благ и милосерден: не в обычае у Него судить слабости естества и дела, <совершенные> по необходимости, даже если они предосудительны; однако Он осуждает <нас>, когда добрыми делами, которые мы могли сделать, мы пренебрегли. Он не осуждает наклонность естества к чему–либо, даже к великому и добровольному греху, но осуждает Он действие и воздает по справедливости, если знает, что за этим <воздаянием> последует сокрушение, страдание разума и хотя бы малый шаг [726] к исправлению, даже если те же самые вещи могут повторяться десятки тысяч раз.

16. Особенно если человек не предает себя полностью погибели, но страдание овладевает им, когда видит он свое порабощенное положение, [727] ведущее его в никуда, [728] и когда презирает он себя, склоняется к исправлению и печалится о своих проступках и ошибках, [729] не только не отвергается он всесовершающей Волей, — да не будет! — но без сомнения он весьма близок к помилованию. [730]

17. Сказав все это, мы, тем не менее, осуждаем тех, кто извращает порядок [731] молитвы по своему произволению, тех, чей безумный разум притворяется совершенным, и при помощи своего ложного знания укореняются [732] они в самовольных действиях. [733]

18. Ибо в молитве сердце приобретает большее дерзновение <к Богу>, чем в службе. Однако полное пренебрежение последней причиняет гордыню, а из–за гордыни отпадает человек от Бога. Видишь ли, само то, что человек принуждает себя подчиниться закону, — хотя по своему образу жизни он является свободнорожденным, — смиряет душу его, а демону гордыни не дает возможности внушить ему [734] какой–либо злой помысел. Постоянно думая о себе как ничтожном и неспособном к свободе, смиряет и уничижает он гордыню помысла. Нет лучшей [735] узды, чем эта, чтобы вложить ее в уста разума, который превозносится.

19. По этой причине святые Отцы не только в службе, но и в молитве, — хотя <молились> они непрестанно, будучи наполнены Духом и даже на миг не прекращая молитву, — соблюдали то, что было предписано совершать: в определенные часы <совершали> они установленные количества <молитв>, <сопровождавшиеся> внешними положениями тела и поклонами, в соответствии с целью закона, который установили они сами себе.

20. Ведь не зря <Отцы> эти возложили на себя одни сто, другие пятьдесят или шестьдесят и так далее <молитв> [736] — люди, которые сами полностью сделались алтарем молитвы. Для чего необходимы были определенные количества, когда у них вообще не прекращалась молитва?

21. <Говорится> о ста <молитвах> Евагрия, о шестидесяти — блаженного Макария, о пятидесяти — Моисея Мурина, индийца, [737] о трехстах — Павла, великого мужа отшельника, и о других подобных вещах. [738]

22. Причина, по которой эти блаженные Отцы стремились соблюдать закон, словно рабы, <заключалась> в страхе <впадения в> гордыню. <Молитва их сопровождалась> утруждением плоти определенным <количеством> поклонов [739] с поклонениями [740] перед Крестом. И те установленные и определенные молитвенные правила, о которых написано в связи с этими <Отцами>, не были, как говорят прельстители, только молитвами сердца: так утверждают люди с мессалианским сознанием — те, которые говорят, что поклоны не нужны.

23. Никак нельзя говорить такое о святых Отцах! Упреки в адрес других, порицание и осуждение не входят в нашу задачу здесь, да это и <вообще> не в нашем обычае. Мы, конечно, не смотрим свысока на самих тех, кто делает это, [741] однако, когда речь идет и вопрос ставится об истине, [742] пока прежде открыто не осуждена ложь, невозможно утвердиться в истине, воплощать ее в жизнь [743] с точным видением разума  [744] и остерегаться противоположного ей. [745] И даже те, кто шествует прямым путем, идут по нему намного более уверенно, если дорога, ведущая в <противоположную> сторону, ясно указана.

24. Но поистине были у Отцов эти поклоны, посредством которых особенно смирялась душа. Для совершения их они благоговейно вставали со своих мест, если только им не <возбраняла этого> физическая немощь; с великой почтительностью и великим смирением разума и тела падали они на лица свои перед Крестом. Эти <поклоны> совершались помимо тех <молитв>, которые имели место в сердце. Однако всякий раз, когда они вставали, совершали они много поклонов, насколько позволяли им время и телесные <силы>; они целовали Крест пять или, может быть, десять раз, совершая поклон и целование после каждой молитвы. [746] <Совершая> такие действия, <человек> мог внезапно обрести жемчужину,  [747] которая в одной единственной <молитве> вмещала бы все остальные. А бывало, что <человек> стоял на ногах или на коленях, и восхищалась мысль его молитвенным изумлением — <состояние>, неподвластное воле плоти и крови, а также душевным движениям. Или он был в одном из тех состояний чистоты молитвы, которые мы изъясним позднее.

25. Таким способом исполняли они эти большие количества молитв — как я сказал, а не так, как кажется многим другим, кто говорит, что <Отцы> всякий раз вставали для каждого отдельного <поклона>, ибо жалкая плоть не способна к таким количествам, <если человек должен> вставать каждый раз для каждой отдельной молитвы. Они никогда не смогли бы совершать такое количество <молитв>, если бы им приходилось [748] вставать со своего места сто, или шестьдесят, или пятьдесят раз в день — не говоря уже о трехстах или более, как было в обычае у некоторых святых. Иначе не оставалось бы возможности для чтения и других необходимых дел, [749] и невозможно было бы продлить молитву, [750] если бы случилось, что по благодати дан был <человеку> дар слез в молитве его, или просветленные движения исходили из молитвы его, как часто случалось с теми, кто удостаивался одного из этих видов благодати в такие минуты. Напротив, он был бы исполнен поспешности в службе и суеты во всем служении своем.

26. Если кто–либо не верит этому, пусть испробует на себе, возможно ли человеку, <не нарушая> мира, вставать с места пятьдесят раз в день — не говоря уже о ста или двухстах — так, чтобы он оставался невозмущенным внутри себя и чтобы молитва его была мирной, и чтобы исполнял он при этом также службу свою и положенные чтения <из Писания>, [751] которые составляют значительную часть молитвы — и <все это> без возмущения; сможет ли он выполнять это в течение недели, не говоря уже обо всех днях его жизни?

27. Бывает, что частичные дарования обретает <человек> во время молитвы, такие как обилие слез, или наслаждение словами молитвы, распространяющееся в сердце, словно мед в сотах; или воскипение благодарений, которое благодаря радостному смирению заставляет язык умолкнуть; или внезапное возбуждение надежды в молитве его; или некое прозрение в <божественное> домостроительство, рождающееся из молитвы или из воспоминаний о предшествующем ей чтении. Такое обычно появляется и остается в течение многих часов, когда <человек> лежит простершись на лице в одном из тех <состояний> изменения, которые суть дар чистоты молитвы и наслаждения ею. Иногда <такое случается> когда человек стоит, или когда он на коленях. Такие вещи считаются у <Отцов> чистотой молитвы, а не восхищением ума. Последнее есть всеобъемлющий дар и совокупность всех состояний, которые доступны совершенным мужам. [752] Эти <состояния> случаются не только с мужами преуспевшими [753] в прочие часы молитвы, но и со <всеми> молящимися. Это естественные <дарования>, соответствующие усердию и бдительности; напротив, то <дарование> [754] является сверхъестественным.

Вы читаете Сочинения
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату