закона.
Волосы на моем затылке поднялись по стойке смирно, когда ноготь вошел на уготованное ему место; затем поверх него была наклеена полоска лейкопластыря.
(Еще одна крупица информации, братия и сестрии: в старые времена государство обычно расправлялось с инакомыслящими, избивая их до бесчувствия, швыряя их в тюрьмы или убивая. В наши дни вместо огнестрельного оружия у них тазеры и пистолеты с резиновыми пулями, или же эти звуковые системы, от которых у тебя сдавливает яйца… Государство больше не убивает и не устраивает никаких ужасов. У них теперь есть технологии, позволяющие обращаться с диссидентами вполне гуманно. И поэтому гораздо более жуткие. Ладно-ладно, прошу прощения, я уже затыкаюсь).
— Следующий! — пробурчал мой Финлей. Поднялась суматоха по расстегиванию ремней и отсоединению проводов, затем громилы вышвырнули меня из кресла. Только тут я заметил, что руки доктора расслаиваются на чешуйки — он был весь покрыт экземой, как Сибирь пнями. И он даже не надел перчаток! Он, должно быть, оставил добрую четверть своих исцеляющих рук в основании моих мозгов.
Меня поместили вместе с несколькими другими бедолагами (только мужчины) в голой клетушке, где не было ничего, кроме двух ведер — одного для воды, другого для параши.
Мы обменялись впечатлениями: кто как перенес операцию, что Вавилон будет делать дальше, сколько нам припаяют, спасет ли нас «Международная Амнистия»[55]. Однако, поговорив пару часов, все понемногу замолкли. Некоторые пытались уснуть, другие прибегли к различным медитационным техникам, чтобы успокоиться. Некоторые просто сидели, глядя в стену. Я постарался поспать, насколько это было возможно — к этому времени я уже сообразил, что укол, который мне сделали в палец, не будет действовать вечно, и скоро придет ужасная боль. Я не ошибся.
За два дня нас покормили один раз — пришел какой-то милый старикан с большой коробкой сандвичей из «Теско»[56]. Многие из них были с мясом и рыбой, но хотя нас мутило от голода, всю животную пищу мы просто выкинули. Бутерброды были просрочены на два-три дня, их предполагалось раздать бездомным, нищим и прочим обитателям первого квадранта в качестве акта благотворительности. Должно быть, управляющий нашего отдела «Cops R Us» пожаловался в Армию Спасения, что у него не хватает бюджета кормить нас.
На третий день, еще до полудня, мы предстали перед судом. Нашим адвокатом была энергичная молодая женщина с жемчужными серьгами и в костюме в тонкую синюю полоску. Она сказала нам: «Либо вы признаете себя виновными, либо проведете десять лет под следствием», т. е. в тюрьме. Признайте себя виновными, сказала она, и через несколько месяцев вы будете на свободе.
Зал суда был пуст, не считая нескольких наемных копов и судейских. Галереи для прессы и для публики пустовали. Поскольку Вавилон сбывал этот процесс под маркой великой победы над терроризмом и разрушением семейных ценностей, органы госбезопасности не допустили на слушание представителей прессы, друзей и родственников. Даже самая убедительная защита с моей стороны не убедила бы никого. Я признал себя виновным.
— Брайан Харпер, — произнес Его Честь, сверяясь с дисплеем на своем столе, — тяжкие преступления, в которых вы признали себя виновным, ни в коей мере не умаляются ошибочной и, если можно так выразиться, интеллектуально шаткой идеологией, которой придерживаетесь вы и ваши соответчики. Однако, принимая во внимание вашу относительную незрелость — вам ведь… позвольте-ка… только двадцать восемь лет, — и то, что вы в первый раз предстаете перед судом, я готов проявить снисходительность, в надежде, что, отработав срок своего приговора, вы еще сможете стать человеком…
Это звучало неплохо.
— Я приговариваю вас к трем месяцам исправительной опеки за преступное причинение ущерба, к трем месяцам исправительной опеки за участие в заговоре с целью преступного причинения ущерба, и к двенадцати месяцам за соучастие во взломе электронной системы связи. Сроки приговора будут выполняться последовательно.
Восемнадцать месяцев! Полтора года! О-о-о!!
— Все преступления были совершены по отношению к фирме «Южный Кабельный», — продолжал Его Судейство. — Соответственно, она и будет осуществлять опеку над всеми обвиняемыми по этому делу…
Это могло оказаться не так уж плохо. Потерпевшим часто бывали не нужны их приписанные, и тогда их приватизировали. Тебя могли послать дробить камни, крутить шеи курицам, собирать микросхемы… Работа на компанию кабельного телевидения вряд ли могла оказаться слишком грязной или опасной. И к тому же мы все будем вместе.
«Пограничники» начинали с того, что привязывали себя к деревьям на стройплощадках, мазали краской вызвавшие их неприязнь сооружения, чертили воззвания на подходящих для этого стенах, подливали сок терновника в замороженные обеды в супермаркетах и бегали в уличных пробках, запихивая рождественский пудинг в выхлопные трубы машин, работающих на бензине.
Вавилон знал об этом, но ему было наплевать. Вавилон знал также о самой большой удаче «Границы». За некоторое время до того, как я к ним присоединился, они запустили «Сатану» (творение Железного Джона) в систему распространения товаров «Домашний мир». «Сатана» превращал все номера лотов в единицу — номер, под которым шло подарочное издание переплетенных в кожу романов Джеффри Арчера[57]; это была именно та вещь, какую могла поставить в своей гостиной миссис Среднестатистическая Англичанка, чтобы показать гостям, что она не лишена вкуса.
Система «Домашний мир» работала в синхронном режиме. «Сатана» пробудился к жизни в воскресенье, в два тридцать пополудни, и в тот же момент все заказы во всех магазинах по всей стране — а также в виртуальном магазине «Домашний мир» — преобразовались в повторные заказы лишь на эту книгу, автоматически предъявляя поставщикам юридически обязательный договор. Состояние покойного лорда Арчера весьма выросло, а уж его издатели, кто бы они ни были, и подавно крупно разбогатели на этом деле.
«Пограничников» не арестовали за это мероприятие. Система «Домашний мир» не являлась спонсором ни одной из наших двух взаимозаменяемых правящих партий.
Мы были свинчены и приписаны за другую акцию, с кабельным телевидением. Пара наших умников предложила план: провода ведь очень уязвимы для эльфов, гоблинов и всяческой длинноногой нечисти. И вот они снарядили фургон с генератором и всеми своими магическими коробочками. Моя роль была минимальной — я должен был просто прошвырнуться по свалкам, подбирая обрезки старого коаксиального кабеля. Когда все было готово, они в три часа ночи подключились ко всем пяти нашим порно-каналам, всего лишь наложив поверх изображения титр: «СЕЙЧАС ВЫ ОСЛЕПНЕТЕ». Фургон вышел в сеть с пустыря в миле от границ ближайшей муниципальной территории, в то время как остальные наши смотрели, что выйдет, в доме у ЖД.
Это сработало.
Слушание моего дела длилось четыре минуты. На кое-кого из других ушло больше времени, поскольку они протестовали против этой пародии на суд — но большинство сразу признали себя виновными. В помещении для арестованных не хватало лишь нескольких человек, когда нам выдали еще по паре этих подержанных бутербродов, дали глотнуть бутилированной воды и запихнули нас в автобус.
В автобусе мы встретились с нашими женщинами. Последовали бурные объятия, разговоры и некоторое чувство облегчения.
Выяснилось, что: никто не попадет в тюрьму (замечательно); нас отправляют куда-то всех вместе (хорошо); нас собираются передать компании кабельного телевидения (возможно, тоже неплохо); и нас всех везут куда-то в юго-западные графства (есть места и похуже).
Рядом со мной села Мо, слабо улыбнувшись мне. Она была примерно моего возраста и пяти с небольшим футов ростом. Мо носила короткие рыжие волосы и была закутана в несколько слоев неряшливой одежды.
— Как дела? — спросила она.
Я пожал плечами.
