жилые постройки с высокими кровлями, с вырезанными на коньках оскаленными драконами. Только стена и старые башни были сложены из камня. Башни казались темными гигантами. Одна из них была наполовину разрушена и стояла в низине, с двух сторон окруженная водой. Зато другая находилась неподалеку от входа, и хотя ее фундамент был покрыт мхом, а по стенам вился плющ, кровля была новой, а окна закрывали ставни из светлого дерева.

Оглянувшись, Эмма увидела, как по крутым ступеням длинного строения, примыкающего к башне, тяжело спускается седоусый, еще крепкий норманн. Одна рука его, сухая и искривленная, висела вдоль туловища, ноги на франкский манер были перевиты ремнями, расшитая на рукавах золотом зеленая туника вся в пятнах и обтрепана по краям, а длинные седые волосы, словно корона, стягивал широкий обруч с грубо шлифованными пестрыми каменьями. У него были такие же зеленые, как и у Герика, глаза и крючковатый нос. Старик усмехнулся, обнажив стертые гнилые зубы, и обнял одной рукой подошедшего к нему сына. Викинги вокруг зашумели. Герик что-то сказал, и тот громко захохотал. Затем Герик указал на Ролло. Старик застыл, злорадно усмехаясь, и торопливо сошел с крыльца. Ролло возвышался над ним почти на голову, и старый норманн глядел на него снизу вверх. Среди злорадно пересмеивающихся данов Ролло так выделялся своей статью и держался с таким достоинством, что Эмма ощутила нечто похожее на гордость за него. Когда один из воинов Герика попытался его подтолкнуть, Ролло лишь слегка повернул голову, и дерзкий попятился, стараясь затеряться за спинами соотечественников.

После этого Герик, старый викинг и Ролло поднялись на крыльцо и вошли в дом, причем Ролло так ни разу и не оглянулся на Эмму. Она осталась стоять посреди двора, испуганно озираясь. Только теперь норманны обратили все свое внимание на нее, разглядывая с жадным любопытством и откровенной похотью. Она ничего не понимала в их речи, хотя порой они обращались к ней и на ее языке. Ее опять охватывал ужас, обступившие ее даны казались дьяволами, дикарями. Эмма чувствовала, что еще мгновение – и она с криком кинется следом за Ролло. Наконец сквозь толпу к ней пробралась рослая мужеподобная женщина с волосами, скрытыми ярким покрывалом, стянутым узлом на затылке. Враждебно оглядев Эмму, она сделала ей знак следовать за нею.

Они прошли в башню по узкой, спрятанной в толще стены лестнице, миновали несколько пролетов и оказались в верхнем помещении. Эмма огляделась. В стене были прорублены два длинных узких окна, закрытых ставнями с рядами круглых, затянутых бычьим пузырем отверстий, скупо пропускавших дневной свет. Обстановка, насколько можно было судить в полумраке, была довольно богатой: длинные скамьи, покрытые расшитыми покрывалами, в нише стены – турьи рога, оправленные в серебро. Широкое ложе с поднятым изголовьем по углам было украшено резными столбиками и покрыто светлым мехом северного волка. В его изножии возвышался великолепный сундук, покрытый резным орнаментом и отделанный костью. Пол из необожженной глины, сквозь которую местами еще проглядывают остатки прежней великолепной мозаики. Стены, некогда выбеленные, теперь потемнели, а над золочеными светильниками виднелись пятна жирной копоти. Подняв голову, Эмма увидела развешанные на толстых балках под сводчатым потолком овчины. Воздух в помещении был тяжелым и спертым.

Приведшая Эмму женщина прошла в глубь помещения и с кем-то заговорила. Только теперь девушка увидела, что в резном кресле близ холодного очага сидит обложенная подушками женщина. Когда она поднялась, то оказалась безобразной, опухшей от водянки старухой. Одета она была так же, как и та, что привела Эмму, – в платье с длинными рукавами, поверх которого накинут длинный прямоугольный передник, соединенный лямками через плечи с таким же передником на спине. Две драгоценные нагрудные застежки крепили передник к платью над грудью, с одной из них свисали на цепочках мелкие предметы, позвякивающие при всяком движении, – ключи, гребень, маленький нож. Обе женщины держались властно и с достоинством, а к Эмме выказывали брезгливое любопытство. Когда старуха что-то сказала, Эмма увидела, что у нее остался лишь один нижний зуб, словно у ведьмы. Однако, когда та приблизилась к ней, девушка с удивлением почувствовала исходящий от нее сильный аромат благовоний. Взгляд у нее был суровый и оценивающий.

– Я невеста Атли Нормандского, – осмелилась произнести Эмма.

– Невеста! – повторила старуха по-франкски. – В каком хлеву они тебя нашли? Хотя, если тебя отмыть… Атли Нормандскому боги не дали сил, зато он получил от них внимательные глаза и светлую голову. Этот щенок всегда знал, что следует выбирать.

Она опять что-то проговорила по-скандинавски. Ее товарка вышла и вскоре вернулась с несколькими женщинами, имевшими вокруг шей медные обручи рабынь. Они внесли обитую медью деревянную лохань и несколько кувшинов с горячей водой. Едва осознав, что от нее требуется, Эмма мгновенно выскользнула из грязного платья и опустилась в душистую теплую воду, куда женщины добавили листьев вербены, едва не мурлыча от удовольствия.

Старуха, опираясь на клюку, бродила вокруг растирающих пленницу рабынь.

– Невеста Атли! Хо! Может, это и так. Но этот щенок Атли, как и мой Герик, тоже, видно, предпочитает христианок дочерям Одина. Хотя есть и резон – ведь на своих-то руку не поднимешь, они потомки богов Асгарда. Герик, уж если считать, пять раз был женат, и все на христианках. Сейчас ему тоже нужна жена. Пожалуй, он решит оставить тебя, ибо все его христианские сучки рожали ему одних дочерей. Стыдно сказать – у такого героя, как Герик! Видит Фригг, если бы он не был столь могущественным и богатым ярлом, способным прокормить сотню бесполезных ртов, то уж лучше бы мы отнесли их в лес на растерзание зверям. Я-то сама Гвармунду рожала одних сыновей. Из них вышли герои, хотя ни один и не стал берсерком, как мой младший. И все равно я уверена, что никто из моих шестерых не минует встречи с великим Одином в Валгалле!

Эмма, полузакрыв глаза, таяла в воде, не слишком прислушиваясь к тому, о чем говорит старуха. Та, видимо, была глуховата и вдобавок бормотала невнятно из-за отсутствия зубов, путая франкские, бретонские и скандинавские слова. Теплая вода проникала в поры, смывала грязь, размягчала кожу. Потом Эмму старательно натерли щелоком, затем грубым мылом из сала с древесным углем и, наконец, ополоснув водой, стали натирать розовым маслом. Для этого ей пришлось встать во весь рост, придерживая над головой узел мокрых тяжелых волос, и она поневоле заметила, что на тупых лицах рабынь появилось восхищенное выражение. Рослая скандинавка что-то сказала старухе. Та приблизилась, коснулась мокрой кожи пленницы оценивающе, но и с какой-то злобой. Эмма смутилась.

– Так ты говоришь, что ты невеста Атли? – снова повторила старуха. – Как утверждает Ролло, хорошего рода. Что ж, тогда за тебя придется потребовать много, очень много золота. Гвармунд должен взять за тебя не меньше, чем стоит усадьба с рабами. А если нормандцы заартачатся, то Герику следует оставить тебя себе. Моему мальчику нужен сын.

На этот раз девушка поняла смысл того, что говорила старуха. Глаза ее расширились от ужаса. Но когда та протянула скрюченные пальцы, чтобы попробовать упругость ее груди, резким ударом остановила ее руку, и тотчас старуха с неожиданной силой огрела ее клюкой по плечу.

Эмма, как была, нагая, одним прыжком выскочила из лохани и вырвала у карги клюку. Рабыни в ужасе завизжали, разбегаясь во все стороны. Эмма уже замахнулась было для удара, но внезапно обнаружила у самого горла нож здоровенной скандинавки. Та вырвала из ее рук палку и сильным ударом сбила ее на пол.

Старуха невозмутимо наблюдала за происходящим. Приняв клюку, она проговорила:

– Будет толк. У таких непременно должны рождаться сыновья.

– Кто она такая? – спросила Эмма у растиравших ее рабынь, когда старуха, стуча посохом, удалилась. Испуганная молоденькая рабыня – почти девочка, но уже с явственно круглящимся под дерюжным платьем животом – заморгала, глядя на Эмму с не меньшим испугом, чем на стоявшую в углу здоровенную скандинавку. Но та ответила на хорошем франкском:

– Это фру Хревна, королева, жена благородного конунга Гвармунда и мать ярла Герика.

– Королева, – хмыкнула Эмма вполголоса и спросила: – А где сейчас ярл Ролло?

– Отдыхает.

– Ну так передай ему, что мне необходимо с ним поговорить.

Ей необходимо было сообщить ему, что замыслила эта карга в отношении ее, Эммы, и своего сына. Однако независимо от того, передала скандинавка ее слова или нет, Ролло не появился ни в этот день, ни в последующие. Эмма вскоре поняла, что ее бдительно стерегут – за дверью все время стоял кто-либо из воинов-датчан. Ее хорошо кормили, каждый день давали теплую воду для мытья, одели в хорошую одежду,