складывать блин.

– Хорошо, Куинси, – вдруг говорит Грэйсон, бросая вилку в вишневый соус – так, что брызги летят на его синюю рубашку. – Я согласен на десять процентов увеличения жалованья плюс бонус – двадцать пять тысяч долларов в конце первого года. А если шоу пойдет в следующем сезоне, еще десятипроцентное повышение при возобновлении договора. Только бы она отправилась в Израиль.

– Это не разговор, – говорит Куинси, дожевывая котлету, – и посмотри, что ты сделал со своей рубашкой!

Эллиот делает большие глаза.

– Ну у нее и хватка! – шепчет он.

– А как насчет стипендии имени Джоя Валери? – спрашиваю я, не обращая внимания на Эллиота.

Грэйсон макает салфетку в стакан с водой и пытается затереть пятна на рубашке.

– Да, да, да, – бормочет он, – стипендия имени Джоя Ватусси…

– Валери, – спокойно поправляет его Винсент, а мне подмигивает.

– Почему ты не ешь блины? – спрашивает Элиот.

– Если мне присудят «Эмми», я ее приму, – говорю я, глядя прямо на Винсента, – и я вернусь на Ближний Восток, раз ты так настаиваешь.

Винсент улыбается и удаляется.

– Ну вы даете! – изумленно бормочет Эллиот и трясет головой.

– Итак, – улыбаясь, спрашивает Куинси, – условия принимаются?

– А если нет? – вяло интересуется Грейсон.

– Тогда придется обратиться в другое место, – отвечает Куинси, одаривая его ослепительной улыбкой. – Завтра же утром.

Грэйсон хлопает ладонью по столу.

– Договорились, – тоскливо бормочет он. – И надеюсь, ужин вам понравился… Про себя я этого сказать не могу.

С этими словами Грэйсон поднимается из-за стола и отчаливает.

– Я тебя догоню! – кричит ему Эллиот.

Он остается, чтобы сделать еще одну попытку.

– Не знаю, радоваться мне тому, что мы будем работать вместе или огорчаться. Жаль, что ты уезжаешь, детка, но я уверен, что шоу у нас выйдет что надо – благодаря твоей работе на Ближнем Востоке. – Он целует меня в лоб. – И все-таки подумай о том, что я тебе говорил…

– О, Эллиот, – тихо говорю я, – мне так хочется, чтобы ты был счастлив. Я всей душой этого желаю, но… ничего не могу для тебя сделать.

– Эллиот! – окликает его Грэйсон.

– Иду, Грэй! – отвечает Эллиот и убегает. Наконец-то мы остаемся вдвоем. Куинси заказывает кофе.

– Ф-фу-у!.. – отдувается она. – Не слабо, а? И разве все не остались довольны?

Она хохочет.

– Ты была неотразима. Что теперь?

– Теперь нам осталось утрясти формальности, составить договор, поставить под ним наши подписи… Премьера шоу намечена на март.

– Мне не терпится начать. Куинси выглядит озабоченной.

– Не знаю, правильно ли я поступила, устроив тебе это возвращение в Израиль…

– Почему ты так говоришь?

– Да потому что ты совершенно помешалась на этом своем генерале.

– Вовсе не помешалась, Куинси. Просто нервничаю немного. Потому что он ни на кого не похож.

– В каком это смысле?

– Такого человека, как он, я никогда не встречала, и я боюсь, что он меня бросит… Как это ни смешно, но я только что говорила об этом с родительницей.

– Ты говорила с матерью о том, что Ави может бросить тебя?!

– Нет… Это она говорила мне, что не переживет, если родитель ее бросит. Я вышла из себя. Она была такая слабая, такая взвинченная. Мне хотелось объяснить ей, что даже если он ее бросит, она останется самой собой.

– Но это не так, Мэгги. С ним или без него она уже не сможет быть самой собой.

– Да, я знаю. Это так печально… Однако иногда и я не уверена, что могла бы остаться самой собой без Ави. Мне тоже кажется, я бы этого не пережила.

– Конечно, переживешь. И ты это знаешь. Конечно, было бы очень больно, но человек способен вынести и не такое… – Она делает паузу. – Как вынесла я…