соединяются движения его с Духом, и неизреченным образом видит он Его близко.[277] Блажен, кто постоянно и без смущения ожидает у двери Его!

55. Не уповай на познание себя,[278] чтобы не <оказаться> тебе оставленным в руках демонов и чтобы не ввергли они тебя в сети ухищрений своих, и чтобы не окружили они тебя мучениями, и чтобы не <впал> ты в смятение, так чтобы не знать даже, где ты находишься.

56. Без моления не простирай ногу твою в путешествие — особенно на темных путях. Да не утихнет моление в устах твоих, и да сопутствует ему исповедание немощи твоей и невежества, так чтобы по крайней мере за смирение твое получил ты милость,[279] хотя ты и недостоин. Где отсутствует деятельность, там смирение и исповедание полностью принимает Бог вместо нее; и за дела, которые не совершены, получает награду тот, кто смирился.

57. Дорог для Бога тот, кто из–за отсутствия <у него> необходимого пребывает в смирении, — больше, чем тот, кто по причине обилия деланий своих <думает, что> делает одолжение Богу. Тот же, кто обладает и служением, и смирением, установил внутри себя два […] светила, благодаря которым он и себе доставляет удовольствие, и Бога радует на всякий миг.

58. Когда отсутствует первое, вторая добродетель[280] восполнит его недостаток. Если сила смирения властвует в душе, человек несет тяжесть добровольных трудов, вспоминая о содеянных грехах;[281] а без этого невозможно избежать ежедневных грехов или получить прощение за прошлые прегрешения. Хотя и нет у нас трудов, зато можем мы <иметь> чувство сокрушения в разуме нашем, постоянно помнить о грехах наших, низко думать о себе перед Богом, быть мягкими и мирными по отношению к людям, оказывать всякому честь, быть собранными в себя, не <вовлекаться> в смех и болтовню,[282] <иметь> доброе слово для всякого, благодарение в сердце нашем во <времена> искушений, мудрую тишину, дисциплинированные члены, и вспоминать, что во всяком случае мы смертны и покинем мир сей. Эти вещи не требуют телесных трудов, но они суть украшение разума.

59. Кто же не стремится овладеть тем, что не требует телесных трудов и что достигается не телесными трудами и не телесной силой, но может быть обретено и в немощном состоянии, тот из–за небрежения разума своего оставлен наедине с собой и заслуживает порицания от Бога.[283] Бог не столько нуждается в продолжительном служении, сколько в добродетели воли: добродетельная душа избирается Богом не благодаря делам, но благодаря добродетельной воле, <направленной> к Нему, и сердцу, страждущему на всякий миг. Подобным образом, не отвергает[284] Он грешную душу на основании[285] дел ее, ибо часто делам возбраняется <совершиться> по <разным> причинам. Но и без <участия> воли совершаются многие <дела> — как хорошие, так и плохие. Бог же смотрит на устремленность воли — <на то>, в чем она находит удовольствие. И достаточно для Него добродетели души, даже без дел, если нет возможности <для совершения дел>, как сказал Блаженный Толкователь:[286] «Господь наш видится в законодательствах Своих делающим тщательное испытание воли души, а не дел».

60. И в другом месте, как бы от лица Господа, говорит он, в соответствии со смыслом слов Его: «Я требую воли и не разузнаю о делах, ибо довольно для Меня души, которая с совершенной волей прилепляется к добродетели. Те, кто под законом Моисеевым, разузнают о делах, испытывая угрызения совести <по поводу> различных ошибок, даже малых. Те же, кто принадлежит Моему <закону>, даже если поступают неправильно, будучи людьми, пребывают в радости, зная, что избирают добродетель в совести своей».[287]

61. О самоистощании[288] нет мне нужды напоминать тебе. Нет у нас намерения говорить обо всем, <тем более, что> не говорим мы с кем–то, кто не знает Писаний. Ибо ты хорошо знаешь, что без отречения этот <монашеский> образ жизни не совершенен. Этот путь есть <путь> бедности. И кто в видимых <предметах> не верует в Бога, ясно, что весьма далек он в разуме своем от надежды на грядущие <блага> и на те вещи, сила истинности которых только и ощущается разумом благодаря вере: вещи, о которых шла речь в этом слове с самого начала[289] до настоящего момента. Ведь именно надеждой усовершается этот образ жизни. «Никто, несущий бремя земных <забот>, не воспарит на небо», как написано.[290] Ибо никто, связанный делами мира сего, не может угодить Избравшему его. Но напомню тебе о том, что необходимо.

62. Если решился[291] ты совершенствоваться в добродетели, никогда не позволяй <себе> смотреть на женщину и не проходи вблизи нее. Враждебны воспоминания <о женщинах> этому <монашескому> размышлению; ибо ты — отшельник, чей разум возвышен над тленными <вещами>. И если помысел о них[292] беспокоит разум, насколько больше — зрение лица их или звук голоса[293] их. Не надейся на старость или на добродетель разума твоего — не потому, что ты по–другому <настроен>, но потому, что это полезно: ибо то, что уже испытано многими людьми, не должны мы стремиться проверить <на себе>! Лучше сиди в келлии твоей и занимайся спасением жизни твоей, ожидая исхода твоего из мира, как человек, который знает, что он смертен. Следи за помыслами своими и не думай о ком–либо <плохо> и не смотри ни на кого как на дурного: в другое время по–другому увидишь ты его — того, кто сейчас кажется тебе дурным. Поэтому не следуй помыслам, которые показывают тебе то, что хотят. Если есть <у тебя> любовь, она покроет также ошибки <других>; отсутствие же любви происходит от помрачения[294] души.

63. Кто ближнего своего не любит, но говорит, что любит Бога,[295] тот, сам того не сознавая, полностью сбился с пути. Ничто так не прогневляет Бога и не противно Ему, как <человек>, который, сидя в келлии, думает о своем товарище: и сделал он келлию свою судилищем, а сам он — судья, и судит он недостатки других. И <при всем том> считает он себя кающимся и говорит в молитве: «Как я простил, так и Ты прости меня».[296]

64. Если тот, кто судит должников своих, вызывает на себя[297] великое осуждение правосудия Божия, что же случится с нами, когда судим мы дела на расстоянии? Если не можешь ты видеть недостатки и слабости других, но упорствуешь в таких мыслях,[298] тогда убирайся куда–либо в другое место. Но как возможно нам видеть всех хорошими, если не обладаем мы безмолвием?

65. Будь мирным и смиренным, дабы для каждого нашлась <у тебя> милость.[299] В соответствии с деятельностью сердца изменяются внешние обстоятельства — <в зависимости от того, настроена ли она> на добрые <дела>, или на искушения. Не будь обличителем или исправителем кого–либо, не будь ревнивцем[300] или раздраженным в душе твоей. Человек, чей разум ревнив и постоянно возбужден против людей, не может удостоиться того духовного мира, в котором зарождаются[301] прозрения относительно доброты Божией к мирам. Ибо от рассеянности[302] разума появляется в человеке ревность, поскольку оставлен он думать о делах всех,[303] словно корабль, не имеющий кормчего.

66. Человеку, который думает о злых делах[304] людей и <возбуждается> ревностью, невозможно стать мертвым для мира.

67. По двум причинам[305] бывает человек постоянно облеченным в ревность о поведении других людей: или по гордости, или по глупости. Без этих двух <причин> человек не может преисполниться ревности.[306] <Последнее происходит> или потому, что его собственные пороки в глазах его менее значительны, чем <пороки> всех <остальных>, — а, может быть, он думает, что у него их <и вовсе> нет и что поэтому он способен всех приводить к истине; или он считает, что он — друг Божий, когда ненавидит грешников: это поистине безумный образ мыслей, совершенно чуждый всякому познанию Бога. Не знает он, что святые принимали смерть всех родов ради злодеев и убийц — чтобы любовью вывести их на путь к Богу.

68. Те, кто познал Промысл Бога[307] и кто полностью удостоился разуметь волю Его, умирают ради грешников, по подобию Сына Божия.