— Намагнитился! То есть полностью размагнитился, елочки зеленые! — Хатч захохотал во все горло.
— Лусена… — широко улыбнулся Скальд.
— Елочки зеленые! — смеялся Хатч.
— Ничего не понял, — встревоженно сказал Ион.
— Лусена, Ион, Лусена! Вам, Хатч, нужно вернуться в госпиталь и ни к коем случае не рассекречиваться. Ведите себя тихо, как мышка. Отсюда вас вывезут в контейнере для мусора, согласны?
— Не возражаю, чего там…
— Когда окажетесь в госпитале, сразу позвоните своему начальству. А про веселящие порошки надо забыть.
— И зубы почистить? — поморщился Хатч.
— Ну а как же?..
— Что вы собираетесь делать, Скальд? — спросил Ион, когда Хатча благополучно проводили.
— Естественно, что пробиться в правительство с нашей версией о сверхмогуществе Анахайма не удастся. Это займет слишком много времени, да и просто можем не успеть. Придется применить мой излюбленный прием: задействовать службу аудио-визуальной информации. Нужно, конечно, провести кое- какую подготовительную работу, чтобы по возможности охватить большее количество каналов. Кажется, через месяц состоится вручение всегалактической литературной премии «Созвездие»? За две минуты до начала шоу, когда интересующиеся уже будут в предвкушении зрелища, я выступлю, в записи, конечно, с неким литературным опусом, в котором будет изложено существо дела.
— Вы назовете имена?
— Ни одного. Слушатели и зрители сначала решат, что это просто остроумный ход организаторов.
— И все усилия пропадут втуне.
— Не думаю. Такая информация заинтересует и насторожит кого угодно, даже людей, ни разу в жизни не сталкивавшихся с Анахаймом. Когда станет понятно, что шоу премии «Созвездие» начинается после моего сообщения и не связано с услышанным, думаю, начнется тихая паника, народ бросится покупать магнитные пояса, серьги, браслеты, бусы — какую там еще дребедень вечно навязывает нам реклама?
— Тогда все решат, что это рекламный трюк.
— Ну и пусть. Надо расшатать эту махину. Умный, тот, кто уже пострадал от Анахайма, поймет сразу, что это впрямую относится к его проблемам, и его не нужно будет уговаривать «размагнититься». Часть населения, взбодренная рекламой, обязательно сделает покупки, другая заразится массовым психозом. Тогда правительство будет просто вынуждено прореагировать на это коллективное сумасшествие, тем более что подвергшихся давлению среди сильных мира сего — львиная доля от общей массы шантажируемых. Рядовые люди Анахайма ведь интересуют мало.
— По-моему, нужно срочно поговорить с Гладстоном, — сказал Ион. — У него всегда на все готов ответ. Вот и Хатч об этом же сказал… Ну почему я все время должен чувствовать себя круглым дураком рядом с этой собакой, которая все знает, но молчит, пока ее не спросят? Почему она молчит, а?!
— Воспитание… — улыбнулся Скальд.
Хвостик потоптался возле входной матовой панели поместья, поскреб лапкой ее убийственно неуязвимую поверхность и заскулил. Дождь заливал все вокруг. Щенок уже дважды падал, увлеченный бурлящими мутными потоками, но, побарахтавшись, упрямо возвращался к входной двери. Словно сжалившись над ним, дверь плавно отъехала в сторону — ровно настолько, чтобы он мог прошмыгнуть в нее. Хвостик немедленно воспользовался этой возможностью.
Он быстро побежал по светящейся у него под ногами дорожке к старинному каменному дому, двери которого распахнулись при его приближении. Щенок возбужденно заскочил внутрь, остановился и удивленно оглядел огромную ярко-оранжевую тыкву, лежащую прямо посреди холла. Он обошел тыкву вокруг, попробовал укусить ее, и тут на него набросилась целая армия серых чистюль. В мгновение ока они растащили щенка по его крохотным составным частям в разные углы комнаты — он успел только тихо пискнуть.
Через некоторое время чистюли снова сбежались на середину холла и быстро слепились в странноватое существо, в котором черные блестящие детали чередовались с серыми, а с боков свисали пестрые неопрятные клочья, похожие на вылезшую шерсть. Хвоста у заметно подросшего щенка теперь не было, но он весело подпрыгнул, довольно оглядел себя со всех сторон и, забившись в темный угол, определил границы зоны, которую контролировали ассимилированные им чистюли. Только небольшая их часть продолжала посылать датчикам слежения сигналы о неприкосновенности границ поместья в узкой области южных ворот, в которые проскользнул щенок. Остальные отвечали за порядок в доме. Но ведь ему и не нужно открывать ворота полностью. Кроме того, сам он уже стал объектом, не вызывающим подозрения у системы слежения…
Хвостик вскочил на ноги, побежал вдоль темной дорожки назад, к южным воротам и послал сигнал в пространство за пределами поместья. Точно так же, как только что был впущен щенок, сюда проникла сквозь узкую щель в приоткрывшихся воротах длиннющая цепочка из крохотных чистюль. Хвостик побежал назад к дому, указывая безопасный путь бесконечной змейке из четырех триллионов чипов.
— Алло? — Голос был глуховатым, но очень знакомым.
— Кто говорит? — спросил Скальд.
— Это я…
Скальд хмыкнул.
— Понял. Ты где? Куда все подевались? Я уже весь день разыскиваю кого-нибудь из Регенгужей…
— Все здесь.
— Где это? Алло? Чего ты молчишь?
— Имбра, район шестьдесят три, восемь, пять… Жду.
Скальд понял, чего не хватает в ставшем вдруг таким отстраненным и лишенным эмоциональной окраски голосе механического пса. Его обычной жизнерадостности. Это открытие его не обрадовало.
Веселые боги, похожие на толстых младенцев со старческими лицами, улыбались с подсвеченных икон, под которыми сейчас, ночью, в плошках-тыквах курились сладкие благовония. «Да, ребята, не похожи вы на своего кумира, — подумал Скальд, — вам бы песни петь да вино пить, а не мечом карать…»
Скальд шел по темному прохладному дому, наполненному тонкими ароматами, и звуки его шагов тонули в толстом ворсе ковров. Световые сенсоры включались по пути его следования, но свет их был по-ночному приглушенным. Взгляд гостя везде натыкался на тыквы, священный плод для религии котти, для которых словно и был предназначен этот огромный дом.
Детектив прошел мимо одной раскрытой двери, и что-то вдруг словно кольнуло его. Он вернулся и встал на пороге. За столом у окна, положив руки перед собой, сидел человек. В полутьме комнаты нельзя было хорошо разглядеть его склоненное лицо, но мужчина очень был похож на Анахайма.
Скальд медленно подошел к нему. Мужчина медленно поднял голову. Это в самом деле был Анахайм, глаза у него были пустыми, какими-то мертвыми. Анахайма вдруг начала бить сильная дрожь, лицо исказила судорога, на глазах у Скальда он стал расти, меняться, словно в страшном сне. Заостренные черты его красивого лица все время зыбко расплывались.
Скальд отступил на шаг, хмуро разглядывая жуткого монстра, нависшего над ним. Огромная голова с шишковатым черепом, кривой нос, страшные зубы, тело все искореженное, какое-то морщинистое, темное…
— Так вот ты какой, цветочек аленький, — усмехнулся Скальд. — Черта с два я тебе поверил, голограмма недоделанная. Изображаем чужого с Селона?
Он разочарованно вздохнул и пошел дальше бродить по дому. Очень скоро заблудившись, Скальд тыкался в запертые двери, пересекал огромные залы, уставленные какими-то шкафами с коллекциями оружия, камней, кукол, насекомых, пуговиц и черт его знает чего еще — всякого-разного, нужного и ненужного. Дом все больше напоминал склад. Впереди замаячил неяркий свет, и Скальд прибавил шагу.
