– Какой ужас! – сказала проститутка. – Бедное животное, я не могу этого видеть.

И она закрыла лицо руками. Один из сутенеров предупредительно протянул ей газету с шапкой: 'Дрезден разрушен до основания, около ста двадцати тысяч убитых'.

– Люди-то ладно, меня это не трогает, – сказала, прочитав заголовок, старая кошатница, – но я не могу видеть, как страдает животное.

– Животное! – возмутился кот. – Сами вы животное!

Но пока только Петер Нья, его сестра и американцы понимали кота, потому что он говорил с сильным английским акцентом, который у американцев вызывал отвращение.

– The shit with this limey cat!1 – сказал тот, что

повыше. – What about a drink somewhere?2

– Да, дорогой, – сказала шлюха. – Его, безусловно, оттуда вытащат.

– Сомневаюсь, – сказал Петер Нья, поднимаясь, – у меня слишком короткий шарф, и он не сможет за него уцепиться.

– Это ужасно! – простонал хор голосов.

– Заткнитесь! – процедил кот сквозь зубы. – Дайте ему сосредоточиться.

– Ни у кого нет бечевки? – спросила сестра Петера Нья.

Бечевка нашлась, но было ясно, что коту за нее не уцепиться.

– Не годится, – сказал кот, – она проскальзывает у меня между когтей, и это очень неприятно. Попадись мне сейчас скотина петух, я бы ткнул его носом в это дерьмо. Здесь отвратительно воняет крысами.

– Бедняжка, – сказала судомойка из бистро. – От его мяуканья прямо сердце разрывается. На меня это так действует…

– Как будто ребенок плачет, даже жалостней, – заметила шлюха.

– Это слишком тяжело, я ухожу отсюда.

– To hell with this cat3, – сказал второй американец.

– Where can we sip some cognac?..4

– Ты и так перебрал, – проворчала девица. – Вы тоже несносны… Пошли, не могу больше слышать этого кота.

– О! – возмутилась прислуга из бистро. – Вы могли бы немного помочь этим господам!..

– Я бы с удовольствием! – сказала шлюха, разрыдавшись.

– Эй, потише вы там, наверху, – повторил кот. – И поторопитесь, не то я простужусь…

С противоположной стороны улицы подошел человек без шляпы, без галстука, в тапочках. Видно, вышел покурить перед сном.

– В чем дело, госпожа Пьешь? – обратился он к одной из женщин, по всей видимости консьержке.

– Бедный котик, его, видно, мальчишки сбросили в эту канаву, – вмешалась кошатница. – Ох уж эти мальчишки! Будь моя воля, я бы всех их отправила в исправительные дома до совершеннолетия.

– Петухов бы туда отправить, – откликнулся кот. – Мальчишки хоть не орут весь день напролет под тем предлогом, что, может быть, взойдет солнце…

– Я сбегаю домой, – сказал человек в тапочках. – У меня есть одна штука, которая поможет вытащить его оттуда… Подождите минутку.

– Надеюсь, он не шутит, – сказал кот. – Я начинаю понимать, почему в сточных канавах всегда застаивается вода. Попасть сюда легко, а вот обратный маневр чуточку сложнее.

– Не знаю, что и придумать, – сказал Петер Нья. – До вас никак не доберешься, уж очень место неудобное.

– Сам знаю, – ответил кот, – если бы я мог, то вылез бы и без вашей помощи.

Приближался еще один американец. Он твердо держался на ногах. Петер Нья объяснил ему, что происходит.

– Can I help you?5 – спросил американец.

– Lend me your flash-light, please6, – попросил Петер Нья.

– Oh! Yeah!..7 – сказал американец и протянул ему свой карманный фонарик.

Петер Нья снова лег на живот, и ему удалось краем глаза увидеть кота. Тот воскликнул:

– Вот, вот, посветите мне этой штуковиной… Похоже, что так что-нибудь выйдет. Она что, америкашкина?

– Да, – сказал Петер Нья. – Я вам спущу свою куртку, попробуйте за нее уцепиться.

Он снял куртку и опустил ее в канаву, держа за один рукав. Люди начинали понимать кота. Они привыкали к его акценту.

– Еще немножко, – сказал кот и подпрыгнул, чтобы уцепиться за куртку. Послышалось страшное ругательство – на этот раз на кошачьем языке. Куртка выскользнула из рук Петера Нья и исчезла в водостоке.