и любовницами. Я даже не знаю, в чем он меня обвиняет. Кричит, что я завела себе любовника, какая чушь! Это лишь повод, чтобы избавиться от меня! Меня Жанна предупреждала, что он заигрывает с Матильдой, потому что она брюнетка и ярче меня! Так оно и есть, пусть кузина забирает себе этого негодяя! А я лучше умру, не буду ничего есть — через неделю он будет свободен от меня!
— Что за ерунду ты несешь, да он души в тебе не чает! Какая Матильда, какие наложницы, муж с тебя глаз не сводит! Ты же красавица, Кларисса, сама ведь знаешь! А моей дочери Матильде по красоте с тобой не сравниться. Ты пошла в нашу породу, а дочь — точная копия матери мужа, моей свекрови. А насчет Жанны… Что это ты там бубнишь, эта служанка ссорит тебя с мужем и с двоюродной сестрой?
— Да нет, просто она меня любит и жалеет!
— Интересно, первый раз в жизни слышу, чтобы уродины любили красавиц! Я полагала, что ты умнее, моя дорогая. И с этим кинжалом надо разобраться. Как вовремя он оказался в твоей спальне, чтобы разлучить тебя с прекрасным мужчиной. Кларисса, я намного старше тебя и ни за что не поверю, что Ингмар мог оказаться таким коварным. Ладно, хватит, иди, поешь, будем искать причины всех этих событий…
— Тетя, а ты бы могла простить убийство своей матери? Можешь молчать, я и по твоим глазам вижу ответ! А я вот влюбилась и не знаю, что теперь делать. Только не говори ему ничего, прошу тебя! Я никогда не прощу, если ты меня выдашь.
— Иди, поешь, а то я вообще не буду с тобой разговаривать и уйду к себе. Мне граф разрешил лишь на пару минут сюда зайти. Но странно все это… Надо выяснить, что его так расстроило.
— Мне ничего не хочется, даже подташнивает немного. Вот видишь, тетя, до чего он меня довел, даже есть не могу. От этого запаха меня мутит.
— О, моя девочка! И давно тебя так тошнит?
— С тех пор как узнала про этот кинжал, две недели уже прошло, если не больше. Это нервы все, но теперь стало легче, когда ты меня выслушала.
— Думаю, что это не в нервах дело. Муж спал с тобой каждый день, Кларисса, ведь у вас медовый месяц? И даже не месяц, уже третий пошел…
— Да, тетя… Мы ни разу не спали раздельно.
— А когда у тебя были женские дни?
— У меня что-то их уже давно не было. О, что же это я совсем об этом забыла! А в чем дело, почему ты на меня так смотришь?
— Дорогая девочка, у тебя будет ребенок Ингмара. Так что надо прекращать ссоры и глупые сцены ревности. Женщины в таком состоянии не могут правильно оценить ситуацию, они ревнивы, капризны, плаксивы! — тетя обняла Клариссу и стала нежно ее гладить, бормоча ласковые слова.
— Как это ребенок, так рано? Я не хочу ходить с огромным животом! Я не выдержу, если он мне будет изменять! Ведь я стану уродливой! — Кларисса снова начала безудержно плакать. Слезами она и вырвала у тети Мари обещание ничего не говорить мужу.
— Он и сам скоро поймет, когда посмотрит внимательнее на твое лицо и грудь. Учти, если он сам догадается, меня не смей обвинять. Хотя ты и силой вырвала у меня обещание, я все-таки его сдержу. А, честно говоря, это очень даже неплохо, что так скоро появится малыш. Давно в этом замке не звучал детский смех! — баронесса де Варенн радостно улыбалась. Внезапно в дверь осторожно постучали.
— Мадам баронесса, Гро говорит, что граф Ингмар дошел до белого каления, что вы так долго… — испуганная Бланка ждала ответа.
— Беги, скажи, что я сейчас иду. Ну, деточка, попытайся немного съесть, и в кровать, — тетя Мари поцеловала Клариссу и подтолкнула к столу, — это нужно малышу, чтобы он рос крепким и здоровым.
У озера
С хмурым лицом Ингмар вошел в помещение, где обычно летом отдыхали стражники, и уселся на свое любимое место в углу. Там был небольшой каменный выступ, на котором и сидеть-то было неудобно, можно было лишь наполовину прислониться к стене. Но хевдинг неизменно занимал это место, вытянув одну ногу и подбоченясь. Все знали это, и никто не рискнул бы никогда занять место вождя. Отсюда через, бойницы, были хорошо видны окрестности замка, и когда под каменными сводами начинал хозяйничать ветерок, Ингмар поплотнее закутывался в свой плащ и задумчиво смотрел вдаль. Раньше, когда было подходящее настроение, граф мог вступить в шутливую беседу со стражниками, либо устроить им неожиданный экзамен на знание военного дела. Нельзя было предугадать, чем завершится очередной визит вождя. Но на этот раз Арни хватило и одного взгляда, чтобы понять, что хевдинг не в духе. Вместо приветствия Ингмар приподнял руку, молча уселся на свое место и неподвижно застыл. Викинги знали, что молчание молодого хевдинга означает крайнюю степень плохого настроения, и невольно затихли. Даже оживленная перебранка по поводу игры Отто и Гро в тровли[16] значительно ослабела, хотя и не прекратилась.
— Нельзя ходить сквозь трон! — воскликнул Отто и скосил глаза в середину доски, так что стал похож на удивленную лошадь.
Гро поспешно убрал фигуру и больно ткнул партнера большим пальцем в бок. Отто перевел на него удивленные глаза, но викинг тем же пальцем указал через плечо в сторону графа, и стало понятно, что кричать не рекомендуется. Азарт игры как-то быстро спал, и воины поспешно засобирались на обход крепостных стен, хотя утром особой нужды в этом не было. В комнате остался лишь пожилой рулевой да Ингмар. Арни обычно с удовольствием поддерживал молчание, он и сам был не прочь поразмышлять. Но в этот раз в каменной комнате повисла зловещая тишина. Невольно викинг напрягся и, хотя сидел спиной к хевдингу, постоянно ощущал волны тяжелых излучений, исходящих от него.
— Скажи, Арни, — хрипловатый низкий голос графа вдруг так резко прервал тягостное молчание, что пожилой викинг даже вздрогнул от неожиданности, — а тебе изменяли женщины?
Седой викинг повернул к графу удивленное лицо, на него смотрели страдающие глаза молодого вождя.
— Бывало и такое, Ингмар.
— Правда? И что ты сделал?
— Сначала убить хотел, а потом плюнул. «Если невеста уходит к другому, то неизвестно кому повезло».
— Так это не твоя жена?
— Это было до нее. Была у меня такая любимая, Ганна. Высокая и статная красавица, — задумчиво начал Арни. Он был уже в том возрасте, когда любят предаваться воспоминаниям. Его спокойная речь, как ни странно, успокаивающе подействовала на графа.
— А может, и не она у меня была, а я — у нее, — Арни весело подмигнул, — но, в общем-то, она сильно никогда не расслаблялась. Слов любви я от нее почти не слышал. Только иногда обжигала пламенем страсти. Можно было лишь догадываться, что там было у нее в душе.
— И что, она обещала тебя ждать?
— Теперь я по-другому на все смотрю, — продолжил пожилой викинг, машинально двигая черно- белые фигурки на доске, — теперь я понимаю, что ничего она мне, в сущности, не обещала, а тогда…
— Что?
— Готов был разорвать ее. Схватил кинжал, побежал, — после этих слов Арни внезапно замолчал.
— Ну и что же? — не выдержал паузы Ингмар.
Викинг как-то виновато поглядел на хевдинга и продолжил:
— Бегу по тропинке, запыхался, а дело было вечером, сумерки уже. Гляжу — вон она! Догоняю и выхватываю нож, а она вдруг поворачивается ко мне и смотрит прямо в глаза. У меня так рука и опустилась.
— Ну что ты, Арни, — говорит она, и берет у меня из ослабевшей руки кинжал, — не смог отправить меня в Валгаллу? Я смотрю на нее — а в глазах этих ни капли страха, — и ничего сделать не могу.