Страйк постепенно втянулся в армейский быт и ему даже порой начинала нравиться его новая жизнь, тем более что в увольнительных никто не запрещал кавалеристам расслабляться сообразно наклонностям и желаниям.
А потом в империи вспыхнул мятеж, и бывший наемник, даже реши он вернуться к прежнему образу жизни, остался бы не у дел. Торговля практически прекратилась, и большинство наемников сидели без работы, перебиваясь случайными заработками.
И тут на тебе! Судьба все-таки настигла Страйка! Поимка на въезде в Кунгей странного наемника с клеймом раба на плече прервала спокойное существование имперского кавалериста. Когда командир поинтересовался, знает ли Страйк этого типа, бывший наемник наткнулся на пристальный взгляд светло- голубых глаз, и ему сразу же вспомнился бредущий в толпе рабов маленький северянин. У того были такие же точно глаза. А когда задержанный снял с головы платок, повязанный на манер кочевников из Таулана, и Страйк увидел пепельный ежик волос, он полностью уверился, что это и есть купленный у разбойничьей шайки солл. Да и по времени все совпадало. Северянин-подросток как раз должен был за эти сезоны стать мужчиной.
Пока задержанного препровождали в Кунгей, Страйк себе места не находил. Он боялся, что северянин расскажет свою историю, в которой всплывет имя одного из кавалеристов Барраса, но пепельноволосый наемник, похоже, ничего не помнил из своего детства. Да и разве служил бы он в наемниках, зная, что является благородным соллом? Этими соображениями Страйк окончательно успокоил себя, тем более что северянин попал в тюрьму, тде содержались особо опасные преступники. А послушав историю купеческой дочки и ее искалеченного брата, вовсе пришел в благодушное настроение. И по гораздо меньшим обвинениям шли на каторгу или прямиком на виселицу. Так что призрак из прошлого можно было списать и забыть...
И каково же оказалось его изумление, когда Баррас отрядил Страйка и еще четверых кавалеристов в распоряжение паладина Света! Вернее, не изумление, а испуг. Ведь надо было ехать в Галат, где Страйк до сих пор побаивался появляться. А уж когда он узнал, что они должны будут сопровождать задержанного пепельноволосого наемника...
Первой мыслью Страйка было дезертировать. И он бы сделал это не раздумывая, однако тогда ему был один путь — к мятежникам. Власти крупных городов, испуганные размерами мятежа, спешно вычистили городское дно. Мошенники, бандиты различных мастей, нищие — вся эта братия перешла на казенный кошт и казенные квартиры с зарешеченными окнами. Так что затеряться среди них не удалось бы. К мятежникам же Страйк не хотел подаваться по одной простой причине — их дни были сочтены. Поделившие власть после исчезновения императора в конце концов договорились между собой и взялись за повстанцев всерьез. Они угрожали власти, а посему должны были исчезнуть. Причем искоренять будут, и в этом Страйк был уверен, любые, даже самые незначительные ростки мятежа. И поэтому шансов уцелеть на той стороне практически не существовало.
В результате долгих размышлений Страйк пришел к, казалось бы, парадоксальному решению: ехать в Галат — город, где могли до сих пор разыскивать одного наемника... Пепельноволосый, если это был тот самый мальчишка-северянин, пока ничего не помнил (Мегид, надо отдать ему должное, подстраховался и, не скупясь, промыл рабу мозги), дорога же предстояла длинная и по нынешним временам небезопасная. Мало ли что могло случиться на пути в Галат! Там же они должны были передать пепельноволосого из рук в руки отцу Геру, а, по слухам, это был еще тот садист. Так что все еще могло кончиться для Страйка вполне благополучно.
Однако события начали развиваться совсем по-другому и никак не в пользу Страйка. Если бы он знал, чем все обернется, не задумываясь бежал бы к мятежникам. По сравнению с тем, что его ожидало, лагерь повстанцев выглядел пансионом для благородных девиц.
Джоли
Летняя резиденция верховного эрла Зангары поражала воображение. Замок из желтого кирпича, главным шпилем задевавший, казалось, за облака, был заключен в объятия угольно-черных стен высотой как минимум в шестьдесят локтей. Ворота в стене защищал донжон, по высоте почти не уступавший замку. Вся эта громада, расположившаяся на высоком холме, грозно нависала над раскинувшимся внизу городом.
Угам находился на главном торговом пути, связывающем столицу Зангары — Сальм — с остальными городами империи. И это обстоятельство сделало его одним из самых больших и богатых городов провинции. Кроме Сальма, конечно. В Угаме проживали, наверное, представители всех народов, обитающих в Мерианской империи. Даже дварфы имели здесь свое торговое представительство. А эти жители подземелий очень неохотно расставались с Триалетским хребтом. Шарья да Угам — вот и все города, где они пребывали постоянно. В Угаме жила довольно большая община и соплеменников Джоли, но шелту, въехавшему в этот северный город, было не до встреч с родичами.
Он не застал на привычном месте в окрестностях Шарьи наставника Банна. Ожидавший его связник передал приказ, согласно которому Джоли следовало срочно отправляться на встречу в Угам. И сейчас Джоли, погоняя запряженную в повозку лошадь, терялся в размышлениях, какое отношение скромный наставник Банн может иметь к верховному эрлу Зангары. И насколько оно серьезно, если Банн назначил встречу во дворце эрла.
Стража, видимо, была предупреждена, и внутрь шелта пропустили безо всяких задержек и придирок. Он даже не успел оглядеться, как его направили прямо во дворец. Пока сопровождающий вел Джоли нескончаемой анфиладой залов, уважение шелта к наставнику все возрастало. Никогда бы он не подумал, что обитатель скромного особняка вхож в такие места. А о том, что, оказывается, вхож да еще имеет к тому же немалый вес, говорило подчеркнутое уважение сопровождающего шелта придворного.
Банн не изменил своим привычкам. Комната, в которой он обосновался, ненамного превышала своими размерами ту, что знал Джоли. Из обстановки присутствовал неизменный камин, возле которого приютилось кресло, у окна стоял большой письменный стол, заваленный ворохом бумаг, а у стены — небольшой диван. Напротив письменного стола располагался стенной шкаф, сразу привлекший внимание Джоли. Придворный знаком указал, что шелту следует подождать здесь, и бесшумно удалился. Джоли только вознамерился обследовать шкаф, где сквозь переплеты заманчиво посверкивали бутылки разнообразных размеров, как в кабинет вошел Банн.
— Привез? — вместо приветствия сразу же задал он вопрос.
— Да. — Джоли полез за пазуху и вытащил вскрытое в Галате монахом Ордена Кающихся послание шелтов.
Банн, не обращая никакого внимания на сломанные печати, торопливо развернул письмо и, как показалось Джоли, облегченно вздохнул.
— Жди здесь, — коротко приказал он, направляясь к выходу. — Я скоро вернусь.
Тут уж Джоли, не теряя времени, решительно направился к шкафу. Открыв дверцы, он восхищенно присвистнул. Коллекция вин здесь была собрана знатная.
Шелту некоторые марки и пробовать-то не приходилось. Разве что слышать об их существовании. Он некоторое время покачивался с носка на пятку, пребывая в глубоких раздумьях. В конце концов Джоли решил, что раз вина выставлены на всеобщее обозрение, значит, и ознакомлению с содержимым бутылок никто не будет препятствовать. Последняя мысль была, конечно, спорной, но Джоли утешил себя тем, что Банн легко восполнит недостаток. Да и упустить такой шанс было выше его сил.
Шелт выбрал бутылку «Снежной ягоды» и отошел к столу, подыскивая, чем бы сковырнуть пробку.
Легкий ветерок, пролетевший по комнате, заставил его обернуться. В дверях стояла высокая молодая женщина в серебристом платье. Пышная грива волос пепельного цвета, струившаяся почти до пояса и перевитая нитками голубоватого жемчуга, говорила о том, что посетительница северянка. Джоли не довелось бывать в Марвии, но он сразу догадался, кто почтил его своим присутствием. Многочисленные байки о красоте благородных солл, ходившие по империи, были недалеки от истины. Шелт, проведший всю свою сознательную жизнь среди людей, хорошо усвоил каноны красоты, принятые этой расой. Так вот по ним внимательно разглядывающая его женщина была выше всяких похвал.
— Я вас приветствую, благородная солла, — учтиво наклонил голову Джоли, размышляя, с чего бы хозяйка замка, а на меньшее северянка не могла претендовать, заинтересовалась каким-то незнакомым пришельцем.