Во второй половине дня Натали и Маркус встретились на крыше, чтобы передохнуть. Это место стало их убежищем, их подпольем. Едва обменявшись взглядами, оба поняли, что происходит что-то необычное. Что они навлекли на себя всеобщее любопытство. Они стали смеяться над этим идиотизмом и крепко обнялись: лучший в мире способ создать тишину. Натали шепнула, что хочет с ним вечером встретиться и даже хотела бы, чтобы вечер настал уже сейчас. Это было прекрасно, нежно, неожиданно сильно. Маркус смущенно объяснил, что вечер у него занят. Жестокое уравнение: ему уже казалась бессмысленной каждая секунда без Натали, но он никак не мог отменить ужин с шефом. Натали удивилась и не решилась спросить, что у него за дело. А главное, с удивлением почувствовала, что внезапно снова оказалась в слабой позиции — в позиции ожидания. Маркус объяснил, что ужинает с Шарлем.

— Сегодня? Он пригласил тебя на ужин?

В этот миг она не знала, смеяться ей или злиться. Шарль не имел права ужинать с членом ее группы, даже не поставив ее в известность. Она сразу поняла, что к работе это не имеет никакого отношения. До сих пор Маркус, в сущности, и не пытался разобраться в мотивах неожиданного поступка патрона. В конце концов, это вполне правдоподобно: он действительно хорошо вел дело номер 114.

— Он тебе сказал, почему хочет с тобой поужинать?

— Э-э… да… он хотел меня поблагодарить…

— Тебе это не кажется странным? Ты можешь себе представить, чтобы он ужинал с каждым подчиненным, которого хочет поблагодарить?

— Знаешь, по-моему, он настолько странный, что мне в нем ничто не кажется странным.

— Это точно. Ты прав.

Натали страшно нравилось, как Маркус воспринимает окружающее. Это могло показаться наивностью — но нет. В нем была какая-то детская мягкость, способность принимать любые ситуации, в том числе самые невероятные. Он подошел и поцеловал ее. Это был их четвертый поцелуй, самый естественный. В начале любовных отношений каждый поцелуй можно чуть ли не анализировать. Все встает на свое особое, отдельное место в памяти, которая медленно сползает в путаницу повторения. Натали решила ничего не говорить про Шарля и его гротескные побуждения. Маркус наверняка сам поймет, что кроется за этим ужином.

Маркус заскочил домой переодеться: встреча с шефом была назначена только на 9 вечера. По обыкновению, долго колебался, какой пиджак выбрать. И остановился на самом рабочем. Самом серьезном, чтобы не сказать нудном. В нем он выглядел как гробовщик в отпуске. Когда он снова сел в скоростное метро, там что-то случилось. Пассажиры уже начинали волноваться. Им не хватало информации. Что там — пожар? Попытка самоубийства? Никто толком не знал. Вагон, в котором сидел Маркус, охватила паника, а он думал прежде всего о том, что заставит патрона ждать. Так и получилось. Шарль уже минут десять сидел за столиком перед бокалом красного вина. Он нервничал, и даже сильно нервничал, потому что никто и никогда не заставлял его столько ждать. И уж тем более служащий, о чьем существовании он до сегодняшнего утра вообще не подозревал. Но к его раздражению уже примешивалось другое чувство. То же, что он испытал утром, но на сей раз, возвращаясь, оно стало еще сильнее. Что-то вроде неодолимого влечения. Этот человек и вправду был способен на все. Кто еще осмелился бы опоздать на подобную встречу? Кто еще способен так не уважать власть? Больше возразить было нечего. Этот человек достоин Натали. Неоспоримо. Математически. Химически.

Бернар Блие о Пьере Ришаре в «Высоком блондине в черном ботинке»

На протяжении всего ужина Маркус не переставал поражаться поведению Шарля. Тот лепетал, лопотал, заикался. Не мог закончить ни одну фразу. Вдруг начинал хохотать, но ни разу не засмеялся вовремя, когда собеседник пытался его насмешить. В нем словно случился сдвиг во времени. В какой-то момент Маркус осмелился спросить:

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Хорошо? Я? Знаете, со вчерашнего дня я прекрасно себя чувствую. Особенно сейчас.

Несообразность этого ответа только усилила ощущение Маркуса. Шарль не совсем сошел с ума. Во время редких просветлений он прекрасно сознавал, что слетел с катушек. Но ему не удавалось взять себя в руки. Его замкнуло. Швед, сидящий напротив, устроил короткое замыкание в его жизни, в его системе. Он изо всех сил старался вернуться к реальности. Маркус с его незавидным прошлым был недалек от мысли, что этот ужин — самый нудный в его жизни. А это что-нибудь да значило. И все-таки он не мог совладать с нарастающим сочувствием, желанием помочь этому блуждавшему в трех соснах человеку.

— Я могу что-нибудь для вас сделать?

— Да, безусловно, Маркус… я подумаю, это очень мило. Правда, вы такой милый… это сразу видно… по тому, как вы на меня смотрите… вы не осуждаете меня… я все понимаю… теперь я все понимаю…

— Что вы понимаете?

— Ну, понимаю про Натали. Чем дольше я на вас смотрю, тем больше понимаю, чего нет во мне самом.

Маркус поставил бокал. Он уже начал подозревать, что все это могло иметь отношение к Натали. Вопреки ожиданию, первым его чувством было облегчение. Первый раз кто-то заговорил с ним о ней. Именно в этот момент Натали стала высвобождаться из сферы фантазма. Она переходила в реальную часть его жизни.