медленную музыку, – подумала Малышкина. – Хочет, чтобы Темка пригласил ее». И тут как раз голосистые солистки группы «Reflex» замолкли, и из колонок полилась очень красивая мелодия, которая своим медленным и нежным звучанием словно укутывала теплом и лаской.
«Первый танец будет мой», – решила Алена и, пробиваясь через соединившуюся в пары толпу, пошла к месту, где только что танцевали ее друзья.
Малышкина увидела голову Ореха и, улыбнувшись, уже хотела направиться к нему, но тут же стала свидетелем неприятной сцены. Из толпы к Артему вышла… Кристина. Она выглядела потрясающе: короткое красное платье с глубоким вырезом, волосы украшают красные заколки, собирающие тяжелые густые пряди в прическу. Кристина подошла к впавшему в ступор Паше, и, обнявшись, они медленно закружились в танце.
«Но… – Алене стало вдруг очень больно. Сердце резко дернулось и ухнуло вниз. – Мы же… Паша…»
Она ловила губами воздух и не могла сдержать ревность, гнев, обиду. Алена стояла на танцполе совершенно одна, без партнера. Вокруг тесно прижимались друг к другу пары, а прямо перед ней танцевал тот, в кого Алена была влюблена. Она только сейчас это поняла, увидев Пашу с другой девушкой.
Вдруг предательские слезы хлынули из глаз. Алена не смогла сдержать чувств, не смогла остаться сильной и делано равнодушной. Девушка громко всхлипнула и, закрыв руками лицо, побежала в туалет.
Алена посмотрела на себя в зеркале. Глаза покраснели, нос тоже стал алым и казался крупнее, чем раньше. Малышкина поморщилась собственному опухшему отражению и выключила воду.
– Даже притворяться не надо, – горько хмыкнула она.
Девушка вышла из клуба и, остановившись на крыльце, огляделась: вокруг было белым-бело. Погода радовала, ветер стих, и теперь снежинки плавно опускались на свежий покров снега. Малышкина пошла, куда глаза ее глядели. Ей просто хотелось побыть одной, подумать над своим поведением, над тем, как она использовала Пашу, а потом сама в него и влюбилась. Она забрела куда-то в глубь парка и уселась на скамейку, поджав под себя ноги, обняв их руками и положив подбородок на колени.
Прошло некоторое время. В голове у Алены не было ни одной мысли. Ей хотелось плакать. И она плакала. В одиночестве.
– Алена? – вдруг послышался сзади нее знакомый голос.
Малышкина не стала оборачиваться, она быстро вытерла холодным рукавом куртки мокрые глаза и шмыгнула носом. Она не хотела, чтобы кто-то видел, как она плачет. Особенно он. Оставалось только надеяться, что Паша не видел, из-за чего она убежала. «С этим пора кончать, – решила Алена. – С этой повестью, с этой жестокой игрой».
– Ален, посмотри на меня, пожалуйста.
Девушка молчала. Паша обошел ее сзади и сел напротив, на ту же скамейку, на которой сидела Малышкина.
– Ты плакала? – он приблизился к Алене.
– Нет, – отвернулась та.
– Но у тебя лицо заплаканное.
– Я же сказала, что не плакала, – довольно грубо ответила она.
– Ладно, – смирился Орешкин. – Не буду надоедать. В такие моменты хочется побыть одной… Но я хочу, чтобы ты знала…
– Сделай одолжение, оставь меня в покое, – тихо сказала Малышкина.
Паша встал со скамьи и, сделав пару шагов, услышал позади себя тихий голос:
– Подожди, пожалуйста.
Он замер и оглянулся.
– Посиди со мной, – попросила Алена. В ее глазах были мольба и печаль. Внезапно ей стало невыносимо одиноко, и боль сдавила сердце. Малышкина поняла, что если так будет продолжаться, она не сможет терпеть. Расставить все точки над «i» надо как можно скорее.
– Конечно, – Орешкин ринулся к ней и снова сел напротив. – Хочешь поговорить?
Она промолчала.
Он взял ее ледяную руку в свои.
– Ты вся замерзла… и дрожишь.
– Есть немного, – согласилась Алена.
Орешкин снял свою куртку на меху, оставшись в одном свитере, и бережно накинул ее на плечи девушке. Она улыбнулась. Внутри стало очень тепло. Ей нравилась его забота. Он снова взял ее руки в свои ладони и принялся их растирать, изредка поднося к своим губам и обдавая горячим дыханием. Они просидели так, в молчании, минут пять. Потом Алена не выдержала и ненароком посмотрела в глаза Паше. Разочарование, которое вновь настигло ее сердце, было жгучим и неприятным. «Карие… Снова этот цвет, я его ненавижу… – подумала Малышкина. – Меня опять предают, причиняют боль. Но разница в том, что сейчас я сама виновата…»
– У тебя ресничка на щеке, – вдруг сказал Паша.
– Ну и что? – улыбнулась Алена.
– Найди ее и отдай мне.
Малышкина начала аккуратно водить кончиками пальцев по щекам и наконец обнаружила длинную черную ресничку. Она отдала ее Орешкину и застыла в ожидании:
– Зачем тебе она?
– Загадывай желание, – Паша подмигнул Алене.
Малышкина никогда не верила в подобного рода чушь, поэтому с абсолютно пустыми мыслями кивнула, мол, загадала. Орешкин сдул ее со своей ладони, и ресничка мгновенно исчезла, спикировав на снег.
– Иногда желания исполняются, – произнес Паша.
– Мое, наверное, не исполнится, – усмехнулась Алена.
– Может, я попробую его отгадать?
– Попробуй, – Малышкина пожала плечами.
Вдруг Паша ее поцеловал.
По-настоящему.
В губы.
Алена ни о чем не думала. Она чувствовала, как теплая волна несется по телу… волна счастья, любви… Любви?! Да, любви…
Ночь уже накрыла город, когда две счастливые пары влюбленных шли по пустому проспекту, который освещали десятки тусклых фонарей. Их сердца действительно стучали в унисон. Они шли отдельно друг от друга. Ксюша и Артем тихо перешептывались. Алена с Пашей держались за руки, улыбка не покидала их лиц. Малышкина была счастлива, ей не хотелось портить настроение, но выяснять правду надо было сейчас или никогда. И она негромко спросила:
– Ты ее любишь?
– Нет, – уверенно ответил Орешкин. – Для того и танцевал с ней, пытался что-то вновь почувствовать. И ничего. Пусто.
– А расскажи, что между вами было?
– Ничего особенного, – равнодушно пожал он плечами. – Давным-давно я был в нее влюблен без памяти, а она, как самая красивая девчонка в классе, отвергала всех, кто пытался к ней подкатить. Среди таких балбесов оказался, к несчастью, и я. Правда, мне повезло немного больше, чем другим пацанам. Она уделяла тогда еще не чемпиону, но уже хорошему боксеру чуточку больше внимания. Я радовался, как ребенок, которому на Новый год подарили долгожданную машинку. А ей нравилось играть, и в один прекрасный день она просто сказала, что больше я ей не нужен.
– Так и сказала? – ахнула Алена.
– Угу.
– Как можно быть такой бессердечной?!
– Вот так. Но сейчас, когда мы танцевали, Кристинка и призналась, что тоже была ко мне неравнодушна, но не хотела, чтобы это видели подруги, иначе бы, понимаешь, ее засмеяли.
