его уносит, от Клайва — в чье общество?
Вскоре они заснули. Сначала они спали отдельно, словно близость смущала их, но ближе к утру началось движение, и проснулись они в объятиях друг друга.
— Мне лучше всего сейчас уйти? — повторил он, но Морис, к которому ранней ночью прокладывал дорогу сон «что-то не так, но станет лучше», наконец отдыхал совершенно. Он бормотал:
— Нет, нет.
— Сэр, в церкви прозвонили четыре, вы должны меня отпустить.
— Морис, зови меня Морис…
— Но в церкви…
— К дьяволу церковь.
Тогда он сказал:
— Мне надо помогать готовить площадку для крикета, сегодня же матч, — но не пошевелился и, как казалось в серых утренних сумерках, гордо улыбался. — У меня есть птенцы… Лодка готова… Мистер Лондон и мистер Фетерстонхоу рыбкой ныряли за кувшинками. Они говорили мне, что все молодые джентльмены умеют нырять, а я так и не научусь. Мне кажется, не пристало, чтобы голова была под водой. Я называю это утопиться в расцвете лет.
— А меня учили, что если я не намочу волосы, то заболею.
— Ну и что? Знать, вас не тому учили.
— Видимо, так… Как и все прочее, чему меня учили. Так мне сказал школьный учитель, которому я привык доверять, когда был мальчишкой. До сих пор помню, как мы шли с ним берегом моря… Ах, ты, Господи! И начинался прилив, и небо хмурилось… — Mopиc помотал головой, прогоняя остатки сна, и тут же почувствовал, что его дружок от него ускользает. — Ты что это, зачем?
— Сегодня игра в крикет…
— Причем тут игра в крикет? Ты уезжаешь за границу.
— Ладно, мы еще раз сыщем возможность, прежде чем я уеду.
— Постой, я расскажу тебе свой сон. Мне снился мой старый дед. Он был чудак. Интересно, что бы ты о нем сказал? Он считал, что мертвые улетают на солнце, и в то же время он очень дурно обращался со своими подчиненными.
— А мне снилось, что меня хотел утопить преподобный Борениус, а сейчас я должен идти, не могу толковать о снах, вы же понимаете, не то мне попадет от мистера Айрса.
— Алек, а тебе когда-нибудь снилось, что у тебя есть друг? Ничего больше, а просто «твой друг», он старается помочь тебе, а ты — ему. Друг, — повторил Морис, вдруг став сентиментальным. — Кто-то, кто остался бы с тобой на всю жизнь, а ты — с ним. Наверно, такое может быть только во сне.
Однако время для речей миновало. Слышался классовый зов, дырка в ковре могла вновь открыться с восходом солнца. Когда Алек был уже у окна, Морис позвал: «Скаддер!», и тот обернулся, точно дрессированная собачонка.
— Алек, ты замечательный парень, мне с тобой было очень хорошо.
— Поспите еще, вам некуда торопиться, — добродушно сказал он и взял ружье, что охраняло их сон всю ночь. Пока он спускался, верхушка лестницы подрагивала на фоне рассветного неба, затем замерла. Послышался едва уловимый хруст гравия, легкий скрип калитки, что разделяла сад и парк, затем все стало так, словно ничего не было, и абсолютная тишина наполнила коричневую комнату, пока не пришло время нарушить ее звукам нового дня.
XXXIX
Морис отпер дверь и тут же метнулся в постель.
— Занавески раздвинуты, сэр, прекрасный день, сэр, прекрасный день для матча, — сказал Симкокс в некотором возбуждении, входя в комнату с чаем. Он посмотрел на темноволосую голову, единственное, что виднелось у гостя. Ответа не последовало, и, разочарованный тем, что мистер Холл не жалует его утренней беседой, он забрал смокинг с аксессуарами и унес их чистить.
Симкокс и Скаддер, двое слуг. Морис сел и выпил чашку чая. Теперь надо подумать о каком-нибудь симпатичном подарке для Скаддера. Ему хотелось что-то подарить, но что? Что можно преподнести человеку его положения? Уж конечно не мотоцикл. Потом он вспомнил, что тот эмигрирует. Это упрощало задачу. Однако его лицо сохраняло озабоченный вид, ибо он пытался понять, удивился ли Симкокс, когда обнаружил, что дверь заперта изнутри? И еще: был ли какой-нибудь подвох в его словах «Занавески раздвинуты, сэр»? Под окном раздавались голоса. Он попытался еще вздремнуть, но какие-то люди вторгались в его покой.
— Что вы наденете, сэр? — спросил Симкокс, возвратясь. — Наденьте сразу фланелевый костюм для крикета, это лучше, чем твидовый.
— Хорошо.
— И курточку, сэр?
— Нет… Не беспокойтесь.
— Очень хорошо, сэр. — Он разгладил пару носков и в задумчивости продолжал: — О, я вижу, наконец-то убрали лестницу. Давно пора. — Морис заметил, что верхушка лестницы, видневшаяся на фоне неба, исчезла. — Могу поклясться, она была тут, когда я приносил вам чай, сэр. Впрочем, нельзя поручиться наверняка.
— Нельзя, — согласился Морис, с трудом поддерживая разговор и чувствуя, что он теряет всякие ориентиры. Он испытал облегчение, когда Симкокс покинул комнату, но облегчение, омраченное мыслями о миссис Дарем, о том, что надо выйти к завтраку, и о подходящем подарке для своего нового дружка. Чек не годится, чтобы не возникло подозрений, когда тот захочет его обналичить. Когда он одевался, струйка беспокойства набрала силу. Не будучи денди, он имел обычный для джентльмена из предместья набор принадлежностей туалета, и все они казались теперь чужими. Прозвучал гонг, и, уже собираясь спуститься к завтраку, он заметил шлепок грязи, присохший к подоконнику. Скаддер был осторожен, но недостаточно. У Мориса кружилась голова, он чувствовал слабость, когда, одетый во все белое, наконец спустился, чтобы занять свое место в обществе.
Письма — их собралась целая куча, и все порядком скучны. От Ады — крайне вежливое. Китти пишет, что мать выглядит переутомленной. От тети Иды — почтовая карточка, та хочет знать, положено ли шоферу выполнять приказания, или он может не подчиняться? Деловая ахинея, циркуляры насчет благотворительной миссии в интернатах, извещение об учебных сборах территориальной армии, письмо из гольф-клуба и из ассоциации защиты собственности. Просматривая их, Морис комически поклонился хозяйке дома. Когда та едва отозвалась, он с жаром заговорил, но миссис Дарем волновали только письма, адресованные ей. Однако он этого не знал, и его несло дальше по течению. Всякое человеческое существо казалось ему новым и пугало его: он говорил с племенем, нрав и число которого были неведомы и даже чья пища отдавала отравой.
После завтрака Симкокс возобновил атаку.
— Сэр, поскольку мистер Дарем отсутствует, слуги считают… Вы оказали бы нам большую честь, если бы стали нашим капитаном в предстоящем матче «усадьба против деревни».
— Я не крикетист, Симкокс. Кто ваша лучшая бита?
— У нас нет никого лучше, нежели младший егерь.
— Тогда сделайте капитаном младшего егеря.
Симкокс помялся и вымолвил:
— Дела всегда идут успешнее под началом джентльмена.
— И скажите ему, чтобы поставил меня в хвосте, чтобы мне отбивать не в первую очередь, а, скажем, восьмым, но только не первым. Передайте ему это, так как я все равно раньше времени на поле не появлюсь.
Морис прикрыл глаза, ощущая недомогание. Возникало чувство, о происхождении которого он старался не задумываться. Обладай он религиозным мышлением, он назвал бы это раскаянием, однако он