подозревали. Но если бы ИИ хотели навредить нам, они бы давно это сделали. Бояться, что ИИ пойдут на нас войной, просто глупо. Ты не боишься, что коровы поднимут бунт?

– Но ведь ИскИны умнее нас, – возразила я.

– Умнее. И что с того?

– ВВ, ты слышал что-нибудь о проектах восстановления личности?

– А, Гленнон-Хайт? Конечно. Об этом все слышали. Я сам занимался таким проектом несколько лет назад в Рейхсуниверситете. Так ведь с тех пор сколько воды утекло! Теперь эти дела забросили.

– Почему?

– Господи! Да ты что, Ламия, совсем охренела? Все проекты восстановления личности – чушь. Даже на имитаторе со стопроцентной обратной связью – а они использовали вэкаэсовский ООШ: ИТИ, – так вот, даже тогда нельзя полностью факторизовать все переменные. У шаблона личности возникает собственное самосознание… не осознание себя, как у нас с тобой, а осознание себя как искусственно осознающего себя объекта… Ну а дальше его затягивает в странный аттрактор и через негармонические лабиринты вышвыривает прямиком в Эшерово пространство.

– Переведи, – потребовала я.

ВВ вздохнул и посмотрел на сине-золотую полоску таймера на стене. Через пять минут истечет положенный ему часовой перерыв на обед. И он снова вернется в реальный мир.

– Перевожу, – сказал он. – Восстановленная личность разрушается. Сходит с ума. Одним словом – дурдом.

– Любая?

– Любая.

– Но ИскИны все еще занимаются этим?

– Кто тебе сказал? Они ни одного проекта не довели до конца. Все известные мне попытки восстановления предпринимали люди… В основном это дрянные университетские проекты. Ученые с зачерствевшими мозгами тратят целые состояния, чтобы вернуть к жизни других, давно умерших ученых с точно такими же зачерствевшими мозгами.

Я выдавила из себя улыбку. Еще три минуты, и он снова подключится.

– И что, каждой восстановленной личности дают двойника-кибрида?

– Гм, с чего ты взяла? Такого не было. Да и не выйдет.

– Почему?

– Да потому, что это похлеще любого фантопликатора. Кроме того, необходим идеальный материал для клонирования и точное, выверенное до последней детали, интерактивное взаимодействие с окружающей средой. Видишь ли, детка, восстановленная личность живет в своем мире. Для нее создается полноценная модель реальности. Ну, как фантопликация. И она его обживает. Ей подбрасывают всякие вопросы. Во сне, в интерактивном диалоге – как получится… А если вытащить личность из модельной реальности в медленное время…

(На жаргоне хакеров это выражение означает… извиняюсь, конечно… реальный мир.)

– …то она свихнется еще раньше, – закончил он.

– Да-а. Ну что ж, спасибо. – Я покачала головой и направилась к двери. В моем распоряжении оставалось еще тридцать секунд. Через полминуты мой университетский приятель исчезнет из медленного времени.

– ВВ, – сказала я с таким видом, словно эта мысль только что пришла мне в голову, – ты когда-нибудь слышал про восстановление личности Джона Китса? Был такой поэт на Старой Земле.

– Китса? Конечно. Я даже об этом накатал главу в своем дипломе. Проект делал Марти Каролюс. Лет пятьдесят назад. В Нью-Кембридже.

– И что с ним стряслось?

– Обычная история. Затянуло в странный аттрактор. Но окончательно развалиться он не успел, поскольку раньше умер модельной смертью. Какая-то древняя болезнь. – ВВ посмотрел на часы, улыбнулся и взял шунт. Но прежде чем вставить его в черепную розетку, он бросил на меня последний блаженный взгляд. – Вспомнил, – сказал он, улыбаясь сонной улыбкой. – Туберкулез.

Если бы общество когда-нибудь пошло по пути, каким вел его Старший Брат из известной книжки Оруэлла, главным инструментом подавления свободы, несомненно, оказалась бы кредитная карточка. В безналичной экономике с рудиментарным бартерным черным рынком действия любого человека очень легко отследить, считывая информацию с его карточки. Правда, неприкосновенность карточек охраняется законом. Но когда общественный нажим сменяется тоталитарным пинком, законы имеют обыкновение забываться, а то и вовсе отправляются на свалку.

По расчетной карточке я проследила расходы Джонни за последние пять дней до убийства. Судя по этим данным, много тратить он не любил и образ жизни вел самый обычный. Однако, прежде чем пойти по «следу» его кредитной карточки, я битых два дня ходила за ним самим.

И вот что я выяснила.

Он жил один в Улье Бергсон-Восточный. Поселился он там около семи местных (то есть меньше пяти стандартных) месяцев назад. По утрам он завтракал в кафе неподалеку от дома, затем отправлялся по нуль-Т на Возрождение-Вектор, где часов пять работал в архиве, роясь в старых документах. Потом – легкий ленч (здесь же, у стойки уличного торговца), и еще час-два работы в библиотеке. Затем он отправлялся либо домой, на Лузус, либо в один из тех миров, где предпочитал обедать. К десяти вечера он возвращался в свою квартирку. Нуль-Т он пользовался, несомненно, чаще, чем средний бездельник-лузианин с умеренными доходами, но без выдумки, по скучному графику. Копия расчетной карточки подтверждала, что в неделю убийства он придерживался точно такого же распорядка, с незначительными отклонениями. Купил туфли, на другой день – кое-какую снедь. А в день «убийства» зашел в бар на Возрождении-Вектор.

Я встретилась с ним за обедом в маленьком ресторанчике на улице Красного Дракона неподалеку от терминекса Циндао-Сычуань. Еда была очень горячая, очень острая и очень хорошая.

– Ну, как наши дела? – поинтересовался он.

– Отлично. Я стала на тысячу марок богаче и нашла хороший кантонский ресторан.

– Я рад, что мои деньги пошли на столь важное дело.

– Кстати о ваших деньгах… Откуда вы их берете? Пропадая в библиотеке на Возрождении, много не заработаешь.

Джонни вопросительно приподнял бровь.

– Видите ли, я получил небольшое наследство.

– Надеюсь, не такое уж небольшое. На мой гонорар хватит?

– Вполне. Ну а что новенького вы разузнали?

Я пожала плечами.

– Сначала ответьте, что вы делаете в этой библиотеке.

– Разве это имеет отношение к делу?

– Может иметь.

Он посмотрел на меня как-то странно. От этого взгляда у меня ноги сразу стали как ватные.

– Вы мне кого-то напоминаете, – сказал он тихо.

– Да? – Скажи это кто-нибудь другой, я бы тут же встала и ушла. – Кого же?

– Одну… женщину, которую я когда-то знал. Очень давно. – Он потер пальцами лоб, будто почувствовал внезапную усталость или головокружение.

– Как ее звали?

– Фанни. – Это имя он произнес почти шепотом.

Я поняла, о ком он говорит. У Джона Китса была невеста по имени Фанни. История их любви – сплошные романтические терзания. Бедный поэт чуть с ума не сошел. Умирая в Италии (в полном одиночестве, если не считать случайного попутчика), чувствуя себя покинутым всеми – и друзьями, и возлюбленной, – он просил положить в могилу ее локон и нераспечатанные письма.

До этой недели я ни разу не слышала о Джоне Китсе. А всю эту чепуху выяснила через комлог.

– Так что же вы делаете в библиотеке? – спросила я.

Кибрид кашлянул.

– Изучаю одну поэму. Ищу фрагменты оригинала.