Старик вновь заговорил на своем странном для слуха языке. Парень сказал:
— Ему нужно было знать, какие именно тараканы у вас завелись. Он говорит, что проблем нет и с этим видом легко справиться.
Старик вышел на террасу и щелчком швырнул таракана через перила. Вернувшись в кухню, он что-то коротко произнес.
— Он говорит, это будет стоить сто долларов, — перевел парень.
На тот момент Марвин был не в том настроении, чтобы торговаться. У него до сих пор стоял во рту вкус вымоченного в кофе таракана.
— Когда он сможет начать?
— Прямо сейчас, — ответил парень. — Если вас это устроит.
Парень вышел в прихожую — Марвин подумал, что ему стоило бы послать Памелу проследить, чтобы индеец ничего не украл, но было уже слишком поздно. Тем временем старик продолжал осмотр кухни. Через несколько минут молодой индеец вернулся, неся пару нейлоновых спортивных сумок, которые водрузил на буфет рядом с раковиной. Старик кивнул, хмыкнул, расстегнул одну из сумок и принялся рыться в ее содержимом.
Пока старик копался в сумке, парень спросил:
— Какие-нибудь животные в доме есть? Собаки, кошки?
Памела покачала головой. Марвин пожал плечами:
— Нет, черт возьми!
Это была вещь, которой он не мог понять: как люди держат грязных и волосатых животных в своем доме. Имеет смысл заводить разве что хорошую сторожевую собаку — но лишь в том случае, если она будет оставаться снаружи, во дворе или вообще за оградой.
— Было бы лучше, — сказал парень, — если бы вы куда-нибудь вышли. Погуляли бы где-нибудь снаружи, пока это не кончится.
— Вот как? — ухмыльнулся Марвин. — Тебе бы это понравилось, не так ли?
Памела лягнула его в лодыжку.
— Вы будете применять какие-нибудь токсичные химикаты? — спросила она у индейского парня.
— Нет, нет, ничего похожего. — Молодой индеец показал на груду барахла, которое старик доставал из сумки. — Видите, мы даже не используем респираторы. Нет, просто… ну, просто будет лучше, если вас при этом не будет.
— Ха-ха! — сказал Марвин. — Забудь об этом, Джеронимо[45]. Придумано хорошо, но ничего не выйдет.
Парень пожал плечами.
— Как хотите. — Он повернулся и принялся расстегивать вторую сумку.
К этому времени старик уже выложил на буфет несколько связок чего-то, выглядевшего, как сушеные растения. Он выбрал четыре связки и скрутил вместе, так что получился один длинный пучок. Затем достал из сумки моток обычной белой бечевки и принялся плотно обматывать пучок от одного конца до другого, увязывая его в плотный цилиндр, размером и формой напоминавший свернутую газету. Засунув оставшиеся вещи обратно в сумку, старый индеец снова заговорил с напарником.
Парень вытащил барабанчик, похожий на большой бубен без металлических погремушек, а вслед за ним — длинную тонкую трость, один конец которой был обмотай чем-то вроде ремешка из сыромятной кожи. Он стукнул по барабану, который ответил ему коротким звонким «пу-унг», наполнившим кухню и вылетевшим за дверь в коридор.
Старик достал одноразовую газовую зажигалку, зажег ее и поднес к одному концу травяного свертка. Марвин ожидал, что последует вспышка, но трава загоралась неохотно. Старик поворачивал пучок травы, осторожно дуя на него, пока в конце концов один конец свертка не превратился в большой тлеющий красный уголь.
К этому времени дым уже поднимался над свертком густыми белыми клубами, растекаясь по потолку и заволакивая всю комнату. Марвин начал было протестовать, но затем решил, что запах не такой уж плохой. Он распознал в нем благоухание кедра — на какое-то мгновение к нему пришло воспоминание о том, как ему позволили сжечь елку после Рождества, потому что отец был слишком пьян, — и еще что-то похожее на шалфей и какие-то другие травы, названия которых он не мог даже припомнить.
«Черт возьми, — подумал он, — а ведь эту дрянь можно продавать за серьезные бабки! Особенно без ума от нового аромата для своего дома будут какие-нибудь старые леди».
Старый индеец поворачивался из стороны в сторону, махая тлеющим свертком и загоняя дым во все углы помещения. Парень принялся бить в свой барабанчик — «пу-унг, пу-унг, пу-унг, пу-унг», — а старик запел. Во всяком случае он явно считал, что делает именно это — хотя, разумеется, до Тони Беннетта[46] ему было далеко. Это была странная монотонная мелодия, в которой имелось всего с полдюжины нот, повторявшихся снова и снова, а слова вообще не походили на слова — просто бессмысленные звукосочетания наподобие тех, какие человек бормочет, когда забыл текст песни.
Как бы там ни было, Марвину Брэдшоу это никоим образом не понравилось. Он уже раскрыл было рот, желая сказать старику, чтобы тот продолжал окуривание и не заботился о музыкальном сопровождении. Но двое индейцев уже прошли мимо него, направляясь в коридор, волоча за собой дымные облака и не пропуская ни одного удара или восклицания.
— Ох, чтоб вас всех! — сказал Марвин и тронулся следом за ними, намереваясь положить конец этому бреду, пока он еще не зашел слишком далеко.
Однако Памела шагнула наперерез и загородила ему дверь.
— Марвин! — произнесла она, очень тихо, но голосом, похожим на пригоршню бритвенных лезвий.
Он узнал этот тон и этот ее взгляд. Бывают времена, когда Памелой можно вертеть как вздумается — но случаются времена, когда простые законы выживания требуют, чтобы ты отступил. У Марвина не было сомнений относительно того, какой именно момент наступил сейчас.
— Ну хорошо, хорошо, — раздраженно сказал он. — Позволь, я все же пройду; нужно же за ними присмотреть! Один бог знает, что этим краснокожим сукиным детям придет в голову спереть… кстати, у нас бар заперт?
Пение, битье в барабан и окуривание продолжалось все утро. Старик настоял на том, чтобы обойти все помещения в доме, наверху и внизу, а также погреб, чердак и гараж.
В какой-то момент Марвин задержался на лестнице, услышав голос жены. Она говорила по телефону в прихожей:
— Нет, правда, Тереза, клянусь тебе, настоящий шаман, коренной американец, и он проводит церемонию окуривания прямо здесь, у нас в доме! Это так захватывающе…
Последовала долгая пауза — во всяком случае, долгая для стандартов Памелы.
— Ох, да, — сказала она наконец, — я раньше тоже чувствовала себя виноватой из-за них, из-за всех этих ужасов, которые с ними проделывали. Но знаешь, Бабаджи нам объяснил, что на самом деле эти коренные американцы, которым сейчас приходится так тяжело — вся эта их нищета, и алкоголизм, и все прочее, — что они все просто перерожденные души белых солдат, которые истребляли коренное население в прежние времена, и теперь они так отрабатывают свою карму.
На верхнем этаже парень уже бил в барабан, а старик распевал свои песнопения, и дым скатывался вниз по ступенькам, но Марвин задержался еще ненадолго, чтобы послушать.
— Как бы я хотела, чтобы ты была здесь! — говорила Памела. — Джессика рассказала, что дала немного мелочи одному бедному бездомному чернокожему, которого она встретила в городе, а Бабаджи сказал, что давать всегда хорошо для твоей собственной кармы, но в конце концов, ведь в предыдущей жизни этот человек скорее всего был капитаном невольничьего корабля…
Радостный смех.
— Вот-вот, Тереза, то же самое говорит Бабаджи! Стоит лишь понять, как работает карма, и ты осознаешь, что буквально все, что происходит —
Марвин громко фыркнул и пошел вверх по лестнице.