Хент негромко выругался:
– Меня-то зачем в карантин?
Я пожал плечами. Может быть, из-за того, что он услышал часть моего рассказа на Пасеме, но я не был в этом уверен. Я вообще ни в чем не был уверен.
Дорога змейкой бежала между невысокими холмами, через луга и виноградники, и долины, за которыми синело море.
– Куда мы идем? – в который раз спросил Хент (незадолго до того, как мы увидели гостиницу).
– Все дороги ведут в Рим.
– Я не шучу, Северн.
– Я тоже, господин Хент.
Хент вдруг схватил камень с дороги и швырнул в кусты. Оттуда раздался крик дрозда.
– Вы бывали здесь раньше? – помолчав, спросил он прокурорским тоном, словно это я заманил его сюда. Хотя скорее всего он был прав.
– Нет, – ответил я. И чуть не добавил: «Зато бывал Китс». Мои трансплантированные воспоминания разрывают мне сердце его тоской и его предчувствием смерти. Так далеко от друзей, от Фанни, единственной и вечной возлюбленной.
– Вы уверены, что не можете подключиться к инфосфере? – снова спросил Хент.
– Абсолютно. – Ему и в голову не пришло спросить о мегасфере, и я промолчал. Не приведи, Господи, вновь попасть в мегасферу и потеряться в ней.
Перед заходом солнца мы увидели гостиницу, приютившуюся в небольшой долине. Из каменной трубы поднимался дымок.
За ужином, когда тьма подступила к окнам и только пламя очага да пара свечей на каминной доске освещали комнату, Хент сказал:
– Еще немного, и поверишь в привидения.
– Я верю в привидения, – ответил я.
Ночь. Я просыпаюсь от собственного кашля и чувствую холод – что-то течет по груди. Слышно, как Хент нащупывает и зажигает в темноте свечу. Скосив глаза, вижу, как кровь капает с груди на простыни.
– Боже мой, – выдыхает насмерть перепуганный Хент. – Что это? Кто это вас?
– Кровотечение, – шепчу я после того, как жесточайший приступ кашля в очередной раз сокращает мне жизнь и добавляет новые пятна крови. Пробую подняться, но бессильно роняю голову на подушку и жестом указываю на ночной столик, где уже приготовлены тазик с водой и полотенце.
– Ужас. Какой ужас! – бормочет Хент, разыскивая мой комлог, чтобы сделать анализы. Прибора нет. Днем, по дороге сюда, я выкинул его за ненадобностью.
Хент неловко надевает мне на запястье свой собственный. Датчики свидетельствуют, что положение критическое и необходимо срочное вмешательство медиков. Как и большинство людей его поколения, Хент никогда не сталкивался с болезнью или смертью – это дело профессионалов, отнюдь не предназначенное для чужих глаз.
– Не беспокойтесь, – шепчу я. Натиск кашля ослаб, но бессилие навалилось на меня каменным одеялом. Я снова тычу в полотенце, и Хент, намочив его в тазике, смывает кровь с моей груди и рук, а затем, усадив меня в единственное кресло, меняет окровавленные простыни.
– Вы что-нибудь понимаете? – спрашивает он с неподдельной тревогой.
– Да. – Я пытаюсь улыбнуться. – Принцип соответствия. Правдоподобие. Онтогенез повторяет филогенез.
– Что вы там лепечете! – в сердцах обрывает меня Хент, помогая улечься. – Чем вызвано кровотечение? Что я могу сделать для вас?
– Пожалуйста, дайте мне воды. – Я пью воду маленькими глотками, чувствуя, как в груди и горле все хрипит и клокочет, но ухитряюсь избежать очередного приступа кашля.
– Что все-таки происходит? – осторожно настаивает Хент.
Я говорю медленно, потихоньку нанизывая слова, будто пробираюсь по минному полю. Кашель не возвращается.
– Это так называемая чахотка. Или туберкулез. Судя по кровотечению, последняя стадия.
Лицо Хента становится белым как снег.
– Боже милостивый, Северн. Я никогда не слыхал о туберкулезе. – Он подносит к глазам руку, надеясь на память комлога, но его запястье пусто.
Я возвращаю ему прибор.
– Туберкулез – это забытая, старая болезнь. Его не было уже несколько веков. Но Джон Китс им болел. И умер от него. А тело этого кибрида принадлежит Китсу.
Хент вскакивает, порываясь бежать за помощью.
– Но теперь-то Техно-Центр позволит нам вернуться! Они не могут держать вас в этой дыре, без врачей и лекарств!
Я роняю голову на мягкие подушки, ощущая щекой перья под наволочкой.
– Может быть, именно поэтому меня здесь и держат. Выясним завтра, когда доберемся до Рима.
– Но вы не можете передвигаться!
– Посмотрим, – говорю я и закрываю глаза. – Посмотрим.
Утром возле гостиницы нас ожидает небольшая коляска – веттура. Лошадь, крупная серая кобыла, косится на нас и всхрапывает. Пар валит из ее ноздрей и облачком поднимается в прохладном утреннем воздухе.
– Что это еще за штука? – спрашивает Хент.
– Лошадь.
Хент с опаской протягивает руку к животному, словно от прикосновения оно лопнет, как мыльный пузырь. Кобыла преспокойно машет хвостом. Хент отдергивает руку.
– Лошади бог весть когда вымерли, – бормочет он. – Их потом ни разу не воссоздавали.
– Эта выглядит довольно реальной, – говорю я, с трудом усаживаясь на узкое сиденье.
Хент, озираясь по сторонам, устраивается рядом. Его длинные пальцы подрагивают от волнения.
– А кто ею управляет? – спрашивает он. – И как? Вожжей нет, кучера тоже.
– Посмотрим, может, она сама знает дорогу, – говорю я, и коляска тут же трогается с места. Она без рессор, и каждый камень или ухаб сопровождаются жуткой встряской.
– Что все это значит? Может быть, кто-то подшутил над нами? – вполголоса спрашивает Хент, обозревая безоблачное небо и далекие мирные поля.
Как можно тише и быстрее я кашляю в платок, который изготовил из полотенца, позаимствованного в гостинице.
– Возможно. Но разве жизнь наша – не шутка?
Хент пропускает мою софистику мимо ушей. Мы громыхаем дальше, вприпрыжку и враскачку двигаясь каждый к своему месту назначения и к своей судьбе.
– Где Хент и Северн?
Седептра Акази, молодая негритянка, вторая помощница Гладстон, наклонилась к самому ее уху, чтобы не мешать ходу военного совета:
– Пока никаких известий, госпожа секретарь.
– Невероятно. У Северна был маяк, а Ли отправился на Пасем почти час назад. Где их черти носят?
Акази бросила быстрый взгляд на факсблокнот, который положила на стол.
– Служба безопасности не может их обнаружить. Транспортная полиция – тоже. Регистратор нуль- канала зафиксировал, что они набрали код ТКЦ и вошли в портал. Но сюда не прибыли.
– Что?
– Таковы факты, госпожа секретарь.
– Я хочу переговорить с Альбедо или с кем-нибудь из Советников сразу после совещания.
– Будет исполнено.
Обе женщины вновь сосредоточились на происходящем. Оперативно-командный центр Дома Правительства был соединен прозрачными пятнадцатиметровыми порталами с Военным Кабинетом