блистательной вылазке повел в битву своих прихожан. Рольф отступил в добром порядке с остатками армии, он не упадал духом от неудач, но укреплялся еще более, и досада на поражение зарождала в нем замыслы страшного мщения. Карл Простой, наследник короля Эда, решился тогда на дело, долженствовавшее иметь важные последствия. Покупать мир на деньги было всегда бесполезным стыдом, что доказывал опыт прежних лет, оковать нортманнов цепью союза — стоило попытаться. Карл решился на это, как на единственное средство, которое могло кончить бедствия. Он предложил Рольфу руку дочери Гизеллы с правом выбрать себе любое владение, Фландрию или Нейстрию. Для завершения этого дела заключили перемирие на три месяца. Местом свидания назначили Сен-Клер на реке Эпте (приток Сены. — Примеч. ред.).

Король Франции и вождь нортманнов прибыли в назначенное место в одно время; их разделяла река Эпта, и архиепископ Руанский, которому были поручены переговоры, сделал несколько переездов, пока обе стороны поладили между собой. Рольф отказался от Фландрии по причине болот, еще покрывавших ее, и, приняв Нейстрию, требовал прибавления к ней Бретани, как вознаграждения за состояние необработанности и опустошения, в какие война повергла большую часть руанской территории. Бретань не была подчинена Карлу Простому, поэтому ему ничего не стоило разрешить завоевание ее скандинавскому герою. Когда все было улажено, он пригласил своего нового вассала переехать через реку для совершения обряда присяги в верности. Дело было окончено, и Рольф уехал в Руан, где согласился принять крещение. Роберт, герцог Франции, отвез туда Гизеллу, едва достигшую совершеннолетия и которую политика принесла в жертву неприятелю, воспользовавшемуся слабостью опустошаемой им страны.

Большая часть товарищей Рольфа подобно ему приняли христианство, но скандинавы, поселившиеся около Байе и Кутанса, более столетия еще пребывали верными поклонению Одина. Первый герцог Нормандии разделил пустынные земли своей провинции на участки и роздал их по жребию. Нортманны, преобразованные в землевладельцев, пригласили к обработке полей поселенцев, некогда оставивших их, и так как Нормандия, покрытая сильными племенами Севера, представляла более безопасности, чем какая- либо другая часть королевства, то народонаселение, от берегов океана отхлынувшее к центру Франции, возвратилось, так сказать, в свое лоно. Многие поселяне соседней страны покинули свои жилища, чтобы воспользоваться выгодами, которые обещали им в герцогстве Рольфа. Через несколько лет Нормандия сделалась самой богатой и населенной провинцией Франции; Рольф приобрел любовь людей всех состояний и образовал один народ из множества различных племен. Он возобновил разрушенные храмы, починил и умножил укрепления, покорил бретанцев и прокормил всех вельмож своих припасами, награбленными в Бретани. Вассалы его поселились на своих землях, где строили замки и церкви, вокруг которых строились поселенцы. Эти средоточия земледелия ныне превратились в местечки и даже города, сохраняющие в названиях своих память о своих основателях и следы своего происхождения. Таковы, например, Танкарвиль (Tancardi villa), обиталище Танкарда, Геронвиль (Heroldi villa), Ролльвиль (Rollonis villa), владение Рольфа или Роллона. Другие окончания местностей скандинавского происхождения, всего чаще встречающиеся в Нормандии, — на eur (древнее our), beuf (прежде boe), dal, bie и gard, означающие остров, жилище, долину, деревню и ограду.

Когда предания скандинавского язычества и народная вражда уступили времени и могуществу привычки, нортманны превзошли своих соседей-французов, и духовные приобрели большую власть над потомками тех нортманнов, которые преследовали их с таким ожесточением. Духовные внесли с собой просвещение. Тогда начали возникать те многочисленные и великолепные памятники архитектуры, которые, уцелевшие или в развалинах, делают и ныне Нормандию классической почвой средних веков. Монастыри, возродившиеся в XI веке из развалин своих, Фонтель, Жюмьеж и множество других, занялись образованием умов. И, наконец, после трех четвертей столетия умолкли молитвы, воссылаемые к небесам об избавлении от ярости нортманнов: «А furore North Mannorum libera nos, Domine!».

Между тем как реки Франции в VIII веке принимали первые посещения пиратов Севера, они выходкли также на берега Англии, и грозное появление их пробудило в жителях память о прошедших бедствиях.

В эпоху, точное время которой теряется во мраке, большая эмиграция из восточных пределов Европы, через Немецкое море попавшая в пролив, называемый ныне Ламаншским, бросила часть выходцев на галлский берег, а другую — на британский остров, обширную пустыню, в которой обитали, по древним преданиям, только медведи и дикие буйволы. Эта эмиграция, составленная из двух народов, кимбры или камбрийцев (kymbris) и лоэгрисов или логров (loegris) поселилась, будто бы там по праву первого занятия, не встречая препятствий и не подвергаясь трудам завоевания. Но гораздо вероятнее, что коренные жители, кто бы они ни были, не будучи в силах противиться нашествию, отступили перед ним в высокие горы на севере острова, где продолжали жить под именем гаэлов или галсов (валибцев), которые сохранили доныне. Камбрийцы и логры разделили между собой почву и мало-помалу имена их исчезли в названии Бретонов (bretons), обозначающем вообще всех обитателей острова в историях древности. Другие народы, эмигрирующие или воинственные, в свою очередь, приходили просить или требовать себе места в этой колонии и, наконец, пятьдесят пять лет до Рождества Христова, несколько римских легионов, под начальством Юлия Цезаря вторглись вооруженною рукою в Англию и превратили ее в римскую провинцию.

Римское владычество продолжалось четыреста лет и простиралось до северных гор, служивших туземцам убежищем и оградою от камбрийцев. Изгнанный народ вскоре простер ненависть свою к чужеземцам и на римлян, которые грозили покорить и последнее убежище его. Не раз воинственные толпы горцев брали штурмом латинские поселения, украшенные храмами и дворцами, богатства которых не могли не привлекать племени, терпевшего недостаток во всем. Эти набеги, усиливаемые и учащаемые успехом, сделались, наконец, столь страшными, что завоеватели были принуждены построить на границе две необъятные стены, снабженные башнями и простиравшиеся от одного моря до другого. Народы, укрывавшиеся в горах Аль-Бена или Албании, известны у римских писателей под названием пиктов и скоттов. Скоттами называли обитателей северо-западных прибрежий, а Пиктами тех, которые поселились на востоке, на берегах Немецкого моря. Первые питались охотой или своими стадами, вторые занимались земледелием. Разделенные цепью высоких гор, они бились иногда между собою, не помня общего происхождения своего, но при каждом случае, который представлялся для нападения, они соединялись и дружно шли против хищников равнин.

Когда в 410 году римские легионы были отозваны в Италию, чтобы защитить самый Рим против нашествия готов и вторжения Аттилы, бретоны восстановили прежнее управление племенами, начальники которых зависели от верховного вождя, избираемого народом. Но эта организация, которая должна была, по-видимому, положить основание твердому и единодушному отпору новым нашествиям извне, имела результатом только возбуждение беспрерывных соперничеств и внутренних раздоров. Память о их происхождении жила еще между камбрийцами и лограми, несмотря на некоторого рода соединение, долгое время сближавшее их. Политическая власть основалась в Лондоне, городе кораблей[32], на земле, занимаемой лограми, которым удалось доставить одному из своих начальников верховную власть. Завистливые камбрийцы возражали, что выбор должен был бы пасть на начальника древнейшего племени и что, в этом отношении, они одни, как первые обладатели страной, имеют преимущество; они утверждали, что, задолго до римского завоевания, камбриец по имени Прыдень, сын Аодда, привел под власть свою весь остров и надеялся удержать обладание им навсегда в своем племени. Логры сопротивлялись, спор превратился вскоре в ссоры с оружием в руках и, в продолжение этих раздоров две отрасли британского народонаселения не думали ни о защите границ своих, ни об удержании в покое северных горцев. Последние воспользовались обстоятельством, столь выгодным для их намерений, срыли римские стены и вторглись со всех сторон, между тем, как другие враги высаживались на берег острова с моря. Последние были пираты, разъезжавшие по Немецкому морю для хищничества. Они при сильных ветрах, заставлявших большие корабли римской постройки искать защиты в гаванях, с