вахты.

– Им это не повредит, – заметил Буш. Он не спал уже две ночи кряду и намеревался не спать третью.

– Кого я пошлю? Руководить должен ответственный офицер. И хороший моряк.

– Если хотите, могу я, сэр, – предложил Хорнблауэр.

– Нет. Вы нужны здесь, чтоб разговаривать с Ортегой. Если я пошлю Смита, на судне не останется ни одного лейтенанта.

– Вы можете послать меня, сэр, – сказал Буш. – Тогда вам придется оставить руководство фортом на мистера Хорнблауэра.

– Мм… – сказал Бакленд, – другого выхода я не вижу. Могу я положиться на вас, мистер Хорнблауэр?

– Я приложу все усилия, сэр.

– Надо подумать… – протянул Бакленд.

– Я мог бы вернуться на судно вместе с вами, сэр, вашей гичке, – сказал Буш.

Бушу никогда прежде не случалось побуждать старшего по званию к действиям, но он быстро учился этому искусству. То, что не так давно все трое были заговорщиками, облегчало дело, а как только лед был сломан, как только Бакленд позволил младшим давать себе советы, это с каждым разом становилось все легче и легче.

– Да, думаю, вам лучше так и сделать, – сказал Бакленд, и Буш тут же вскочил на ноги. Пришлось Бакленду последовать его примеру.

Буш оглядел изрядно помятого Хорнблауэра.

– Теперь послушайте меня, мистер Хорнблауэр, – сказал он. – Вы должны поспать. Вам это необходимо.

– В полночь я сменяю Уайтинга на вахте, сэр, – ответил Хорнблауэр. – Я должен буду сделать обход.

– Что ж, в любом случае, до полуночи еще два часа. Идите и спите. И пусть Уайтинг сменит вас в восемь склянок.

– Есть, сэр.

При одной мысли о вожделенном сне Хорнблауэр зашатался от усталости.

– Вы можете приказать это, сэр, – предложил Буш Бакленду.

– Что это? Ах да, отдохните, пока есть время, мистер Хорнблауэр.

– Есть, сэр.

Буш, следуя за Баклендом по пятам, спустился по крутой дороге к пристани и уселся рядом с ним на кормовое сидение гички.

– Никак я этого Хорнблауэра не раскушу, – не без сварливости произнес Бакленд, когда гичка на веслах шла к стоявшей на якоре «Славе».

– Он хороший офицер, сэр, – рассеянно ответил Буш. Он уже обдумывал, как поднять длинную девятифунтовку на обрыв, мысленно отбирал необходимые приспособления, продумывал необходимые приказы. Чтоб надежно закрепить шлюпки, мало будет кошек, понадобятся два тяжелых якоря. Надо будет подпереть банки, чтоб они выдержали вес пушки. Подвижный блок. Стропы… надежнее всего будет зацепить пушку за цапфы и винград.

Буш не принадлежал к тому типу людей, которые находят удовольствие в теоретических рассуждениях. Спланировать кампанию, мысленно поставить себя на место противника, найти неожиданное решение – все это значительно превосходило его способности. А вот иметь дело с отдельной, конкретной задачей, с веревками, талями – опыт всей жизни укрепил в нем природную к этому склонность.

– Выбирайте трос, – сказал Буш, стоя на краю обрыва и глядя туда, где далеко внизу покачивался привязанный к бую барказ. Спущенный за кормой якорь удерживал шлюпку на месте. Над головой Буша тянулись почти вертикально два троса, шедшие к бую, черные на фоне атлантической синевы. Поэт увидел бы нечто прекрасно-трагическое в этих паутинках, разрезающих воздух, однако Буш видел только два троса и белый флажок на барказе, означавший, что все готово к подъему. Матросы выбирали слабину, блоки поскрипывали.

– Ну, помалу, – сказал Буш. Работа была слишком ответственная, чтобы доверить ее стоявшему рядом мичману Джеймсу. – Подымай помалу.

Теперь, когда к блокам был приложен вес, они заскрипели по-иному. Пушка оторвалась от банок, и пологий изгиб несущих тросов сменился более угловатой фигурой. Буш в подзорную трубу видел, как пушка шевелится и медленно (это-то он и назвал на морском языке «помалу») поднимается, свисая с подвижного блока, отрывается от барказа. Она, как Буш и представлял себе заранее, висела на стропах, обвязанных вкруг цапф и пропущенных под винград. Так было довольно надежно – если бы стропы вдруг соскользнули, пушка проломила бы дно барказа. Пропущенный через дуло трос удерживал ее, чтоб она не раскачивалась слишком сильно.

– Подымай, – снова сказал Буш, и трос с висящей под ним пушкой пошел вверх. Это был следующий сложный момент – тянуть приходилось почти поперек. Но все держалось крепко.

– Подымай.

Теперь пушка взбиралась по тросу. За кормой она опустилась, едва не задев воду, так как растянулся и провис державший ее канат, но тали продолжали выбираться, и она поднималась над морем, все выше, выше, выше. Матросы тянули трос, шкивы в блоках ритмично жужжали. Встающее солнце освещало людей, на неровном плато их тени, как и тени деревьев, протянулись неимоверно далеко.