– Не такую жертву, дитя мое. Это самое ужасное для женщины, – выходить замуж ради денег…

– Но, папа, сколько девушек выходит замуж по расчету! Неужели это все дурные девушки, и разве они все несчастны?

Сильвия ставила перед собою новую задачу, и, не представляя еще, как она выполнит ее, она сознавала только, что в жизни ее намечается цель, и решила идти к ней, как бы путь этот не был труден и далек.

Вечером того же дня, когда у нее произошло с отцом это объяснение, в женском клубе назначен был ежегодный весенний бал. Сильвия заставила себя поехать на этот бал, танцевать с ван Тьювером и загладить перед ним свою неловкость. Майор и на этот раз сопровождал ее.

Она надела серебристое платье, привезенное из Нью-Йорка, выпила приготовленный майором грог. И когда вошла в залитый огнями зал, услышала музыку, увидела оживленные радостные лица, в ней дрогнуло что-то, долго молчавшее в ее душе, и она почувствовала, что опять может веселиться и мечтать о счастье. А затем случилось самое ужасное из того, что она могла ждать.

Она прогуливалась по веранде со Стенли Пендельтоном. Из сада потянуло прохладой, и она попросила Пендельтона принести ей шаль. Вдруг ее окликнули. Это был его голос! Появление призрака менее поразило бы Сильвию! Она бросилась к балюстраде, впилась глазами в темноту и увидела его. Весь день шел дождь, дороги были размыты, и он, очевидно, несколько часов ехал верхом. Платье его было забрызгано грязью, волосы в беспорядке. А лицо его Сильвия запомнила на всю жизнь. Ей никогда не приходилось видеть такой боли и тоски на человеческом лице…

– Сильвия! – прошептал он. – Сильвия! Уделите мне одну минуту. Я приехал сюда, чтобы переговорить с вами…

Он замолк, голос его прервался от волнения.

– О, не надо было приезжать сюда! – с усилием вымолвила Сильвия.

– Я должен был видеть вас… – сказал он. – И другой возможности…

Он не договорил фразы. На веранде раздались шаги. Сильвия обернулась и услыхала ужасный голос отца:

– Что это значит?

– Папа! Папа! – тихо вскрикнула Сильвия и схватила его за руку, желая предупредить движение, которого опасалась. – Не надо, папа!

Майор несколько мгновений молча вглядывался в темноту. Сильвия чувствовала, что он весь дрожит от ярости.

– Милостивый государь, как вы смеете приближаться к моей дочери?

– Папа, не надо! – вскрикнула опять Сильвия.

– Милостивый государь! – повторил отец. – Вам желательно довести меня до необходимости застрелить вас!

– Майор Кассельмен, я был бы вам признателен за это, – тихо и печально ответил Франк.

– Если вы хотите умереть, изберите другой путь, – сказал майор, – но только не срамите больше мою дочь…

Франк перевел глаза на Сильвию.

– Сильвия, я сказал вам, что приехал сюда…

– Довольно! – крикнул майор.

– Майор Кассельмен, позвольте мне сказать вашей дочери несколько слов, – начал было Франк. – Я…

Сильвия с ужасом схватила отца за обе руки. Она знала, что он носит при себе оружие. И в эту минуту он, не задумываясь, прибегнул бы к нему. Она знала также, что у нее не хватит физических сил удержать его, когда он возьмет револьвер в руки. И она истерично крикнула:

– Уходите! Уходите!

Франк взглянул на нее. Это был его последний взгляд, и она не забывала его всю свою жизнь.

– Вы серьезно говорите это, Сильвия? – спросил он прерывающимся голосом.

– Да! Да!

– Навсегда? Она не ответила.

– Навсегда! – крикнул отец.

И она повторила как эхо:

– Навсегда!

Франк молча повернулся и ушел в темную ночь. Сильвия упала на руки отца и забилась в судорогах.

Ее привезли домой в полубессознательном состоянии. Едва придя в себя, она стала умолять, чтобы послали за дядей Мандевилем. Она просила так горячо, так страстно, что пришлось в два часа ночи послать в клуб и оторвать дядю Мандевиля от карточного стола. Сильвия боялась, что он узнает от кого-нибудь о происшедшей на веранде сцене. И; обняв его обеими руками, она, плача, сама рассказала ему все и умоляла его дать ей слово, что он не выполнит своей угрозы в отношении Франка Ширли. И только благодаря вмешательству майора ей удалось вырвать у дяди Мандевиля желанное обещание. Майор не мог не согласиться с нею, что всякие вызовы и расправы только подогреют эту историю. И так как родные Сильвии хотели лишь окончательного разрыва между нею и Франком Ширли, то и она в свою очередь сделала все, что от нее потребовали. Написала Франку письмо, в котором твердо и холодно выразила ему свое негодование за эту попытку видеться с нею и попросила у него последней услуги: письменного уверения в