нефтью и озоном.
Я положила пистолет в карман и вернулась посмотреть, что с Джонни.
Лоб его – от волос и до брови – рассекала неглубокая, но грязная рана. Когда я вернулась из ванной со стерильным тампоном, он уже сидел.
– Что случилось? – спросила я, прикладывая тампон.
– Двое мужчин… подкараулили в спальне… Они заблокировали сигнализацию на балконной двери.
– Вам полагается компенсация, – заметила я. – Что было потом?
– Мы боролись. Они тащили меня к двери. У одного из них был инъектор, но мне удалось его выбить.
– Почему они ушли?
– Я включил внутреннюю сигнализацию.
– Она подключена к системе охраны Улья?
– Нет. Я не хотел, чтобы охранники лезли в это дело.
– Кто вас ударил?
Джонни глуповато улыбнулся.
– Это я сам. Они уже выпустили меня, и тогда я бросился за ними. Споткнулся, упал и ударился о тумбочку.
– Не очень приятное происшествие – причем для обеих сторон, – сказала я, включила лампу и принялась осматривать ковер. В конце концов мне удалось найти инъектор: он закатился под кровать.
Джонни посмотрел на него, как на гадюку.
– Опять СПИД-II? – спросила я.
Он отрицательно покачал головой.
– Я знаю, куда его можно отдать на анализ, – сказала я. – Но похоже, это простой гипнотик. Они хотели, чтобы вы ушли с ними… Убийцы так не действуют.
Джонни снял тампон и скорчил гримасу. Кровь не останавливалась.
– Зачем кому-то похищать кибрида? – пробормотал он.
– Это вы мне говорите? Я уже начинаю думать, что и ваше так называемое убийство было просто неудачной попыткой похищения.
Джонни снова покачал головой.
– А скажите, – спросила я, – ни у кого из нападавших не было косы?
– Не знаю. На них были кепки и осмотические маски.
– Не был ли один из них очень высоким, как тамплиер, или очень сильным, как лузианин?
– Тамплиер? – удивился Джонни. – Первый был среднего роста, а тот, второй… ну, с инъектором… вполне сошел бы за лузианина. Очень сильный…
– Итак, вы сцепились с лузианином голыми руками. Может, у вас какие-нибудь биопроцессоры или силовые импланты?
– Нет у меня никаких имплантов. Я просто взбесился.
Я помогла ему встать.
– Значит, ИскИн может разозлиться?
– Я могу.
– Пойдемте, – сказала я. – Я знаю тут поблизости одну дешевую клинику. А потом вы немного поживете у меня.
– У вас? Почему?
– Время, когда вам нужен был детектив, прошло. Теперь вам нужен телохранитель.
В зональной схеме Улья моя берлога вообще не числилась в качестве жилого помещения. В сущности, это был просто подновленный чердак крупного склада, принадлежавший одному моему другу, которого заели ростовщики. На старости лет он надумал эмигрировать в какую-то колонию на Окраине, и я буквально даром получила отличный угол всего в километре от моей конторы. Район, конечно, малость подкачал, да и шум, доносившийся с погрузочных платформ, временами мешал разговаривать, зато помещение – раз в десять больше обычной квартиры, так что все свое оборудование я смогла разместить прямо на дому.
Джонни с интересом разглядывал мое жилище. Я почувствовала себя польщенной и тут же мысленно чертыхнулась. Не хватало еще, чтобы я начала красить губы из-за какого-то кибрида.
– Так почему же вы живете на Лузусе? – спросила я. – Большинство приезжих с других планет плохо переносят нашу гравитацию, да и местность тут несколько однообразная. А документы, в которых вы роетесь, находятся в библиотеке на Возрождении-Вектор. Почему?
Когда он заговорил, я поймала себя на том, что буквально пожираю его глазами и так же внимательно слушаю. Волосы он расчесывал на пробор; почти прямые у макушки, они ниспадали на воротник каштаново-рыжими кудрями. У него была привычка во время разговора подпирать подбородок кулаком. А говорил он на самом деле без всякого акцента – я только сейчас это поняла. Всеобщим языком он владел в совершенстве – просто избегал сокращений, оттого и казалось, что язык этот ему не родной. Ритмом речи он напомнил мне одного знакомого вора, уроженца Асквита (Асквит – это планетка на задворках Сети, заселенная эмигрантами Первой Волны, выходцами с Британских Островов).
– Я жил во многих мирах, – сказал он. – Моя цель – наблюдать.
– Самое подходящее занятие для поэта.
Он покачал головой, сморщился и осторожно дотронулся до шва.
– Какой из меня поэт? Вот ОН – это да.
Несмотря на случившееся, в Джонни чувствовалась сила, которую я встречала лишь считанное число раз. Это трудно описать словами, но я сама видела, как на приемах самого высокого ранга все невольно устремлялись к подобным людям, стоило им только появиться. И дело здесь было не в его чуткости или сдержанности – от него действительно исходила какая-то особая энергия, даже когда он просто смотрел на тебя.
– Почему вы здесь живете? – в свою очередь, спросил он.
– Я тут родилась.
– Да, но ваше детство прошло на Тау Кита. Ваш отец был сенатором.
Я промолчала.
– Многие думали, что вы займетесь политикой, – сказал он. – Может быть, на вас так повлияло самоубийство отца?
– Это было не самоубийство, – не выдержала я.
– В самом деле?
– Во всех репортажах и в заключении следствия утверждалось, что мой отец покончил с собой, – сказала я как можно бесстрастнее. – Но все они ошибались. Мой отец никогда бы не сделал этого.
– Значит, убийство?
– Да.
– Несмотря на то, что не было ни мотивов, ни подозреваемых?
– Да.
– Понимаю, – сказал Джонни. В желтом свете складских фонарей, проникавшем сквозь пыльные окна, его волосы отливали медью. – Вам нравится ваша работа?
– Когда удается довести дело до конца, – ответила я. – Есть хотите?
– Нет.
– Тогда давайте спать. Можете занять диван.
– А вам всегда удается довести дело до конца? – спросил он. – В вашей работе?
– Завтра увидим.
Утром, в обычное время, Джонни отправился на Возрождение-Вектор. Потоптавшись немного на портальной площади, он прямо оттуда совершил второй прыжок – в Музей Первопоселенцев на Седьмой Дракона. Оттуда он прыгнул на главный терминекс Нордхольма, а затем сразу же – на планету тамплиеров, именуемую Рощей Богов.
График мы составили заранее, и я ждала его на Возрождении, скрываясь в тени колоннады.
Мужчина с косой был третьим после Джонни. Несомненно, лузианин. Бледность, характерная для всех