всех «господами», сейчас он был подавлен и не успел нацепить привычную маску. Она сразу это увидела.
— Что случилось? — спросила Олеська. — Еще одно колониальное государство освободилось от гнета империализма?
— Олеська, — безнадежно вздохнул Игорь, — ну, в общем… я не могу без тебя…
Он увидел, как она вся сжалась, затихла и невольно отстранилась от него, словно он приготовился ее ударить…
— Ты что? — почти закричал он, чувствуя, что теряет ее навсегда.
— Извини, я не могу… — пролепетала Олеська и с непонятным для него страхом повторила: — Извини…
— Не можешь? — Он страдал, как никогда ему не приходилось. Он тоже был единственным и самым любимым, он тоже не привык к отказу, как и Киссицкая. — Не можешь со мной? А с Венькой можешь? И с Анатолием Алексеевичем можешь? Значит, правильно говорят: была-жила девочка «на троих»… — сказал и сам испугался, отпрянул.
Олеська поникла. Ее прекрасные грустные глаза затянуло слезами. Он приготовился к худшему: к пощечине, к презрению, к грубости, а она до синевы в пальцах вцепилась в лестничные перила и устало проговорила:
— Я не могу, потому что для меня Сережка не умер. Слышишь? Он живой. Ты не поймешь, а он бы понял. Он, может быть, не такой образованный, как ты. И манеры у него не такие изысканные. И он не знает так твердо, как ты, что хочет стать не кем-нибудь, а только государственным деятелем… — Она говорила о Судакове в настоящем времени, словно он действительно был жив. — Но он добрый, очень добрый… И как бы тебе объяснить?.. Один человек не часто видел свою любимую, но он всегда ждал ее. И встречал морем апельсинов. Апельсины на полу, миллион апельсинов и одна свеча… Я хочу окунуться в море апельсинов, раз так бывает… А ты, ты не способен… Извини… Ты не удержишься и съешь апельсины сам, пока придет твоя любимая. Ты подумай и, пока не поздно, не становись государственным деятелем. За государство страшно… — Она откинула золотую прядь с плеча и поплелась вниз по лестнице.
Уже снизу он услышал ее голос:
— И скажи своей Кисе, что я ей этой сказки про девочку, которая жила-была «на троих», не прощу!..
В тот момент, когда Пирогов так неожиданно настиг Олеську на лестнице, она была в хорошем расположении духа. Ей почти удалось убедить Анатолия Алексеевича, что атмосфера в классе сразу улучшится, если Холодовой дадут характеристику, которую по настоянию Виктории Петровны отказались дать, а ее, Клубничкину и Столбова примут в комсомол. Она пообещала даже, что они все вместе навестят завуча. Ребята устали от неприятностей, и Олеське искренне хотелось, чтобы все наладилось. Анатолий Алексеевич обещал помочь, она чувствовала, что он готов пойти им навстречу.
Пирогов вернул ее к неприглядной действительности. Столько сучков и задоринок наросло уже на скрючившемся дереве их школьной жизни, что трудно было проскочить мимо, не зацепившись. Она не пошла искать Холодову, быстро оделась и побежала домой.
Когда Прибаукин, Клубничкина и сама Холодова явились к ней, она передала им сплетни, которые распускает Киссицкая. Ненависть переполняла Олеську.
— Перевернуть бы ее вверх тормашками! Может, утряслось бы все в ее гениальной головке!
— Это можно! — пообещал Венька. Он тоже был ужасно зол на Киссицкую.
Так прекрасно задуманный и разработанный план всеобщего благоденствия неожиданно сорвался из-за Киссицкой. Опять из-за нее! Пора, пора проучить эту умницу, сказать Кисе «брысь»!
— Пора сказать Кисе «брысь»! — произнес Прибаукин вслух.
Но девчонки не обратили внимания на его слова. Они уже обсуждали, как воскресить сорвавшийся план, и Маша уговаривала Олесю успокоиться.
11
Пирогов отыскал Кустова в туалете. Славка сидел на холодном каменном полу, и во рту у него торчала сигарета. Вокруг валялись окурки.
Игорь впервые видел своего друга курящим. И Славкино лицо показалось ему странным, опухшее и тупое лицо, словно он долго плакал, устал и притих.
— Слава! — позвал Пирогов.
Кустов не шелохнулся.
— Славка, ты что? — Игорь тряхнул Кустова за плечи, испугался. — Ты живой?
Кустов, как ватная кукла, подчиняясь рукам Игоря, качнулся, дернулся и принял прежнее положение. Игорь забеспокоился. Послушал сердце — вроде бьется. Поднял за подбородок голову — на него уставились покрасневшие неподвижные глаза. Жутко стало.
С силой выхватил Пирогов изо рта друга сигарету, бросил под ноги и топтал, топтал, пока не превратил в жалкие крошки. Опомнился, кинулся к крану, набрал в ладони воды и, стараясь удержать ее, плеснул в безжизненное лицо. Потом еще и еще раз челноком метался от умывальника к неестественной фигуре на полу, едва удерживая в дрожащих руках воду, прижимая мокрые ладони к Славкиным вискам. Не помогало.
Тогда Игорь схватил под мышки непослушное, отяжелевшее Славкино тело, с трудом оторвал его от пола, поднял, прислонил к стене и задышал в лицо, пытаясь дыханием отогреть, вернуть к жизни. Но и так ничего не получалось.
Поначалу Игорь боялся, что кто-нибудь войдет в туалет и увидит Кустова таким, безумным и ничтожным. Теперь он уже страстно хотел, чтобы хоть кто-то забрел в туалет и помог ему. Но никто не появлялся. Этим туалетом, на первом этаже у раздевалки, пользовались первоклашки, а у них уроки давно кончились.
Игорь опустил Кустова на пол и выскочил в коридор. Вокруг было тихо и пустынно. Во время болезни Виктории Петровны все словно попрятались, замерли. Учителя, он заметил, больше не задерживались, расползались поскорее по домам, а ребята и вовсе не жаждали после занятий оставаться в школе. Не к директору же бежать за подмогой?!
Удрученный всем случившимся, обессилевший от возни со Славиком, Пирогов повернул назад и натолкнулся на ведро у двери. Ведро было грязное. Но теперь ли думать о стерильности?! Игорь несколько раз ополоснул ведро, тщательно протер его под краном руками и наполнил. Поднес к Кустову и резкими движениями стал выплескивать воду в лицо.
Кустов мотнул головой, отряхнулся и с изумлением уставился на Игоря мутными глазами, будто никак не мог освободиться от сна.
— Слава, Славочка, — обрадовался Пирогов и запричитал, как плакальщица на похоронах: — Ну пожалуйста, ну будь другом, ну приди в себя, ну прошу, прошу…
Пусть слабые, но все же признаки жизни появились во взгляде Славы. Игорь похлопал его по щекам, тряхнул легонько, обвил Славкиной рукою свою шею, взвалил на себя бесчувственное тело и поволок на улицу.
Уборщица тетя Таня, как обычно, дремала на своем посту. Ее спокойно можно было вынести вместе со всем школьным имуществом. Сейчас это оказалось как нельзя кстати.
Пирогову повезло. Довольно быстро ему удалось остановить машину, и вскоре они оказались в доме Кустовых.
— Спать хочу, — промычал Славка. — Хочу спать, — и прямо в ботинках повалился на постель.
«Хороший подарочек родителям», — подумал Игорь и представил себе, в какой панике будет изящная, никогда не повышающая голоса, ужасно интеллигентная мама Кустова, когда обнаружит свое дитя в таком состоянии. Он стянул со Славки ботинки, брюки, пиджак, посидел немного рядом и решил ехать домой.
