Он вздохнул.
— Нынче дела у Мерина идут не так бойко как прежде. Так что много не возьмёт, договоритесь. На кой ляд оно теперь нужно это оружие…
— Мор, что б его! — посетовал второй разбойник, будучи уже изрядно выпимши. — Промысел воровской совсем захирел. Поверишь, даже детишек иной раз без гостинца оставлять приходится…
Рыжий посочувствовал ему, похлопав по спине, и вернулся к товарищам.
Кантарь и Хлыст добрались до монастыря посреди зимы обмороженные и полуживые. Уцелели они лишь чудом, — лишённых сил монахов подобрали на дороге селяне, которые частью из сердоболия, но больше поощряемые серебром, доставили их в Москву. Там оба монаха надолго слегли с сильным кашлем и жаром.
Известие о смерти Пахомия надолго привело Алексия в плохое расположение духа. Он понял, что в последние годы только и делал, что проигрывал мещёрскому колдуну одну схватку за другой. Но даже не гибель его лучшего воина, и не известие об очередном поражении, вызывало наибольшую досаду викария. Гораздо хуже, что он не сумел завладеть змеевиком.
Заразу Алексий подхватить не боялся. В его монастырь чёрная смерть не пробралась, а в городе викарий появлялся редко. В то же время он понимал, что мор лишь предвестие более серьёзных бедствий. И именно поэтому переживал, что остался без дополнительной защиты. Именно поэтому медлил.
Только с началом весны, Кантарь нашёл в себе силы вернуться к прежней работе — обучению новиков. Впрочем, оно уже подошло к концу. Его ученики готовились принять великую схиму, а вместе с ней стать частью отряда.
Схима не случайно называлась ещё ангельским чином. Считалось, что принявшие её становятся ангелами и принадлежат уже не столько земле, сколько небу. В своё время это навело викария на мысль создать боевой отряд, своего рода ангельское воинство, ведь и среди небесных созданий во множестве встречаются неплохие бойцы.
Обычно монахи, принимающие великую схиму, становились затворниками. Но Алексий ввёл в это дело некоторые новшества. Его схимники превращались в воинов веры. Им заранее отпускались возможные грехи, которые могли они совершить во благо церкви. Это, конечно, шло в разрез с каноном и потому оставалось в тайне даже от митрополита.
И вот торжества закончились. Схимонахи выстроились в том же дворике, в котором новиками учились весь год. Возмужавшие, готовые выполнить любой приказ викария. Одиннадцать человек. Свежая кровь, новые силы, которые пришлись весьма кстати изрядно потрёпанному отряду. Глядя на пополнение, священник с удовлетворением отметил, насколько прав оказался, приказав печатнику впредь бывших бояр набирать. Не оскудеет войско с таким подходом — много ещё по монастырям бояр скрывается. Он, Алексий, и сам из таких.
Хоть монахи и получили теперь новые ангельские имена, их прежние прозвища сохранились за ними. Сокровенные имена знал лишь викарий, от всех прочих людей, даже от товарищей по оружию, они были сокрыты.
Добавив к своему облачению куколь с крестами и серафимами и аналав, каждый из схимонахов получал на закрытом дворе монастыря собственную отдельную келью. Вот только появляться им здесь предстояло нечасто, как и надевать на себя ангельское облачение. Потому что после посвящения, монахам предстояло последнее испытание. Как правило, таковым являлись поиски, захват, или уничтожение, какого-либо из врагов церкви, сиречь личных врагов Алексия. Сейчас, в это лихое время, их расплодилось особенно много.
Здравый смысл остерёг священника от того, чтобы спустить молодняк на Сокола. И не прежние потери были тому причиной, не угроза потерять разом всё пополнение. Викарий понял, что чародею суждено принять участие в борьбе с Мстителем. Мало того, в нём росло убеждение, что именно мещёрскому колдуну предначертано остановить нашествие. Сам он до сих пор не мог понять до конца намерений чёрного демона. И не был уверен, что, не имея змеевика, сможет совладать с ним. Таким образом, уничтожив в лице Сокола врага, он мог лишиться и последней надежды.
Конечно, чародея лучше было бы захватить, да выпытать кое-какие недостающие сведения, но опасность ошибки или очередного поражения оставалась велика. Поэтому молодых воинов решили спустить на рязанского князя. Нашествие Мстителя не заставило викария забыть об Олеге, усиления которого он всерьёз опасался.
Сам Алексий не сказал перед строем ни слова, с напутствием выступил Кантарь.
— У каждого из вас своя голова на плечах, — ровным голосом вещал учитель, прохаживаясь вдоль строя. — Каждый может придумать свой способ, как справиться с делом. Вы можете объединиться по двое или трое, можете действовать в одиночку. Свои положительные и отрицательные стороны есть и в том, и в другом. Можете действовать нахрапом или же тайно, можете рядиться в любые одежды, выдавать себя за кого угодно. Важен лишь итог.
Кантарь на миг остановился, окинув строй взглядом, затем продолжил:
— Но куда более важно, чтобы ни у кого из посторонних даже мысль не возникла о том, кто за вами стоит. Ни малейшего подозрения! Если вас поймают, лучше умрите. Вам дозволяется самоубийство. Вам дозволяется всё! Вы — ангелы и не служите никому и ничему, кроме святой веры. Поэтому не задумывайтесь о каре небесной. Вы чисты перед богом сейчас и останетесь таковыми впредь, если только не предадите дело.
Поздней ночью молодые монахи покинули обитель и разошлись каждый своею дорогой. Лишь Пересвета, Алексий решил оставить при себе.
Бориса могли узнать московские бояре и священники из тех, что заезжали бывало в Нижний Новгород или Суздаль, а потому княжич предпочитал зря на Москве не мелькать. Не покидая трущоб, он занялся подготовкой отхода. Делом не менее важным, чем розыск викария. Как там сложится с Алексием неизвестно, а вот удирать рано или поздно придётся.
В меру разбрасывая серебро, Борис закупил у Мерина оружие и сколотил из оставшихся без работы лиходеев небольшую наёмную шайку. В случае необходимости отряд головорезов мог прикрыть их бегство из Москвы. К тому же, зная вполне местные ходы-выходы, разбойники брались вывести друзей из города и вовсе без сражения.
Сокол, тем временем, пропадал в городе, навещая одному ему известные места. Быть узнанным он не опасался. С помощью простейших вещей, вроде воска и шерсти, чародей так ловко менял облик, что товарищи отказывались верить, будто он обходился без колдовства. Сокол исчезал надолго, иногда на несколько дней, но возвращался всегда с ценными сведениями о московских делах.
А Рыжий со Скоморохом занялись поиском подходов к самому викарию.
Вельяминовского старшины Рыбы в городе не случилось. Тысяцкий забрал его с собой, когда отправился на очередную заварушку к границе. Потому приятели Рыбы остались на время без вожака. Но привычкам своим не изменили, и каждый вечер просиживали, угощаясь пивом, в корчме на Старой Владимирской Дороге. На подходе к заведению их и подловили охотники на викария.
— Вон они, — показал Рыжий издали. — Того, что покрупнее, с рубцом поперёк рожи, зовут Косым. Лучше говорить с ним. Крот, тот, что помельче, умишком больно обделён. Начнёт болтать, беды не оберёшься. На меня не ссылайся, они меня под другим именем знают. Да и, думаю, догадались, что я не тот за кого себя выдавал.
Рыжий, чтобы не попадаться бывшим знакомцам на глаза, поспешил вернуться в трущобы, а Скоморох, уяснив расклад, направился в корчму.
Как и в корчемнице Марии, здесь в эту пору людей собиралось меньше обычного. Повсюду стояли пустые столы, чего раньше за таким бойким местом не замечалось. Народ вёл себя значительно тише прежнего, не орал, не устраивал свар, но умудрялся напиваться при этом до чёртиков. Вельяминовские негромко беседовали, и Скоморох изрядно продрог у порога, дожидаясь удобного случая.
Наконец, Крот влил в себя достаточно пива, чтобы отойти по нужде, и новгородец, с кувшином в руке, присел на его место.
— Ты кто? — удивился Косой, не веря, что нашёлся человек, посмевший вот так вот запросто, без спроса, садиться возле вельяминовских людей.
— Тот, кто тебе нужен, — ответил Скоморох тихим, но вместе с тем твёрдым голосом. При этом он
