И тут внутри Ивана сломался какой-то стопор: с некоторым даже облегчением он взял опекаемого ладонью за лицо, сжал, с отвращением чувствуя, как по горсти разливается что-то тепленькое. Отвел голову мэра подальше от себя:

— Слушай сюда, ты, мешок с дерьмом, — с расстановкой проговорил Иван. — Сейчас ты заткнешься, сядешь в сторонке и дашь мне спокойно подумать, как уберечь твою вонючую задницу. Понял? Если понял — хлюпни носиком.

Он разжал пальцы, не глядя, что там к ним прилипло, вытер руку о лацкан недавно еще роскошного пиджака мэра. Все у Ознобышева было “мэрским”, даже пиджачок из натурального шелка. Отвернулся. Трое бойцов глядели на него — не с удивлением, нет — безнадежно. Иван до сих пор держался перед подчиненными бодрым орлом, но, как ни прикидывал, шансов уцелеть не видел. А уж уберечь ценного профессора и этого проворовавшегося черта, Ознобыша, тем более. Без связи, без запасных батарей, без транспорта. И все же мозг продолжал перебирать и отвергать варианты в поисках путей к спасению.

С крыши купола деваться было некуда — портал прямо под ногами, ан не достанешь. Не крышу же ломать, она крепкая. Да и портал все равно блокирован. С полицией связаться не удалось: позолоченный “Репитир” секретаря до сих пор шуршал на “тревожной” волне. И тихо переговаривались Шербан с Языковым:

— Жаль, я коньяк не захватил, видно, перенервничал. Сейчас бы в самый раз.

— Это вы-то перенервничали?

— А что, скажешь, не из-за чего было?

— Да вашей выдержке только позавидовать! Как вы их распихивали своей шваброй! А тот тип, что меня ущипнул и наступил на юбку, до сих пор, наверное, заикается, как вы на него взвизгнули!

Этих двоих, бежавших к порталу, задрав юбки, — причем один на бегу панически размахивал шваброй, а другой надрывно гремел ведром — приняли поначалу за свихнувшихся уборщиц, пошедших на штурм своими силами и со своими привычными орудиями труда. Благо что ребята не стали палить — оторопели все как один.

— Ну, одергивать-то хамов я умею, — с достоинством согласился Языков, хотя в горле у него немного дребезжало. — Вот только голосочек… М-да… пришлось перестроить.

Иван обернулся на странный звук, что-то вроде икоты. В уголке двух вентиляционных труб всхлипывал Ознобыш. Должность мэра он принял по наследству — где уж тут ожидать железной воли и самообладания в пиковой ситуации. Сломался царек.

Иван сплюнул и перегнулся через перила — там проходил карниз; пройдя по нему несколько метров, можно было бы попробовать спрыгнуть на лесенку, которой пользовались мойщики крыш и иная обслуга. Там же огромными неоновыми буквами громоздилась надпись: “Долой Вечного Президента. Надоел!” Плакат предоставлял как бы дополнительную площадку. Лестница должна привести к люку, ведущему внутрь купола. Высоковато, но возможно… Только не с подопечными же, мать их в печенку!

Возглас бойца заставил обернуться. Из ворот Купола вылетел полицейский флаер и по замысловатой спирали поднимался вверх. Вой толпы взмыл следом до запредельно тонких обертонов и схлынул, не дотянув. Над людским столпотворением вспухли крошечные одуванчики порохового дыма — кто-то из фермеров пытался попасть в машину из охотничьих ружей. Хорошо, что немногие мятежники обладали оружием, способным завалить прочную машину.

Флаер поднялся высоко, солдаты и подопечные разом задрали головы, с надеждой наблюдая за его маневрами, махали руками. Ознобыш что-то самозабвенно орал и подпрыгивал. Наконец флаер завис над ними метрах в пятнадцати и, медленно покачивась, начал снижение.

— В сторону! — приказал Иван, отшвыривая мэра подальше от места приземления.

— На золоте!!! — заорал Ознобышев, и вдруг неожиданно запищал его коминс.

Мэр взвизгнул, дернул рукой, словно пытаясь стряхнуть насекомое. Опомнился — хлюпая кровавыми соплями, стал нажимать кнопки, но никак не мог набрать нужную комбинацию.

Иван машинально окинул крышу глазами: ближайшие пятьдесят метров вроде бы не таили угрозы. Бойцы не сводили глаз с машины — бдительность упала в предвкушении скорой эвакуации. Флаер дернулся как бы в конвульсии, рывком опустился еще ниже, теперь он висел на высоте около пяти метров. Четыре. Три…

В это время в куполе со скрежетом распахнулся потаенный люк, оттуда выбрались несколько повстанцев. Иван выхватил табельную “беретту”, прицелился.

— Внимание! — крикнул он. — К оружию!

Как только один из бунтовщиков скинул с плеча охотничий карабин, Иван твердо нажал на спуск. Зеленоватый разряд с шипением ушел к цели. Бах! Бах! Почти безрезультатно: повстанцы укрылись за надстройкой и открыли ответный огонь. Залп картечи с визгом отрекошетил от борта флаера, один из охранников вскрикнул, схватившись за голову. Другой сбил мэра с ног, навалился сверху, стараясь по инструкции закрыть его своим телом Иван срезал стрелявшего, высунувшегося из-за башенки с уродливыми наростами антенн.

Флаер больше не опускался — завис, словно в раздумье. Странно.

В любом случае эвакуироваться пока было нельзя; Иван выпустил несколько зарядов в сторону врага, не давая высовываться, и с криком: “Прикрой!” — бросился вперед, стараясь не перекрывать линию огня бойцам. Его порыв поддержали в два ствола. Иван мчатся от укрытия к укрытию, ругаясь сквозь зубы, но вот наконец башенка с антеннами показалась своим боком, и за ней бунтари как на ладони. Чистый тир!

Иван положил всех шестерых одной очередью, полностью разрядив батарею лучевика, и бросился к люку — запереть. Подбежал, заглянул в проем: там уже топотали десятки ног. Останься у него хоть парочка гранат… Он пошарил глазами, но ничего подходящего, чтобы заклинить люк, не нашлось. Вот разве что охотничий карабин… Хлипковат. Но времени не было — пришлось использовать карабин.

Успел.

В дверь с той стороны заколотили прикладами, а Иван побежал назад, гадая — почему же не опускается флаер? Двое подопечных были целы и осторожно, словно суслики, высовывали головы из-за укрытия. Бойцы выглядели сконфуженно, раненый уже перевязан.

— Сержант, тут это… — перевязанный, блестя здоровым глазом, кивнул на Ознобышева.

Мэр лежал, неловко подогнув под себя ноги, измазанное лицо было повернуто к безоблачному небу. На теле не видно никаких повреждений. Иван быстро нагнулся, приложил пальцы к шее — ничего. Готов. Здесь уже ничем не поможешь. Из-под манжета мэра посыпался бурый порошок — все, что осталось от коминса.

— Что флаер?

Все задрали головы. Машина висела так низко, что до нее можно было дотянуться рукой, но признаков жизни не подавала. Лишь тихо гудел компрессор.

— Подсадите-ка меня!

С трудом цепляясь за еле заметные неровности корпуса, сержант вскарабкался на крышу флаера, постучал рукоятью лучевика. Тишина. “Ну, что ж, не пускаете, тогда мы сами…” Он примерился и прострелил замок. Сработала пружина, дверь пошла вверх, открывая салон. Иван спрыгнул внутрь, огляделся быстро — тело человека, безжизненно съехавшее в кресле, больше никого.

Флаер был незнакомой модели, но аварийный трап оказался на месте, и вскоре двое подопечных уже были в салоне. Мертвого водителя Иван отодвинул в сторону.

— Давайте мэра!

Бойцы засуетились над тяжелой тушей.

Иван осваивался с управлением, поглядывая со все возрастающей тревогой на копошение повстанцев. Они выбили люк, как он и ожидал, и теперь прилаживали на треногу какую-то трубу, типа коммуникационного сектора, но скорее всего, конечно, — оружие. Отстреливаться было нечем, и, как только автопилот понятливо мигнул индикацией, Иван выжал стартер. Флаер рванул вперед и вверх, устремившаяся было за ним вдогон полоса багрового дыма беспомощно отстала, а потом и вовсе обессиленно ушла к земле. Прямо на кишащую толпой площадь.

Иван перевел дух и задал маршрут на Владивосток. Иркутск-П11 остался далеко позади.

— Что там с водителем? — спросил он.

— Не знаю, внешних повреждений нет, — отозвался один из бойцов.