нашла ничего. Продолжать работу им запретили. Доступ к Гробницам Времени предоставляется теперь только так называемым паломникам. Даже получить въездную визу на Гиперион практически невозможно. А если мы возьмем туда Рахиль, поездка может ее убить.
Сол замолчал, переводя дыхание, и прикоснулся к руке Сары.
– Извини, что я повторяю все это. Но кое-что мы с тобой все же сделали.
– Этого мало, – тихо отозвалась Сара. – А что, если мы поедем как паломники?
Сол понурился.
– Церковь Шрайка выбирает свои ритуальные жертвы из тысяч добровольцев. В Сети полно отчаявшихся глупцов, а возвращаются единицы.
– Ну вот, видишь, разве это не доказательство? – быстро прошептала Сара. – Кто-то или что-то охотится за ними.
– Бандиты, – ответил Сол.
Сара покачала головой.
– Голем.
– Ты хочешь сказать, Шрайк.
– Это голем, – повторила Сара. – Тот, которого мы видим в нашем сне.
– Я не вижу в своих снах никакого голема. – Сол встревожился. – А какой он?
– Помнишь те красные глаза? – ответила Сара. – Это тот самый голем, которого Рахиль слышала тогда ночью в Сфинксе.
– Откуда тебе известно, что она слышала?
– Мне это снилось, – сказала Сара. – Мне это снится каждый раз перед тем, как мы входим туда, где нас ждет голем.
– Значит, мы с тобой видим разные сны, – пробормотал Сол. – Почему ты не рассказала мне это раньше?
– Я думала, что схожу с ума, – прошептала Сара.
Сол вспомнил о своих тайных беседах с Богом и обнял жену.
– О, Сол, – Сара прижалась к нему еще крепче, – как больно видеть все это. И как здесь одиноко…
Сол молчал. Они несколько раз пытались побывать дома – домом для них навсегда остался Мир Барнарда: навестить родственников, друзей, но каждый раз долгожданную встречу губило нашествие репортеров и туристов. В этом не было ничьей вины. Через мегаинфосферу новости молниеносно распространялись по ста шестидесяти мирам Сети, а чтобы удовлетворить свое любопытство, достаточно было сунуть универсальную карточку в прорезь турникета на входе в терминал и шагнуть сквозь ворота портала. Они пробовали уезжать без предварительного уведомления и путешествовать инкогнито, но хитрить они не умели, и все их уловки ни к чему не приводили. Через двадцать четыре стандартных часа после их возвращения в Сеть репортеры были тут как тут. Научно-исследовательские институты и крупные медицинские центры охотно брали их под защиту своей службы безопасности, но тогда страдали друзья и родственники. Рахиль по-прежнему оставалась сенсацией.
– Может, мы могли бы снова пригласить Тету и Ричарда… – начала Сара.
– У меня есть предложение получше, – сказал Сол. – Поезжай-ка ты, мать, сама. Тебе хочется повидать сестру, увидеть, услышать, вдохнуть в себя запах дома… любоваться закатом там, где нет никаких игуан… побродить по полям. Поезжай.
– То есть как это – поезжай? Одна? Оставить Рахиль…
– Чепуха, – возразил Сол. – Отлучиться два раза за двадцать лет… собственно, сорок, если добавить и те счастливые дни до… в общем, два раза за двадцать лет это вовсе не значит, что ребенок брошен без присмотра. Удивительная мы все же семья – так долго живем вместе и все еще не надоели друг другу.
Сара в задумчивости смотрела на стол.
– Ну а эти репортеры, они меня не разыщут?
– Убежден, что нет, – ответил Сол. – Им нужна Рахиль. Если они будут тебе досаждать, возвращайся. Но я готов держать пари, что ты спокойно проведешь неделю дома и успеешь навестить всех, кого хочешь, прежде чем на тебя набросятся охотники за новостями.
– Неделя! – У Сары перехватило дух. – Как же я могу…
– Еще как можешь! Мало того, ты просто должна поехать. Мне это даст возможность проводить больше времени с Рахилью, а потом, когда ты возвратишься, отдохнувшая, я смогу потратить несколько дней на свою книгу.
– Кьеркегор и что-то там?..
– Нет. Я тут затеял некую игру, и называется она «Проблема Авраама».
– Странное название, – сказала Сара.
– И проблема странная, – отозвался Сол. – А теперь иди и укладывай вещи. Завтра проводим тебя в Новый Иерусалим, так что ты сможешь вылететь до субботы.
– Хорошо, я подумаю, – сказала она не слишком уверенно.
– Ты давай укладывайся. – Сол снова ее обнял, а затем развернул лицом к коридору и двери в спальню. – Ступай. Когда ты возвратишься, я подумаю, что можно предпринять.
– Обещаешь? – спросила она, помедлив.
Сол ответил, глядя ей в лицо.
– Я обещаю, что сделаю это прежде, чем время уничтожит все. Я, ее отец, клянусь, что отыщу выход.
Она кивнула, и Сол подумал, что за все эти месяцы не видел на ее лице такого покоя.
– Пойду укладываться.
Вернувшись на следующий день из Нового Иерусалима, Сол отправился поливать крохотный газон, оставив Рахиль с ее игрушками. Когда он снова вошел в дом, розовый свет заката заливал стены, вызывая ощущение тепла и покоя. Рахили не было ни в детской, ни в других ее излюбленных местах.
– Рахиль! – крикнул Сол.
Не получив ответа, он снова выглянул во двор, потом на улицу. Ни души.
– Рахиль! – Сол кинулся было к соседям, но тут его внимание привлекли еле слышные звуки, доносившиеся из стенного шкафа, который Сара использовала как кладовку. Сол осторожно открыл дверцу.
Рахиль сидела под висевшей на плечиках одеждой и копалась в принадлежащей Саре старинной деревянной шкатулке. Весь пол в шкафу был завален фотографиями и голографическими чипами: Рахиль – ученица средней школы, Рахиль в день поступления в колледж, Рахиль на Гиперионе, на фоне ажурной стены скал. На коленях четырехлетней Рахили лежал исследовательский комлог Рахили-аспирантки и что-то тихо бормотал. Сол услышал этот знакомый голос молодой, уверенной в себе женщины, и сердце его болезненно сжалось.
– Папа, – сказала девочка, подняв глаза, и ее тоненький голосок был испуганным эхом голоса, звучавшего в комлоге. – Ты никогда не говорил, что у меня есть сестричка.
– У тебя ее нет, малышка.
Рахиль нахмурилась.
– Значит, это мама, когда она была… не такая большая? Не-е, это не она. Она говорит, что ее тоже зовут Рахиль. Как же так…
– Все в порядке, – сказал он. – Я тебе объясню… – Тут Сол вдруг понял, что в гостиной давно уже звонит фон. – Подожди минутку, милая. Я сейчас вернусь.
В нише появилось голографическое изображение мужчины, которого Сол ни разу в жизни не видел. Сам он не включил свой собственный имиджер, торопясь скорее отделаться от незнакомца.
– Да? – сказал он резко.
– Господин Вайнтрауб? Господин Вайнтрауб, который жил в Мире Барнарда, а в настоящее время живет в деревне Дан на Хевроне?
Сол хотел уже отключить фон, но задумался. Их кодовый номер не зарегистрирован. Иногда звонил какой-нибудь продавец из Нового Иерусалима, звонки же с других планет были весьма редки. А потом с резкой болью в сердце он понял все: сейчас суббота, солнце уже зашло. В это время разрешены только
