— Сенатор Дрэйтон Макнайт! — воскликнула она — Точно!

Дженни никогда не слышала о Дрэйтоне Макнайте Да и кто о нем знал, кроме Нины? Ведь Нина помешана на политике, планирует в будущем баллотироваться на какой-нибудь пост и знает все социальные слои государства: от ловцов бродячих собак до госслужащих и президента Соединенных Штатов.

Роль сына сенатора Рурку явно не нравилась.

— Нам пора, — сказал он.

Дженни и Джоуи переглянулись. Слова им не требовались. Они были похожи. Оба выросли в скромных семьях иммигрантов. Джоуи смотрел на Дженни, и его красивые глаза словно светились. После случая в лагере Дженни хотела навсегда отказаться от поцелуев. Но, глядя на Рурка и Джоуи, она готова была пересмотреть свое решение.

Раздался свисток вожатого, и Рурк заторопил Джоуи:

— Идем.

— Еще увидимся, — сказал Джоуи.

Когда Рурк и Джоуи в сопровождении родителей ушли, Нина схватилась за сердце и затараторила:

— О боже, ты не шутила! Он такой красивый!

— Кто из них?

— Хороший вопрос. Они оба великолепны. Но Джоуи слишком похож на моих братьев.

Это было правдой. Джоуи выглядел как Романо. На его фоне Рурк казался светловолосым и аристократичным, подобно принцу из сказки.

— В любом случае, — продолжала Нина, — это не имеет значения. Потому что ему нравишься ты, а не я.

Лицо Дженни тотчас вспыхнуло.

— Да ты с ума сошла!

— Не отрицай этого и не делай вид, будто вы с ним незнакомы. Я знаю, что говорю. И кстати, Джоуи тоже на тебя запал.

У Дженни закружилась голова от удовольствия, но тем не менее она смутилась. Такая ситуация с парнями была волнующей и тревожной в одно и то же время.

— Во-первых, — сказала Дженни, — ты ошибаешься. А во-вторых, если ты что-то им скажешь, я расскажу всей пекарне, что у тебя диабет, и тебя больше никогда не станут угощать пирожными.

— Ты не сделаешь этого, — фыркнула Нина.

Дженни уперла руки в бока.

— Посмотрим.

— Да он влюблен в тебя по уши, — настаивала Нина.

На щеках Дженни снова загорелся румянец. Ей нравились оба парня. Джоуи она ценила за веселость, легкость и то общее, что было между ними. Рурка за красоту, загадочный вид и какую-то едва уловимую тревожность. Когда Дженни на него смотрела, в сердце появлялась странная тяжесть. Как же сложно с этими парнями, подумала Дженни. Наверное, хорошо, что оба они живут в Нью-Йорке. В конце лета уедут, и ее мучения закончатся.

С тех пор Дженни каждое лето в нетерпении наблюдала, как из вагонов поезда выходили люди. Она и на этот раз хотела выяснить, приедет ли Рурк Макнайт этим летом в лагерь. И он приехал. Еще выше, чем в прошлом году, с еще более золотистой кожей. Приехал и Джоуи. Изменился он не сильно, постоянно чему-то смеялся и изучал Дженни, но так, что она не смущалась, а чувствовала себя особенной. Рурк стал еще тише. И когда он смотрел на Дженни, она не чувствовала себя особенной. Ей становилось неспокойно.

И в это третье лето он сказал, что они с Джоуи приехали в лагерь последний раз. Это случилось накануне Дня независимости. Дженни приехала в лагерь, чтобы доставить выпечку, и встретила Рурка. Когда он это сказал, у Дженни возникло странное чувство. С одной стороны, она была подавлена тем, что больше никогда не увидит Рурка. С другой, ей в голову пришла мысль, что нужно действовать быстрее, ведь времени мало, а она хочет, чтобы Рурк ее поцеловал.

Дженни ждала этого целых два лета.

Она огляделась. Шел дождь. Большинство людей разошлись по своим домикам или играли в настольные игры в главном корпусе, поэтому Рурк и Дженни были одни. Желая укрыться от дождя, они нырнули под крышу главного корпуса.

— Поверить не могу, что это последний раз, — сказала Дженни и сделала шаг к Рурку. Она смотрела на его губы, в точности следуя совету из молодежного журнала относительно этого невербального послания.

Рурк переступил с ноги на ногу. Да, подумала Дженни, да, он понимает. Дженни сделала еще шаг. Расстояние между ней и Рурком сокращалось. Следуя еще одному совету из журнала, Дженни облизала губы.

— А, да, — взволнованно сказал Рурк. — Насчет этого… Мы еще приедем. Но уже как вожатые. Мистер Беллами пригласил нас обоих приехать следующим летом в лагерь поработать, если мы захотим.

Вот как. Возможно, это был намек ей отступить. Но Дженни этого не сделала. Однако Рурк был в такой растерянности, что она не знала, как продолжить, и просто обняла его.

— Я так рада, Рурк. Я рада, что ты вернешься.

На какой-то миг, равный продолжительности удара сердца, Рурк обнял Дженни в ответ, и в эту секунду она почувствовала себя парящей в небесах. Но Рурк замер и отстранился.

— Хотя вообще-то, — продолжил Рурк, словно этой волшебной секунды и не было, — я уверен, что отец придет в бешенство и запретит мне приехать. Он хочет, чтобы я, по его выражению, тратил свое время более продуктивно.

— Так, значит, ты не вернешься?

— Нет. Это значит только то, что мне придется отстаивать это право. Я постоянно этим занимаюсь. — Рурк посмотрел сквозь завесу дождя, который заливал озеро.

— Вы с отцом часто ссоритесь? — спросила Дженни.

Рурк пожал плечами:

— Я стараюсь этого избегать. Этот сукин сын жесток.

— В каком смысле «жесток»?

— А сколько значений у слова «жестокий»?

Дженни приняла этот вопрос за риторический. Она попыталась составить свое мнение о семье Макнайт. Как и всем, Дженни они представлялись идеальной семьей, живым воплощением американской мечты.

— Тебе повезло иметь отца, — сказала Дженни.

— Точно, — фыркнул Рурк.

— Иногда мне так сильно хочется, чтобы у меня был отец, что я готова принять любого, даже жестокого.

— Тогда ты сумасшедшая.

— Неправда. Однажды меня укусила собака. Как выяснилось, она была злой потому, что ее били.

— Собака ничего не понимает.

— Я просто говорю, что должна быть какая-то причина. Когда людям причиняют боль, они становятся жестокими.

Или же просто убегают. Дженни подумала, что это, наверное, и случилось с ее мамой.

Рурк посмотрел на Дженни, и на его лице она увидела ярость. Это очень плохо, подумала Дженни. Однако она не собиралась сдаваться.

— Как мы перешли к этой теме? — спросила она. — Я всего лишь хотела…

Дженни замолчала. Может ли она это сказать? Может ли сказать ему?

— Я хотела, чтобы ты меня поцеловал. И все еще хочу.

Рурк издал нечто похожее на тихий стон.

— Нет, — сказал он. — Тебе кажется.