Я бросил велосипед во дворе и помчался к мисс Меддлар, притормозив лишь у самой ее двери, дабы придать себе вид спокойный и выдержанный.

– О, как вы сегодня рано, Стивен Фрай.

– Правда, мисс? Да, мисс.

– И что это вы принесли? Что-то для стола природоведения?

– Да, мисс. Это… – взволнованно начал я.

– Не говорите пока ничего, мой мальчик. Давайте дождемся других учеников. Положите ваше приношение на стол и… о боже, что там такое творится?

Со стороны игровой площадки донесся буйный взрыв смеха и восклицаний. Мы с мисс Меддлар бросились к окну и, вытянув шеи, попытались разглядеть причину суматохи. И в тот же миг в комнату влетел Джимми Спид, встрепанный, весь в пятнах чернил мальчик, который всегда улыбался так, точно он был уверен, что его окружают одни сумасшедшие.

– Ох, мисс, мисс! Вы ни за что не поверите! Ни за что, никогда!

– Во что я не поверю, Джимми Спид?

– Это Мэри Хенч, мисс! Она привела на урок природоведения ослика. Настоящего, живого! Такой красивый, не знаю только, как он поместится на столе.

– Ослик! – Мисс Меддлар порозовела от волнения, разгладила на себе юбку и метнулась к двери. – Ослик. Боже милостивый!

Я взглянул на моего кротенка и залился слезами.

В самом конце недели, когда все в школе начали наконец говорить не об одной только Мэри Хенч с ее осликом, мистер Кетт подошел ко мне на игровой площадке и отвел в сторонку.

– Приветствую вас, молодой человек, – сказал он. – Что-то вы ходите как в воду опущенный, если позволите мне так выразиться.

– Правда, сэр?

– Правда, сэр, – отозвался он. – Помню шутку, которую я слышал мальчиком на рождественском представлении. Про Золушку. В Дереме, за много лет до войны. Одна из ее плохих сестер сказала: «Когда на меня нападает тоска зеленая, я покупаю себе новую шляпку». А другая плохая сестра ответила: «Так вот почему они у тебя все болотного цвета». Как сейчас помню.

Правда, при его мягком норфолкском выговоре это выглядело немного иначе: «…как сищас».

– Итак, – продолжал он, опуская ладонь мне на плечо. – Что же именно погрузило в тоску зеленую вас?

– Да так, ничего, – ответил я, – просто…

– Мне вы можете довериться, молодой человек. Если это тайна, от меня ее никто не услышит. Двадцать лет назад один мальчик открыл мне удивительную тайну. Знаете какую?

– Нет, – заверил его я, мгновенно воспрянув духом. Больше всего на свете я любил удивительные тайны. – Какую?

– Не скажу, – ответил мистер Кетт. – Это же тайна. Видите? Вот как хорошо я умею хранить их.

– А. Ну, понимаете, дело в том…

И из меня потоком полились путаные описания краха, разочарования, гнева и отчаяния, которые пожирали меня изнутри после поражения, нанесенного мне Мэри Хенч и ее распроклятым ослом.

– Понимаете, он был такой замечательный… такой совершенный. И лапки совершенные, и нос, и шкурка. Лучший крот на свете. Хоть и мертвый. В любую другую неделю я получил бы звезду. Да не в звездах дело, а в том, что я ни разу ни одной по природоведению не получил. Ни одной. Никогда.

– Зато у вас множество звезд по правописанию, не правда ли? Так говорит мисс Меддлар.

– Да ну, правописание

– Я видел вашего крота. Очень хороший крот, тут и сомневаться не приходится. Вам следует гордиться им.

Под вечер того же дня, когда завершились занятия, я подошел к столу, на котором покоились творения живой природы, взял уже немного подпорченного временем крота и завернул его в носовой платок.

– Это что же, наш крот покидает нас? – спросила мисс Меддлар с проблеском, как мне показалось, надежды в голосе.

– Да, наверное, – вздохнул я. – Видите ли, он немного… н у, вы понимаете.

На середине дороги домой я прислонил велосипед к ограде и развернул платок, решив предпринять научное исследование природы разложения. Шкурка крота, некогда столь плюшевая и красивая, теперь потускнела, пошла пятнами и кишела поблескивающими белыми клещами. Какое-то черное насекомое, сидевшее в мокрой сердцевине кротового тельца, смакуя ее липкую жижу, казалось, вдруг увидело меня или, по крайней мере, увидело дневной свет, возможность выбраться на волю. Яро взмахнув крылами и прерывисто зазудев, точно заводная игрушка, оно влепилось прямо мне в глаз. Я взвыл и уронил объект исследования. А летучая тварь, кем бы она ни была, взвилась в воздух и полетела над полями.

Почувствовав, что лодыжки мои мокры, я опустил на них взгляд. Крот упал мне на сандалии и словно взорвался там, расплескавшись по носкам и ступням. Я завопил и завизжал от страха и отвращения и заскакал на месте, обмахивая платком голени – так, словно их охватило пламя.

Все было слишком ужасно, природа была слишком ужасна. Природа воняла, хлюпала и выблевывала слизь, червей и разорванные кишки.

Думаю, я впервые ощутил тогда потребность не быть. Не умереть и уж тем более не покончить с собой – просто не быть. Этот мерзкий, враждебный, уродливый мир для меня не годился – как и я для него. Мир был чужд мне, а я ему.

Ошметки крота лежали рядком вдоль изгороди. Я обтер ноги чистым когда-то, немного хрустким льняным носовым платком, а после поднял его к небу. Они здорово походили друг на друга, платок и вечереющее небо. Кусок полотна и небеса, покрытые пятнами чернил и крови. С тех пор отчужденная недоброжелательность определенной разновидности заката неизменно вгоняет меня в испуг.

– Боже милостивый, – сказала мама. – Откуда этот запах, дорогой?

– От дохлого крота, а ты думала откуда? – сварливо ответил я и затопал по лестнице вверх.

– Ну, тогда тебе лучше поскорее помыться.

– А я, по-твоему, куда иду? Лезу наверх, чтобы… в… в крокет поиграть?

Отповедь не из лучших, но ничего ядовитее я придумать не смог.

О природоведении я в тот уик-энд больше не помышлял. Лил дождь, позволявший мне спокойно сидеть под крышей и на природу никакого внимания не обращать.

И только в понедельник утром, катя, как обычно, на велосипеде в школу, я сообразил, что у меня нет ничего для еженедельной демонстрации наших достижений.

Палка, подумал я. Можно отличнейшим образом принести в школу палку. Не хотите крота, получите палку. Палки тоже бывают интересные. Природа, знаете ли, не из одних только ослов, помета выдр, яиц крачки, бобровых черепов и гнилостных ползучих тварей состоит. Принесу им сухую палку.

И я подобрал с земли первую попавшуюся. Самую заурядную палку. Мертвую, но безобидную, не подпорченную смертью. Да к тому же и вещь это полезная, чего никак не скажешь о сгнившем кроте, который, шмякнувшись о твои лодыжки, разлетается на куски.

Я принес палку в класс и демонстративно выложил ее на стол, предназначенный для творений природы.

– Ну что же, – сказала мисс Меддлар, после того как с раздражающим тщанием и медлительностью пенсионерки, расплачивающейся у кассы магазина самообслуживания, изучила собранные на сей раз образцы. – Что же, хорошо. На этой неделе все вы замечательно потрудились. Должна сказать, Мэри, я рассчитывала увидеть сегодня на игровой площадке слона, однако и перо сойки, которое ты нам принесла, очень красиво, очень. Но знаете что? Звезда этой недели присуждается… Стивену Фраю.

– Фрррр?…

Дюжина пар ничего не понимающих глаз заметались между мной, мисс Меддлар и обычной сухой палкой, которая лежала на столе, сильно смахивая на обычную сухую палку.

– Подойдите ко мне, Стивен Фрай. Полностью сбитый с толку, я вышел к доске.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату