приглашены и скальды. Седобородый старик играл на щипковой лютне, а слепой юноша тенором пел баллады про Одина и Тора, а также про славных воинов, попавших на вечный пир в Валгаллу.

Увидев, что у Клариссы проблемы, тетя Мари встала из-за стола и, отправив Матильду на свое место, уселась вместо нее рядом с невестой.

— Что с тобой, моя девочка? — зашептала тетя, ласково погладив ее по руке. От такого долгожданного участия у глубоко несчастной графини полились обильные слезы из глаз, но она не издала ни звука — ей не хотелось, чтобы кто-нибудь видел ее скорбь. В зале, хотя всюду и горели факелы, было довольно темно, и можно было незаметно плакать, не боясь, что кто-нибудь заметит ее горе. — Что случилось?

— Ничего, тетя! Все плохое уже произошло, что еще может случиться? Ах, милая тетя Мари! Не уезжай из замка, прошу тебя, поживите с Матильдой у меня немного, хоть недельку-другую!

— Хорошо, моя дорогая! Вот сейчас ты пододвинешь свое кресло поближе к моему, чтобы нас никто не услышал, и расскажешь, почему ты так внезапно расстроилась. Твой муж тебя обидел?

— Он не обидел меня, но не разрешил выходить из-за стола. Уже начал командовать! Ты же знаешь, я не привыкла, что кто-то решает за меня, что мне делать — вставать или сидеть, разговаривать или молчать.

— Моя наивная девочка, но в данном случае он прав. Если бы ты демонстративно ушла, всем стало бы неловко, и праздник был бы испорчен! — баронесса с сочувствием смотрела на племянницу.

— Какой праздник! Это просто смешно! Для меня сегодня день большого несчастья! — от возмущения Кларисса даже перестала плакать. А тетя обняла ее и предложила ей думать о чем-нибудь приятном.

— У меня уже более двух лет нет ничего хорошего, тетя Мари…

— Ну, хорошо, давай попытаемся думать о том, как хорошо, что твоим мужем стал красивый молодой мужчина. Ты вряд ли примирилась бы с Донатом де Брюнне. Я его хорошо знаю, этот негодяй свел свою жену в могилу. Видите ли, ему она надоела — слишком старая, тридцать восемь лет! Когда Эсмеральда заболела, он не разрешил ее лечить! Похотливый толстый кабан, на такую красавицу позарился! Разве он тебе пара? Но, если бы не нормандцы, он точно бы здесь хозяйничал. Неужели ты не понимаешь, Кларисса, что замок не выдержал бы осады войск графа Шатрского? И погибло бы очень много людей при этом!

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь умирал из-за меня! Я даже в церкви сказала «Да» этому викингу, чтобы спасти жизнь Марциалу. Мне так стыдно, что я его втянула в эту беду!

— Ну, чего тебе стыдится? Пусть не рубит сук не по себе! Какой из него граф! Разве он защитит твое графство от этих хищников! Если бы ты соизволила посоветоваться со мной, я бы тебе объяснила, какая это глупая затея с твоей стороны. Не беспокойся за него, он переживет эти события, и ты в этом не виновата!

— Тетя, что мне сейчас делать, как жить после этого! Ведь именно норманны убили мою семью! Я вся дрожу от мысли о том, что моим мужем будет такой же викинг, как и те, что искромсали мечами моих родителей.

— Муж моей сестры тоже не ягненок. Немало людей пало от его руки. А вот сестру жалко! Она ни в чем не виновата, и сейчас, наверно, в раю, на небесах. А насчет тебя… Не он ведь убивал моего зятя с сестрой. Присмотрись к своему мужу, может, он вполне тебя устроит. Ведь он довольно привлекательный мужчина. И к тому же молодой. Нам с твоей матерью так не повезло. А насчет того, что ты дрожишь…это просто нервы, дорогая! Я распоряжусь, чтобы тебе приготовили горячую ванну с травами перед сном, вся усталость от такого тяжелого дня мгновенно пройдет! — едва шевеля губами, тихонько шептала Клариссе тетя Мари на ушко.

— Тетя Мари, ты ничего не понимаешь! Я вообще не хочу выходить замуж. Мне абсолютно не хочется твоей или маминой судьбы, лучше я уйду в монахини! Пусть забирает все, только выделит мне немного средств на вклад в монастырь! Я не хочу выполнять эти неприятные супружеские обязанности!

— Ах, вот почему ты так нервничаешь! Может, у тебя будет все по-другому, чем у нас с сестрой. Твой муж молод и красив. А многим женщинам близость с мужчиной доставляет большое удовольствие, — баронесса ободряюще улыбнулась расстроенной племяннице.

— Ну, почему я не могу жить согласно своей воле? Я ничего от этих мужчин не хочу, почему они меня не оставят в покое! Ужасно болит голова, может, просто нужно побольше выпить, чтобы ни о чем не думать!

— Кларисса потянулась к кубку. Девушке трудно было войти в новую для нее роль жены викинга, она попросту не узнавала свой дом, весь мир вокруг внезапно преобразился. Захотелось забыться, уйти в сон, в надежде, что пробуждение вернет ее в привычную родную обстановку.

Двуручный кубок на двоих был семейной реликвией. Из него пили на своей свадьбе ее мать и отец, а до того — бабушка и дедушка. Серебряный бок сосуда, начищенный по такому случаю до блеска, был украшен фамильным гербом из чистого золота. Кубок был наполнен до краев розовым, хорошо выдержанным виноградным вином, которое хранили в подвалах Мелана специально для свадьбы дочери со дня рождения Клариссы. Тонкий терпкий аромат манил, казалось, только этот божественный нектар позволит уйти в небытие из этого враждебного мира, захваченного бесцеремонными варварами. Узкая хрупкая рука новобрачной потянулась к кубку. Но и это движение было замечено хевдингом, его горячая широкая ладонь легла на изящную ручку жены и принудила вернуть кубок на стол. Ингмар сдвинул шелковистые золотисто-каштановые локоны, жарко поцеловал в то место, где затылок переходит в волнующий изгиб шеи:

— Тебе не надо пить, крошка.

Кларисса гневно глянула на викинга и вся покраснела от прилива ярости, охватившей ее.

— Я привыкла сама решать, что мне делать, — четко произнесла она, и попыталась освободить руку. Но мужчина сильнее сжал запястье, да так, что она чуть не вскрикнула от боли.

— Так было раньше, — скривил он свои губы, изображая улыбку, — а теперь эти вопросы буду решать я, твой муж.

— Ты много на себя берешь, наглый норманн, — взвилась графиня, — не успел появиться в моем доме, как всюду командуешь!

— Да, я теперь буду всюду командовать, но пусть тебе будет спокойней, если тебя устроит такое объяснение: новобрачным нельзя пить на свадьбе перед их первой ночью. Да и вообще я не люблю пьяных женщин в постели.

— Ты что, с ума сошел, сегодня еще рассчитываешь и на постель?!

— Не только рассчитываю, — ответил с чувственной усмешкой Ингмар, — а сделаю это. За тобой остался должок, еще за спасение из болота. Я тогда, как последний осел, поддался на твой обман. Но теперь ты в моей власти.

— Послушай, Ингмар, — девушка впервые назвала мужа по имени, но при этом она вложила в это слово все свои неприязненные чувства, — я никогда и никому не позволю распоряжаться своей жизнью! Пусть я лучше умру.

Ингмар уставился на стол перед собой и четко, с расстановкой, проговорил:

— Я не собираюсь отнимать у тебя всю власть. Ты будешь распоряжаться там, где обычно главенствует женщина. У нас, северян, так принято. Но графом буду я, а ты — лишь женой графа.

При этом тяжелая рука викинга легла на тонкую девичью талию и с силой прижала ее. Викинг склонился над изящным ушком и, обдувая белый пушок на розовой раковине, прошептал:

— И я буду сегодня заниматься с тобой любовью, и потом тоже, когда пожелаю. — Ингмар взял в руки кубок, сделал оттуда один глоток и добавил уже другим тоном:

— Но было бы неплохо, если бы ты постаралась мне понравиться. Тебе же будет лучше. Тяжело жить в одной клетке кошке с собакой. А жить придется, милая.

Хевдинг отвернулся к своему другу герцогу, а у расстроенной Клариссы опять выступили на глазах слезы. Ей было страшно представить, как поведут их гости к брачному ложу, и как закроются за ними тяжелые дубовые двери, и как этот чужой недобрый человек принудит ее к этой треклятой физической близости.

— Ничего, я что-нибудь придумаю, — пробормотала она и тихонько пододвинула кубок к себе. Но выпить из него все-таки не решилась. Тетя Мари молча наблюдала за этой сценой, не зная, как успокоить гордую девушку.