Окрашенная в жемчужные тона мечта рухнула, оставив мальчика один на один с улицей. Задерганный прохожими и подавленный окружающим его уродством, он судорожно глотал влажный ночной воздух. Мечтания, за которые он сполна заплатил своему последнему надзирателю, ушли навсегда, и он услышал, как где-то запели:

«Действительность — это сон, который никто не хочет видеть…»

Богато одетый клиент игорного дома самоубийц «Последний Шанс» толкнул мальчика на ребристую стену и даже не заметил этого. Парнишка устало выругался и дошел до угла. В тяжелых полупрозрачных плитах мостовой вспыхнула реагирующая на давление лампа, когда он ступил в переулок, напоминающий длинный тоннель.

Страдая не только от голода, он забрался в темный уголок, чтобы поспать.

Один из трех наблюдавших за ним вербовщиков из Контрактного Труда кивнул:

«Пора».

Мальчик устроился в щели между грудами старых коробок, где негаснущий свет мостовой был похоронен под слоями мусора, скопившегося по краям переулка. Ему не было дела до грязи, он даже не замечал ее. Грязь выкрасила в серый цвет его изношенную одежду, пряди светлых волос, теплую смуглость кожи. Грязь стала частью его жизни так же, как вонь, как неумолкающий звук канализационных труб.

Где-то в темноте этот звук просачивался сквозь крышу его мира из Куарро, нового города, живьем похоронившего Старый город.

Вода, звонко ударявшая по металлической трубе, звучала, как нескончаемый колокольный звон в каждой клеточке его больных нервов. Он поднял трясущиеся руки, чтобы закрыть уши, пытаясь остановить мучительные звуки льющейся воды и злобной ругани в комнате прямо над ним. Он ощущал доносящийся издалека ритм музыки и… тяжелые шаги по переулку… Они приближались к нему.

Парнишка замер, охваченный внезапно нахлынувшим предчувствием. Его глаза медленно открылись — ярко-зеленые глаза с длинными, вытянутыми, как у кошки, зрачками. Зрачки расширились, и глаза стали двумя омутами, поглотившими темноту и улавливающими малейшую частицу света, отражая с четкостью, недоступной человеческому глазу, троих молодчиков в черных униформах. Это были черные вороны Контрактного Труда — влиятельная банда, рыщущая в ночи в поисках «волонтеров». Они пришли за ним. «О Господи!» Тяжелое онемевшее тело вздрогнуло, мальчик подался вперед и встал на колени, ощупывая руками мусор.

Пальцы сомкнулись на гладкой прохладной поверхности бутылочного горлышка. Он потянул бутылку к себе в тот момент, когда его окружили люди в черном. Они схватили мальчика за одежду, подняли над землей и пару раз ударили. Хватая ртом воздух, не в силах вздохнуть или предпринять ответные действия… он вспомнил про свою руку с зажатой в ней бутылкой. Мальчик замахнулся — внезапно и резко.

Тяжелое небьющееся стекло с тупым звяканьем обрушилось на голову одного из нападающих; вербовщик упал, а удар опрокинул мальчика на осклизлую стену. Двое других яростно набросились на него, готовые отомстить. Он метнулся влево, вправо, уворачиваясь от их ударов, внезапно сделал выпад и сам нанес молниеносный удар. Еще один из нападавших с воплем упал на колени.

Когда мальчик уже почти освободился, третий вербовщик оттащил его назад, пытаясь повалить. Мальчишке удалось вскарабкаться на груду ящиков, изворачиваясь, как змея, в тисках вербовщика. Ящики покачнулись, накренились… и обрушились. Мальчик уже был на ногах и бежал, а ящики продолжали падать, и ругань преследователей неслась вдогонку: не сразу кто-то из них сможет подняться, чтобы продолжать погоню…

— Эй, парень!

Беглец услышал этот окрик уже в конце переулка. Он продолжал бежать, зная, что вербовщики не вооружены. Что-то ударило его сзади по голове: он выругался, когда от боли в глазах зарябило и потемнело. Теплая влага потекла по волосам, поползла по шее, насквозь пропитывая короткую куртку. Он поднял руку, провел ею по лбу, смоченному фосфоресцирующим оранжевым красителем: это была не кровь.

«Черт!» Он снова выругался, отчасти успокоившись, отчасти вновь испугавшись.

Этой дурацкой краской помечали преступников, чтобы полиции было легче их схватить. На ходу он сдернул с себя куртку, ускорил бег и ворвался в полуночную темноту на площади Божественного Дома. Однако краситель уже впитался в кожу, и даже толпа не могла скрыть несчастного. По ночам богачи из Куарро появлялись в трущобах, чтобы облагодетельствовать их жителей и на недолгое время погрузиться в греховность Старого города. Объединенная Служба Безопасности сопровождала их для защиты от бедных. Он расталкивал локтями воров и попрошаек, музыкантов, сводников и жонглеров, а также лощеных господ, которые кормили эту толпу и выкачивали из нее же последние деньги. Большую часть жизни парню приходилось воровать; в другой обстановке он бы обрадовался этой толпе. Но сегодня на него оборачивались испуганные лица, раздавались злые окрики, в воздухе мелькали руки, указывая на меченого, хватая его. Вот-вот чья-то рука в сером поднимет парализующий пистолет.

Мальчик вырвался на улицу Мечтаний, которая поглотила его глоткой золотых огней, манящих соблазнительных ароматов и громкой ритмичной музыки. Раньше ему никогда не приходилось бегать по этой улице. Он тысячи раз стоял на ней разинув рот, глядя по сторонам, едва удерживаясь от соблазна войти вот в эту дверь… и в эту дверь… и в эту… Но ни одна из тех дверей не позволила ему войти, чтобы дать убежище, приглашая и даже узнавая его. Сегодняшний вечер не был исключением. Он прорывался сквозь причудливый хаос реальной и голографической плоти, чувствуя, что толпа истощает его силы, подстегнутые паникой. Оранжевый пот застилал глаза, ослепительная атака улицы изматывала.

Раздался крик, и мальчик сквозь ночной кошмар увидел на этот раз серую униформу. Он вновь побежал. Он знал улицы города лучше, чем собственное лицо.

Инстинкт помог ему, и он юркнул в узкую щель под темной аркой. Он пробежал вниз и вверх по ступенькам, с грохотом преодолел полосу внезапного света на металлическом тротуаре, ведущем в другой переулок. Он бежал сквозь ряды безмолвных стальных опор, ориентируясь по созвездиям отдаленных уличных огней.

Шаги и окрики по-прежнему преследовали мальчишку, но они стали глуше. Он замедлил бег, едва не проскочив лазейку между пустующими зданиями: в разрушенной стене было достаточно места, чтобы проскользнуть сквозь нее под бурлящим чревом Куарро. Мальчик вскарабкался на упавшую балку, его дыхание вырывалось короткими всхлипами. Он изогнулся и прыгнул, пытаясь дотянуться до пролома в стене. Однако силы были на исходе. Ему удалось зацепиться, но пальцы соскользнули с каменного уступа. Он сорвался с четырехметровой высоты в груду щебня. При падении треснула лодыжка; организм, долгое время работавший на пределе, наконец изменил ему. Бедняга согнулся, тихо проклиная жгучую, точно каленым железом исторгнутую боль, и тут появились они. Беглец вновь съежился под лучом желтого света, грубые