Дело пахнет Госконтролем и даже прокуратурой. Ну, поглядим, чем всё кончится».
Понятно, какие поползли слухи. Тем более в интеллигентской среде, тем более по поводу полуопального Тарковского: сведение счётов, политическая диверсия, козни КГБ, происки ЦК… Дескать, такую антисоветчину наснимал, что даже не арестовать приказали, а сразу уничтожить! И мы, молодые дураки, поклонники Тарковского и Стругацких, помню, охотно верили во всё это. И если кто-нибудь постарше и порассудительней говорил про случайность или царивший в стране всеобщий бардак, мы только ухмылялись многозначительно: мол, знаем мы эти случайности, и со старшим товарищем всё понятно — ему объяснили, что НАДО так говорить.
Теперь, когда прошли годы и скрывать уже нечего и не от кого, можно развеять этот, быть может, главный миф, связанный со «Сталкером».
Не было там никакого, ничьего, ни малейшего злого умысла. Было головотяпство, надежда на извечный российский авось, было желание угодить начальству, сэкономить, возможно даже украсть что-то по-крупному, но главной была всё-таки Её Величество Слепая Случайность. Или судьба. Это кому как больше нравится.
И потому АН сразу сказал: «Напрасно ты со мной, Андрей, связался. Всегда там, где Стругацкий берётся за дело, всё рушится. В том числе и в кинематографе…»
А другу Манину в Москве он ещё жёстче тогда сформулировал: «Знаешь, Юра, мы точно вызвали на себя какие-то космические силы и теперь не властны над тем, что сами начали». И Манин сразу вспомнил, как этот мотив был разработан ими в «За миллиард лет до конца света». «Художники, которые ТАК чувствуют свою работу, вряд ли смогут сойтись надолго, — подумал он тогда, но не стал говорить вслух, — их пути с Тарковским разойдутся, потому что жизнь требует слишком многих повседневных компромиссов».
Комментирует Евгений Цымбал:
«На точно таком же типе пленки до „Сталкера“ Георгий Рерберг снял совместную с японцами „Мелодию белой ночи“. И всё было прекрасно. Но тогда обработка была в Японии. Там они исследовали пленку, подбирали режимы — это уже дело лаборатории. И получали напечатанный на „Кодаке“ блестящий материал, который главный инженер студии Коноплев показывал всем как пример мастерства и профессионализма. Было заманчиво использовать ту же пленку. Где, когда, через какую третью страну купили эту партию и в чём там было дело — никто не знает. Есть версия, что это была какая-то экспериментальная партия пленки, для неё нужна была дополнительная ванна и дополнительные химикаты. Но никто же не знал, включая, скорее всего, Коноплева, купившего её где-то по дешевке. Была же специальная премия за экономию валюты — вот об этом все знали. А подробности… Они уже никогда не будут известны. Эта тайна умерла вместе с Коноплевым. Однако после „Сталкера“ некоторое время все старались обрабатывать „Кодак“ не на „Мосфильме“, а в Останкино или на „Ленфильме“…»
Только через месяц, с 20 сентября, съёмочный процесс возобновился. Вместо Рерберга был теперь Леонид Калашников и с ним в качестве художника-постановщика пришел Шавкат Абдусаламов, заменивший Александра Боима. Рерберга «ушли» не из-за пленки. Главное, он теперь совсем не устраивал Андрея и, что ещё важнее, Ларису Павловну, а его не устраивал Стругацкий. Не случайно Георгий Иванович пытался подарить Калашникову ручку — с пожеланием переписывать сценарий. Калашников честно сделал всё что мог, но эта «спасательная» команда, к сожалению, оказалась недолговечной — до первых, ещё октябрьских морозов и снегопадов, в считаные дни превративших летнюю натуру в зимнюю. То, что снимали в сентябре и октябре, принято называть вторым «Сталкером». Из отснятого тогда материала в фильм не вошло ни метра.
А для нас самое существенное, что в августе Тарковский объявил о принципиальном, радикальном, кардинальном изменении главного героя. Как его изменить — он якобы ещё сам не знал, это предстояло выдумать Стругацким. Но в одном Андрей, наконец, признался честно: супермен и бандит ему не нужен.
О приступе отчаяния АБС, когда Аркадий примчался к Борису в Питер, словно ошпаренный, и не было слов, одни только жесты — об этом переломном моменте в работе над «Сталкером» написано столько!.. И кинокритиками, и фантастоведами, и просто журналистами. Да и сами авторы во всевозможных интервью рассказывали, как правило, именно об этом. Я же считаю, что ничего такого особенного на данном этапе как раз и не произошло. Ну, сделали из уродливого уголовника — юродивого паломника. Подумаешь, бином Ньютона! В своей работе им уже не раз и не два случалось выворачивать собственный замысел наизнанку. Бывали кризисы и пострашнее. А тут задача получилась если и не совсем техническая, то уж во всяком случае рутинная — в конце концов, девятый вариант, и всё уже делается на автомате.
А главное — наверно, всё-таки это главное, — они именно теперь приводили написанный сценарий в состояние равновесия. Тарковскому изначально чужд был Рэдрик Шухарт, назови его хоть Аланом, хоть просто Сталкером. Ситуация, придуманная в самом первом варианте сценария, требовала фигуры притчевой, символической и уж ни в коем случае не олицетворяющей мировое зло.
Есть ещё один миф о «Сталкере»: якобы АБС написали сценарий, очень близкий к тексту повести, а Тарковский, последовательно над ним издеваясь, довел текст ровно до того, что и было воплощено на экране. Ходили даже слухи, что первый запорченный на проявке вариант был точной экранизацией «Пикника».
Так вот: не было никакого другого сценария. АБС наступили на горло собственной песне ещё в 1974-м. И даже, строго говоря, не наступали вообще, а сразу, уже наученные Германом, добровольно запели совершенно новую песню. Они сознательно писали абсолютно оригинальное произведение на базе четвертой части «Пикника» и с заведомо новыми персонажами. А уж Тарковский просто в течение трех лет подгонял это произведение под свой вкус по загадочным, непостижимым, понятным лишь ему одному (и то не всегда) принципам.
Так что изменение образа Сталкера — это была, конечно, задачка не простая, зато со всей очевидностью последняя — как финишный спурт: тяжело, зато коротко, и уже ясно, что победа близка. Пусть даже и не победа, в любом случае — финиш…
Так что авторы в целом легко пережили трансформацию своего героя. Он уже давно был для них не очень своим. Теперь они окончательно отказались от отцовства в пользу Тарковского и вздохнули с облегчением. Две половинки одного целого, наконец, сошлись. С тринадцатой попытки. Или какой там?
Из письма АНа от 3 сентября 1977 года:
«Новый вариант Тарковскому очень понравился. Разумеется, тут же взыграла в нем творческая жилка, принялся он дополнять и уточнять дал мне десяток инструкций и укатил в Москву утверждать новый вариант. Вчера вернулся. Начальство вариант приняло, послало на утверждение в Госкино. Мы сейчас будем доделывать его применительно к условиям отступающей натуры и перехода отчасти на декорации. Это уже не сильно сложно».
Чувствуете, какой спокойный тон? Никакой истерики. И даже через месяц всё так же уверенно и размеренно — из дневника за 12 октября:
«Вчера звонил из Таллина Андрюха. Предстоит работа».
А вот кому было по-настоящему трудно в том августе, да и через год тоже не сильно легче — это Александру Кайдановскому.
