А вместе последний раз собирались лет десять назад, когда живущий в Волчьих Мшарах ведун умом повредился. Тронуться — тронулся, но силы своей не потерял, а начал дурить почём зря. Деревню одну дотла сжёг, ручей отравил, волков пытался на людей науськивать. С волками, впрочем, не вышло у него: не то это племя — чужих приказов слушаться, а так много чего учудил. По нынешней-то мерке — пустяковое дело вышло. Решили его быстро. Теперь совсем иной расклад, теперь не ведьмаческого разбора враг объявился. И потому чародеи и колдуны говорить не спешили.

Они смотрели друг на друга и молчали. Никто не хотел начинать разговор. Без слов ясно — враг идёт. Не орда какая-нибудь, не божьи дворяне, и уж тем более не соседи. О таких мелочах пусть у князей голова болит. Не на такую угрозу насторожены опасные свечи. Шёл враг иного рода, не человеческого. Неведомый враг. Такой, что мог вызвать страх даже у чародеев. Много сил они потратили в своё время, чтобы сплести сторожевое заклятье, способное предупредить об опасности загодя. Сплели, наложили, чтобы, когда возникнет нужда, принять меры. И вот время пришло, а они сидели и молчали, не зная, что теперь делать.

Первой нарушила тишину Не с Той Ноги.

— Чего молчим? — прошамкала она беззубым ртом. — Решать всё равно нам. Больше некому.

— Чтобы решать, нужно знать, — возразил Вармалей. — А что мы знаем? Что некто или, вернее, нечто, надвигается на нас? Мы не ведаем, что это за сила, не знаем, кто или что вызвало её пробуждение, выбросило её в наш мир. Случайность это или чей-то злой умысел, а если умысел, то каковы его цели? Мы не имеем ни малейшего понятия, откуда и куда идёт эта сила? И главное, какова её сущность? Короче говоря, совсем ничего не знаем, а без этого не сможем остановить зло.

Вармалей считался старой ведьме давним соперником в спорах. О чём бы ни шла речь, хотя бы даже о жабьей присушке, он всегда говорил поперёк. Не с Той Ноги платила ему той же монетой. Их вечные споры, да незлые взаимные козни в прежние времена, бывало, до слёз всех смешили. Но теперь даже краешком рта никто не улыбнулся.

— А это зло? — спросил Шамбал, тот колдун, что в луже сидел. — Нас, лесных колдунов, знаете ли, тоже к злу относят. И не только невежественные селяне, но и кое-кто из вас.

— Мы насторожили опасные свечи и лучины не на мелкие неприятности, — заметила Не с Той Ноги. — Должна нарушиться одна из основ мироздания, чтобы вызвать такое потрясение…

— Бог на земле? — спросил Ушан от печки. — Христиане что-то прорицали о втором пришествии ихнего бога, но вроде бы они болтают о семитысячном годе.

— Их бога я бы почувствовал сразу… — заметил Шамбал с изрядной долей злобы.

— Блукач что-то на счёт ворона говорил, — сказал Орх, второй из молодых волхвов. — Дескать, вериги упали, ворон грядёт, и всё такое…

— Тоже ещё провидца нашли, — проворчал Шамбал. — Диво юродивое. Его послушать, так только лечь помереть останется.

С ним согласился его чёрный собрат, Барцай, который с началом разговора прекратил ходить из угла в угол и прислонился спиной к стене. Тем не менее, остальные решили не отвергать ни единой зацепки. Речи Блукача попытались дословно припомнить и обсудить, но только больше запутались в них.

Высказалось ещё несколько чародеев и все с вопросами, не с ответами. Затем в комнате вновь нависла тишина.

— Я знаю, куда он идёт, — вдруг сказала Мена.

Все посмотрели на неё с ожиданием и надеждой. Мена славилась способностью к дальновидению, в коей превосходила любого из них. Самая молодая на совете, она имела среди чародеев немалый вес и никогда не говорила попусту.

— На Псков он идёт, — произнесла Мена. — Из Полоцка. Видение мне было. Но на Псков это лишь поначалу. Оттуда, думаю, дальше двинет. Куда, не знаю, но… никто в стороне не останется.

— На Псков? — удивился молодой волхв. — И кто же это?

— Не знаю, — пожала плечами Мена. — Его сущность сокрыта от меня. И думаю, никто из нас не сможет её распознать. Разве что Сокол.

Девушка повернулась к сидящему рядом чародею. Вместе с ней к нему повернулись и все остальные. Но Сокол отрицательно помотал головой, не сказав ни слова.

— Так значит надо пойти в Псков и разобраться на месте, — прошамкала Не с Той Ноги.

— Эка, сказала… — возразил тут же Вармалей. — На костёр захотелось на старости лет? Давно ли нашего брата в реках топили, словно ублюдков беспородных? Ехать надо, спору нет. Да только не чародеям…

— Разве нанять кого… — предложила Мена.

— Кто ж согласится? — подала голос Не с Той Ноги. — Да и не поймёт наёмник ничего. Там чутьё чародейское надобно и голова…

— Вот-вот, — влез Вармалей. — Её, голову-то, на кол и насадят…

— Конец всем пришёл, — вздохнул старый колдун из Тумы. — Повыгоняли нас отовсюду, теперь пропадут без защиты. Попам с бедой не совладать. Только крестами и умеют размахивать.

И опять повисло молчание. Каждый думал про себя и решал — может ли он в Псков отправиться. Каждый себя по настоящему оценивал, не о храбрости показушной речь шла — о деле. И каждый, взвесив все за и против, приходил к выводу, что это дело ему не потянуть.

— Я поеду, — тихо сказал Сокол.

Как правило, имя человека и тем более чародея влияет на его сущность. Бывает и наоборот, но то прозвища, что дают людям не с рождения.

Сокол в этом правиле был исключением. Мало у него общего с грозной и хищной птицей.

Птица — сокол всегда бьёт с лёта. Тем и от других ловчих птиц отличается. Сокол — чародей с лёта не бьёт, к любому делу долго готовится, взвешивает, действует не спеша. Даёт сперва попробовать другим. И лишь там, где никто не может добиться успеха, в дело вступает сам. Да и хищником Сокол не был по природе своей. Не испытывал никакой сладости от убийства.

И другое отличие имелось — сокола легко приручить, лучшей охотничьей птицы трудно сыскать. А Сокол — чародей никогда никому не служил. Помогать помогал, а служить — ни за что. Хоть царям, хоть богам. Природа, нутро его, не позволяли.

Вот и летать, подобно соколу, чародей не умел. Не умел птицей обернуться. Это ведь только от рождения таким навыком обладать можно, только по недосмотру богов, да по воле случая. А научиться оборотничеству, не потеряв свою сущность, невозможно. И просто так летать, не оборачиваясь, люди пока не научились.

Соколу часто не доставало возможности промчаться птицей за день туда, куда нужно идти по дорогам месяц. Вот и теперь, несмотря на своё могущество, он напряжённо думал, каким образом ловчее пересечь считай что всю Русь из угла в угол.

Собственно выбор у него невелик. Можно отправиться пешком или на лошади, можно избрать водный путь. Последний, правда, чародей отверг сразу. Водный путь извилист и лежит большей частью так, что пришлось бы идти против течения. Набирать же целый отряд гребцов в замыслы Сокола не входило. Он намеревался отправиться в Псков один.

Казалось бы, очевидный выбор между конным и пешим походом, вызвал у чародея гораздо больше затруднений. Оно конечно верхом можно делать переход впятеро против пешего. Но это только на первый взгляд. Дороги, как и реки не идут напрямую. Крюк там, изгиб здесь, вот и нет преимущества. А лесной тропой, каких он знал множество, лошадь не провести.

Всю ночь не мог заснуть чародей. И так, и эдак прикидывал, но решение не пришло.

Рано утром, услышав под окнами стук копыт, Сокол вышел встречать гостей — кроме как к нему, занимающему крайний дом, ехать здесь некуда. Увидев в дверях лесную владычицу, он вдруг сообразил, что за суматохой последних дней совсем позабыл об Эрвеле. А ведь они договаривались о подобной возможности, даже голубями особыми обменялись.

Но, судя по неожиданному её появлению в чародейской слободке, овды и сами проведали обо всём.

Оглядев убогое жилище чародея, Эрвела присела, где почище и вздохнула.

— Вчера совет собирался в Бабенском овраге… — начал Сокол, но гостья остановила его, подняв