ОТВЕТ. Причин сему много. Одни из них — домостроительственные, имеют целью общую пользу, другие же — утешение, дерзновение и научение немощных. И, во–первых, все сие устрояется по милости Божией к людям; большею же частию устрояется сие ради троякого рода людей — или ради людей простых и крайне незлобливых, или ради некоторых совершенных и святых, или ради тех, которые имеют пламенную ревность Божию, отреклись и совершенно отрешились от мира, удалились от сожительства с людьми, оставив все, не ожидая никакой помощи от видимого, пошли во след Богу. На них–то нападает боязнь вследствие их уединения, или окружает их опасность смертная от голода, от боязни или от какого–нибудь обстоятельства и от скорби, так что приближаются они к отчаянию. Посему, если таковыми бывают утешения, а тем, которые превосходят их трудами, не бывает, то первая сему причина — непорочность и порочность, и именно совести [78]. Вторая же причина, наверное, есть следующая: как скоро имеет кто человеческое утешение или утешение чем–либо видимым, то не бывает ему подобных утешений, разве по некоему домостроительству, ради общей пользы. У нас же слово об отшельниках; и свидетель сказанному один из Отцов, который молился об утешении, и услышал: «Достаточно для тебя утешения человеческого и беседы с людьми».
И другой некто, подобно сему, когда был в отшельничестве и вел жизнь отшельническую, ежечасно услаждался благодатным утешением; а когда сблизился с миром, взыскал по обычаю утешения — и не обрел, и молил Бога открыть ему причину, говоря: «Не ради ли епископства, Господи, отступила от меня благодать?» И ему сказано: «Нет, но потому, что Бог промышляет о живущих в пустыне, и их удостоивает таких утешений». Ибо невозможно, чтобы кто–либо из людей имел видимое утешение, а вместе приял и невидимое от благодати, Божественное и таинственное [79], разве по какому–нибудь, упомянутому выше, сокровенному домостроительству, которое известно в подобных случаях одному Домостроительствующему.
Разница между видением и откровением.
ВОПРОС.
ОТВЕТ. Нет. Они различны между собой. Откровением (вместо «откровением», может быть, надо читать «видением», как предлагает Никифор Феотокис) часто называется и то и другое. Ибо, так как обнаруживается сокровенное (и в том, и в другом), то всякое видение называется откровением. Откровение же видением не называется. Слово «откровение» большею частию употребляется о познаваемом, о том, что умом испытуется и уразумевается. Видение же бывает всякими способами, например, в изображениях и образах, как бывало древле ветхозаветным, в глубоком сне или в бодрственном состоянии, и иногда со всею точностию, а иногда как бы в призраке и несколько неявственно; почему и сам имеющий видение часто не знает, в бодрственном ли состоянии видит он или в сонном. Можно и чрез глас слышать о заступлении, а иногда видеть какой–либо образ, иногда же (видеть) яснее, лицом к лицу. И видение, и совместное пребывание, и вопрошение, а с ним и собеседование суть Святые силы, видимые достойными и творящие откровение. И таковые видения бывают в местах наиболее пустынных и удаленных от людей, где человек необходимо имеет в них нужду; потому что нет у него иной помощи и утешения от самого места. Откровения же, ощущаемые умом, при чистоте удобоприемлемы и бывают только совершенным и могущим разуметь.
Воздаяние за помыслы и изволение воли.
Воздаяние от Господа за доброе и лукавое бывает не по движению помыслов, а по твердости доброй воли и воли злой.
Бывают помыслы добрые и изволения добрые; бывают же помыслы лукавые и сердце лукавое. Первая степень (т. е. помыслы) есть движение, происходящее в уме подобно ветру, воздвигаемому в море и воздымающему волны; вторая степень (т. е. изволения добрые или лукавые) есть опора и основание. И по твердости основания, а не движению помыслов, бывает воздаяние за доброе и лукавое. Душа не бывает в покое от движения изменчивых помыслов. Если же за каждое из них, хотя не имеет оно основания в глубине сердца, назначишь воздаяние, то близок будешь к тому, чтобы тысячекратно в день переменять тебе и благое свое, и противное тому.
Что помыслы приносят человеку?
Если памятование доброго, когда приводим это себе на мысль, обновляет в нас добродетель, то явно, что и памятование распутства, когда припоминаем о нем, обновляет в уме нашем срамное пожелание, потому что памятование того и другого показывает и начертывает в помышлениях наших разность самых воспоминаемых вещей, как бы перстом указует нам или на срамоту наших помыслов, или на высоту нашего жития, и укрепляет в нас помыслы и движения и десных и шуих. Мы бываем заняты ими в тайне ума нашего, и в этом мысленном занятии изображается удел жития нашего, так что по необходимости непрестанно видим самих себя. Итак, не одно сие занятие вредит тому, кто имеет оное, но с ним вместе вредит и видение, а также и памятование, восполняющее это собою. И не одно делание добродетели сильно вспомоществует тому, кто упражняется в сем делании, но и мысленное представление, образуемое припоминанием о лицах, подвизавшихся в добродетели.
А сие делает понятным, почему весьма многие, достигшие степени чистоты, сподобляются лицезрения некоторых святых всегда в ночном видении; и днем ежечасно в мысленном упражнении ума бывает для них источником радости видение сих святых, напечатлевшихся в душах их. И потому с горячностию приступают к деланию добродетелей, и в избытке западает в них пламень к вожделению оных. И говорят, что святые ангелы принимают на себя подобия некоторых досточтимых и благих святых, и в сонном мечтании показывают душе сии подобия, во время парения ее мыслей, к ее радости, обогащению и веселию, а днем постоянно приводят их в движение, когда рассматривает душа свои помыслы; и делание ее облегчается радостию святых, и от сего преуспевает она в течении своем. Так бывает и при непрерывности браней. Кто имеет привычку занимать свои мысли худым, тому, при содействии демонов, представляется это в подобии. Демоны принимают на себя подобие и показывают душе мечтания, приводящие ее в ужас. более при помощи дневного памятования, действуя посредством его. И иногда страшным сим видением, приводящим душу в ужас, скоро доводят ее до изнеможения и иногда представляют ей также трудность жития в безмолвии и уединении и иное что–либо.
Поэтому и мы, братия, что касается до внимательности к нашим памятованиям и заключения по оным о состоянии души нашей, начнем отныне постоянно рассуждать о различии занимающих нас памятований: какие из них останавливают на себе наше внимание, и какие тотчас отгоняем мы от себя, как скоро приближаются к мысли нашей — те ли, которые в нас по предумышлению бесов, повергающих эту пищу страстям, или те, которые от вожделения и раздражительности, или те, которые от святых ангелов, подающих нам мановение радости и ведения, а также памятования, пробуждающие нас помыслами во время приближения к нам святых ангелов, или те, которые в нас от впечатлений, предварительно принятых чувством, и которыми в душе возбуждаются помыслы, увлекающие к чему–нибудь одному Чрез познание же сего различия приобретем опытность в двух вещах: в усмотрении памятований и в делании напоминаемых ими дел, и постараемся, чтобы за тем и другим следовала определенная молитва.
Восстановление себя в утерянной добродетели.
Что задолжал ты Богу, то и возвращай Ему.
Всякий недуг врачуется свойственным ему лекарством.
Посевай милостыню на смирении, и пожнешь милость на суде. Чем погубил ты доброе, тем снова приобретай оное. Овол задолжал бы Богу: вместо него не возьмет Он с тебя жемчужины; например, погубил ты целомудрие — Бог не примет от тебя милостыни, если пребываешь в блуде, потому что хочет от тебя святости тела, так как преступил ты заповедь. Ужели, думая оставить стяжание мира, будешь вести брань за что–либо иное? Оставил ты насажденное, и с другими разве пришел ратовать? [80]
Святой Ефрем сказал, что во время жатвы не будешь противоборствовать зною зимними одеждами. Так каждый, что сеет, то и пожнет. И всякий недуг врачуется свойственными ему лекарствами. Ты, может быть, побежден завистию — для чего же усиливаешься бороться со сном? Пока проступок еще мал и не
