человека, который их написал. Они в гораздо большей степени, нежели документы, сохраняют эмоции, сомнения, досаду или, напротив, предвкушение триумфа. Также на страницах дневников мы можем проследить взаимоотношения между полководцами, которые практически никогда не выплескивались на страницы документов и часто обходятся стороной в мемуарной литературе. Если говорить о специфике дневников военачальника Третьего Рейха, то в противоположность «утратившим победы» мемуаристам он не утруждал себя обличением незадачливого фюрера и взваливанием на Гитлера всей вины за неудачи вермахта. Несмотря на неоднозначное отношение фон Бока к [10] национал-социалистам (в минуту запальчивости он даже предлагал повесить Геббельса), он с уважением пишет о Гитлере как руководителе государства, в армии которого служит. Погибший в последние дни войны, фон Бок не имел даже возможности редактировать свои дневниковые записи. Они остались потомкам в том виде, в котором были надиктованы в штабе возглавлявшихся фон Боком групп армий.

Для отечественного читателя дневники успешного высокопоставленного полководца бывшего противника — материал многогранный и глубокий. В них найдет для себя интересные моменты как новичок, недавно познакомившийся с основными событиями 1941–1942 гг., так и глубоко изучивший то или иное сражение историк. Точно так же можно раз за разом перечитывать дневники Гальдера, каждый раз находя новые факты и оценки. С возрастанием уровня познаний в истории войны ранее казавшиеся малозначительными фразы приобретают новое звучание.

Конечно же, в дневнике фон Бока есть немало тяжелых для нашего читателя моментов: перечисление трофеев немецких войск, шестизначные цифры числа захваченных пленных. Трудно ожидать другого от книги, описывающей события наиболее трудного для СССР периода войны. Фон Бок достаточно ярко рисует картины разгрома советских войск в неудачных для Красной Армии сражениях, например:

«Дорога Белосток — Волковыск на всем своем протяжении являет сцены полного разгрома. Она загромождена сотнями разбитых танков, грузовиков и артиллерийских орудий всех калибров. Люфтваффе неплохо потрудились, обрабатывая отступающие колонны. Здесь противнику был нанесен тяжелый удар».

Также нельзя отнести к числу приятных для слуха замечания вроде «Сражение проходит, как учения по карте!». Как человек разносторонне образованный, фон Бок описывает события яркими красками, иногда успешно соперничающими с [11] лучшими образцами художественного слова. Но помимо картин поражений в его дневнике есть высокая оценка упорно сопротивлявшихся в осажденном Севастополе или обреченных на уничтожение, но сражающихся до конца в «котлах» советских войск. В любом случае, когда немецкий полководец дает своим противникам высокую оценку, она дорогого стоит.

Есть в дневнике немецкого фельдмаршала и забавные моменты, идущие вразрез со стереотипами. Так, например, фон Бок приводит критическую оценку испанским добровольцам, прибывшим на восточный фронт в составе 250-й «голубой» дивизии. В записи от 3 сентября 1941 г. мы читаем:

«Парни режут новую упряжь на брючные ремни и подтяжки, а коробки от противогазов используют в качестве котелков для варки кофе. Из-за прокола в шине испанцы бросают почти новые велосипеды на обочине дороги, а пулемет MG-34 частенько собирают с помощью молотка. «Лишние» детали, которые остаются после сборки, закапываются в землю».

Образ, несколько отличающийся от благородного испанского борца с коммунизмом, не так ли? Не остаются без внимания на страницах дневника фон Бока также союзники Германии — венгры и румыны.

Издание дневниковых записей фон Бока на русском языке, несомненно, важная веха в накоплении информации о трудных, трагических и героических событиях 1941–1942 гг. которые надолго останутся в памяти людской. Вольно или невольно мы ищем во взгляде противника на войну зеркало, в котором отражаются успехи и неудачи наших отцов и дедов. Ведь именно их ратный труд заставлял Гитлера два раза отстранять от командования группой армий такого, несомненно, талантливого военачальника, как Федор фон Бок.

Алексей Исаев [12]

31/1/41

Итальянцам задали в Африке основательную трепку.

Впервые за четыре месяца вернулся к исполнению своих обязанностей и принял участие в конференции высшего командного состава, на которой председательствовал Главнокомандующий (Браухич). (Присутствовали: Галь-дер, Рундштедт, Витцлебен, Лееб, Бок). Браухич кратко охарактеризовал сложившуюся ситуацию и, надо признать, его слова мне оптимизма не прибавили. Прежде всего он заявил, что вторжение в Англию откладывается на неопределенное время — из-за того, что Верховное командование сухопутных сил и военно-морской флот начали подготовку к нему слишком поздно и шла она черепашьими темпами. Кроме того, успехи воздушных рейдов на Британию оказались куда менее значительными, нежели предполагало высшее командование Люфтваффе. Браухич подтвердил, что Италия сильно нас озадачила, начав войну в Греции. Его предложение захватить Гибралтар и вмешаться в ливийские дела было, к сожалению, отвергнуто. Что же касается его предложения достичь полюбовного соглашения в Греции, для которого эта страна давно созрела, то оно также не встретило должного понимания. Не удалось также достичь понимания с Испанией в вопросе о Гибралтаре.

Возникли трения с Францией по вопросу отставки министра Лаваля. Постоянные политические интриги создают нам все новые проблемы. К примеру, французскому [13] правительству удалось убедить население, что намерение немцев перевезти прах герцога Рейхштадтского в Париж является попыткой заманить туда маршала Петэна с тем, чтобы подвергнуть его аресту и последующему заключению в тюрьме! Позиции французских колоний, которыми управляет нынешнее правительство, до сих пор неясны. Вейгана другом Германии никак не назовешь, при всем том он, как кажется, поступает в соответствии с инструкциями Петэна.

Потом Браухич сказал, что в ближайшее время будут изданы приказы о подготовке к войне с Россией, и вкратце охарактеризовал будущие операции. Верховное главнокомандование исходит из предположения, что русские будут сражаться перед линией Двина — Днепр. Когда я спросил Гальдера, есть ли у него точная информация относительно того, что русские будут удерживать территорию перед упомянутыми реками, он немного подумал и произнес:

«Такое вполне может быть».

Во второй половине дня все отправились на премьеру фильма «Победа на Западе», который не стоит затраченных на него денег.

1/2/41

Мне было приказано явиться с докладом к фюреру, который принял меня очень тепло. Фюрер снова подробно остановился на современном политическом положении. Эффект от неудач итальянцев на фронтах до такой степени ничтожен, что трудно принять какое-либо важное решение, основываясь исключительно на этом. На мой вопрос, может ли Вейган примкнуть к англичанам, чтобы вместе с ними попытаться изгнать итальянцев из Африки, фюрер сказал, что сильно в этом сомневается. Вейган, несомненно, отдает себе отчет в том, что в ответ мы немедленно оккупируем не занятые пока нашими войсками французские [14] территории. Впрочем, необходимо как можно быстрее прояснить ситуацию во Франции, так как вопрос, удастся ли нам добиться в этой стране своих целей без оккупации ее южных территорий, по-прежнему остается открытым. Далее фюрер сказал, что Англия продолжает упрямиться, но вопроса о высадке на этот раз не поднимал. Фюрер оправдывает необходимость вторжения в Россию еще и тем, что это событие сразу отвлечет внимание мировой общественности от войны в Африке, так как ей придется иметь дело с новыми реалиями — куда более масштабными. «Стоящие у власти в Англии джентльмены далеко не глупы и не могут не понимать, что попытка затянуть войну потеряет для них всякий смысл, как только Россия будет повержена». Об отношениях Японии и Америки фюрер сказал то же самое, что и 3 декабря (1940 года). Я