на них была расставлена коллекция странных предметов: банка с арахисовым маслом, мятая жестянка, фарфоровая чашка без ручки, две выщербленные тарелки и потрепанный плюшевый медвежонок.

— Какого дьявола тебе здесь надо? — раздался вдруг голос совсем рядом со мной.

Вздрогнув, я взглянула в том направлении. На нижней ветке дерева слева от меня сидела девочка примерно моего возраста, в потертых джинсах и испачканной футболке. Ее лицо было разрисовано красно- коричневой глиной — на лбу вертикальные полосы, на щеках горизонтальные. Спутанные рыжеватые кудряшки были перетянуты эластичной лентой и украшены пером голубой сойки.

— Я… Я просто проходила мимо, — запинаясь, проговорила я.

— А кто тебе сказал, что ты можешь здесь ходить? — спросила она, повышая голос. — Это частное владение.

Я почувствовала, как у меня запылало лицо.

— Прости. Я просто…

— Ты что думаешь, ты можешь ходить и совать свой нос куда угодно?

— Я уже сказала, что извиняюсь.

— Эти ребята из новостроек думают, что им принадлежит все на свете!

— Я совсем так не думала…

— Почему бы тебе просто не убраться туда, откуда ты пришла?

— Да, хорошо, — успела выговорить я, прежде чем мой голос прервался. Я повернулась, чувствуя, как