имперскому праву присвоить эту марку, приносящую более двадцати тысяч марок серебром ежегодно, но прибавили из Нашей казны еще пять тысяч марок…»

Данная цитата демонстрирует мастерское обхождение Фридриха с правдой.

Да, он заплатил ландграфу Людвигу IV пять тысяч марок за участие в крестовом походе. Но за Мейсенскую марку он дал ландграфу лишь возможное наделение леном на случай, если его племянник, Генрих I Сиятельный (1221—1288 гг.), к тому времени ребенок десяти или одиннадцати лет, умрет раньше его. В действительности же Генрих I, с 1247 года тоже ландграф Тюрингский, пережил дядю на полстолетия, что вполне закономерно.

Даже если бы Генрих Сиятельный умер ранее дяди, ландграфа Людвига IV, то и тогда у императора Фридриха II почти не было возможности отказать ему в лене. Такой печальный опыт уже пережил отец Фридриха, император Генрих VI, когда в 1190 году отказал брату умершего ландграфа Людвига III (1172— 1190 гг.), ландграфу Герману I (1190—1217 гг.), в наследовании лена на Тюрингию, намереваясь прибрать лен в пользу короны. Но под давлением имперских князей императору Генриху VI пришлось разрешить ландграфу Герману I наследование лена, и он смирился с этим.

Однако высказывание императора Фридриха II создает впечатление, будто он великодушно отказался от лена, который мог бы забрать и который приносил бы ему двадцать тысяч марок серебром ежегодно. То, что он предполагает сделать с маркграфством Мейсен, было бы возможно юридически, но на практике являлось невыполнимым. Фридрих умел придавать фикциям вид действительности. Вольное обращение с правдой, лавирование между полуправдой и умолчанием стоили Фридриху доверия папы — потеря невосполнимая.

Кроме того, в Риме умели считать.

Императрица Изабелла в последние дни августа 1227 года долгое время пробыла с Фридрихом в Отранто и 25 апреля 1228 года, на месяц раньше срока, родила сына Конрада. Факт, отрицающий утверждение о смертельном заболевании императора в августе 1227 года.

Если письмо Фридриха к князьям всего мира отличала сдержанность, то теперь он сбрасывает ее покров и резко нападает на церковь в целом. 5 декабря 1227 года император пишет королю Генриху III Английскому (1216-1272 гг.):

«…Римская церковь опять воспылала горячей алчностью и охвачена столь очевидной жадностью, что, не довольствуясь церковными владениями, не стесняется отбирать у императоров, королей и князей мира сего их наследную собственность и облагать ее налогами. Король Англии является тому примером, поскольку церковь долго держала отлученным от своего лона короля Иоанна Безземельного, пока он не обязался платить оброк… Я уже не говорю о симонии, о различных и с начала времен неслыханных вымогательствах, беспрерывно осуществляемых курией и папой против духовных особ, о явных и тайных ростовщиках, притесняющих весь мир. Словами слаще меда и глаже масла ненасытные кровопийцы постоянно толкуют, будто римская курия — наша мать и кормилица, хотя она есть корень и начало всех зол…»

Кажется, мы уже перенеслись в эпоху Реформации, когда слышишь голос императора, продолжающий: «…Начало церкви проходило в бедности и простоте, когда она, как плодовитая мать, производила на свет святых… Теперь, когда церковь погрязла в богатстве, ее стены пошатнулись, а если они упадут, наступит гибель.

И Нас также — и Всевышний знает это! — они не щадят, обвиняя в преднамеренном затягивании назначенного срока, хотя Нас удерживали неизбежные и важные для Господа дела церкви и империи, не считая тягот болезни; самым важным из них было упрямство мятежной Сицилии. И Нам не казался благотворным и полезным для христианства совет отправиться в Святую землю, в то время как за Нашей спиной оставалась гражданская война. Так врач советует перевязать рану, из которой еще торчит железо.

Мир должен объединиться для уничтожения столь неслыханной тирании, представляющей всеобщую опасность».

Однако Фридрих не был человеком, способным довольствоваться лишь манифестами, хотя ему удалось предать гласности свои письма и жалобы против папы в Риме.

В Пасху 1228 он даже поднял против папы город Франджипани и принудил того, обеспечив ему свободное продвижение, покинуть Рим и искать убежища в Риети, а затем в Перуджии. В качестве ответного хода папа еще крепче привязал к себе города Ломбардии, за исключением Кремоны и еще некоторых городов. Они опять перекрыли монастырь, и императору, назначившему на ближайший март придворный совет в Равенне, опять пришлось отказаться от присутствия на нем германских князей.

Некоторые историки придерживаются мнения, что папа предпринял все возможное, пытаясь воспрепятствовать новому крестовому походу, означавшему для Фридриха прорыв вперед. Это поверхностное мнение, когда не принимаются в расчет религиозные чувства того времени. Папа хотел помешать не просто крестовому походу, а именно данному крестовому походу, крестовому походу отлученного от церкви. К тому же каждое место пребывания отлученного подвергалось интердикту. Интердикт означал запрет на богослужение, исключение совершения и принятия таинств.

Чувства набожных людей были бы глубоко оскорблены, если бы некто, преданный анафеме, некто, отвергнутый сообществом верующих, возглавил самое святое предприятие христианства — освобождение Святой земли.

Отлученный же призвал светских чиновников просто игнорировать и отлучение, и интердикт. Имеется письмо императора, которое могло быть написано как во время первого, так и второго отлучения 1239 года. Не столь важна дата, сколь образ мыслей императора:

«Мы приказываем твоей верности всех прелатов и духовных лиц твоего округа призвать на собор в какое-нибудь подходящее место и в присутствии братьев — доминиканцев и францисканцев с каким-нибудь мудрым, начитанным и убежденным мужем заботливо им растолковать: Мы, как католический князь и приверженец католической веры, имеем горячее желание, чтобы прелаты церкви, священники, монахи и мирские священники отправляли богослужения открыто в церквах в присутствии жителей, к хвале и славе Господа, основавшего на скале незыблемую священную церковь. Текстом данного напоминания мы не принуждаем никого проводить церковную службу. Между тем тех, кто не хочет ее проводить, Мы хотели бы оповестить: если они не будут выполнять своих обязанностей, то временные владения, подаренные церквам Нашими великими божественными предками в набожной щедрости, Мы, хотя бы и против Нашего желания, возьмем обратно в Наше государственное владение».

И пока все это происходило, папа с помощью городов Ломбардии вооружался для вторжения в Королевство обеих Сицилии, а в Германии добивался смещения Фридриха. Это ему, впрочем, не удалось. Вместо того чтобы усилить свое войско и вторгнуться в герцогство Сполето и марку Анкона, то есть на территорию папского государства, отлученный император отправился в конце июня 1228 года в Святую землю, оставив за спиной пылающий очаг.

Если рассматривать обстоятельства, при которых император Фридрих II начал крестовый поход, то он выглядит еще более сенсационно и неопределенно, чем его поход за королевством из Апулии в Германию. Подвергнутый анафеме и интердикту, Фридрих не мог надеяться в Святой земле на какую-либо поддержку со стороны церкви и дворянства, особенно от рыцарских орденов тамплиеров и иоаннитов, за исключением одного только Тевтонского рыцарского ордена.

В Германии из-за подрывной деятельности папских легатов возникла угроза попытки дворянства и народа освободиться от клятвы верности императору. Королевству обеих Сицилии угрожало вторжение папских войск в союзе с ломбардцами. Наверное, никогда никакой князь не отваживался на крестовый поход в столь тяжелых условиях.

Вероятно, уже на борту галеры Фридрих сообщил миру решение отправиться в Святую землю и вновь дал волю своей злобе против папы:

«В очередной раз демонстрируя очевидную бесконечность Нашей кротости, Мы идем даже дальше