Это похоже на другие видения, которые были у Паха Сапы: вспышки образов, взрывы звуков, странное отсутствие цвета и связного содержания, отсутствие возможности влиять, отсутствие понимания того, что происходит, где и когда, — но на сей раз черно-белые образы становятся четче, быстрее и ужаснее.

Паха Сапа чувствует страх и отчаяние Шального Коня. По мятущимся, испуганным, непокорным, скачущим мыслям Шального Коня он узнает лица и вспоминает имена.

Они находятся в некоем подобии лагеря вазичу — в форту, укреплении, агентстве, но Паха Сапа никогда не видел такого места и не узнает его, и все более отчаянные мысли Шального Коня не дают ему никакой подсказки. Стоит жара, как летом или очень ранней осенью, но какой это год, Паха Сапа не знает. Он видит глазами Шального Коня, но одновременно он находится выше напирающей толпы, смотрит на Шального Коня и окружающих его сверху, словно он, Паха Сапа, видит все глазами ворона или воробья, а потому ему ясно, что Шальному Коню почти столько же лет, сколько сейчас, вот в это мгновение, когда он трясет Паха Сапу и прижимает его внезапно похолодевшие ладони к своей груди воина и…

— Я пленник?

Это Литл-Бордо-Крик в пятнадцати милях от того места, где разведчики заявились в лазарет, там царят шум и гам; на Шардон-Крик пасется скот. Лакота на коне. Теперь они в лагере, вокруг бревенчатые здания, две сотни, три сотни индейцев лакота, но еще бруле и другие: Большая Дорога, Железный Ястреб, Поворачивающийся Медведь, миннеконджу Деревянный Нож, какой-то вазикун… Звуки «ка-пи-тан Кен- нинг-тон» стучат в мозгу Паха Сапы, как удары томагавком… и еще бруле: Быстрый Медведь, Черный Ворон, Воронова Собака, Стоячий Медведь… Бордо, переводчик Билли Гарнет… и Коснись Облаков с сыном, а еще Быстрый Гром… ведут Шального Коня, люди кричат, Шального Коня тащат в одно из строений форта вазичу… на страже стоят солдаты в синих мундирах…

— Что это за место?

Кто это кричит — Шальной Конь? Паха Сапа не знает. Он пролетает над массой голов: черные волосы, скрученные в косички, широкополые, пропитанные потом шляпы, перья; а теперь он снова внизу, перед глазами Шального Коня, которого тащат вперед, вперед, в маленький дом Маленький Большой Человек и ка-пи-тан Кен-нинг-тон.

— Я не пойду туда.

Толкотня. Вопли. Крик разведчика: «Иди! Пистолет у меня! Делайте с ним что хотите!» Шальной Конь пытается вырваться из цепких рук, прыгает вперед — прочь из темноты, к свету. Маленький Большой Человек кричит: «Племянник, не делай этого! Не делай этого, племянник! Племянник! Нет! Не делай этого!»

— Отпустите меня! Уберите руки… Отпустите… меня!

Поднимаются клинки, поднимаются ружья. Это штыки вазичу на ружьях в руках вазичу. Шальной Конь достает свой нож для резки табака, вспарывает плоть Маленького Большого Человека между большим и указательным пальцами. Маленький Большой Человек вскрикивает, а Шальной Конь принимается полосовать его предплечье ножом, представляя себе при этом, что срезает длинные полоски мяса с белой оленьей кости.

— Убейте этого мерзавца! Убейте этого мерзавца! Убейте эту сволочь! Убейте его! Убейте его! Убейте этого мерзавца! — это кричит Кен-нинг-тон.

Это язык призрака, поселившегося в Паха Сапе, и он все еще не понимает этого языка. Но видит, чувствует и понимает, как в лицо Шального Коня попадает плевок, а вазикун тем временем продолжает кричать солдатам в синих мундирах и охранникам с поднятыми ружьями и штыками.

Возможно, охранник вазичу за спиной Шального Коня хочет только подтолкнуть его штыком, но Шальной Конь в этот миг резко подается назад, теряет равновесие, и клинок, который должен был лишь разорвать одежду на Шальном Коне над его левой ногой, вонзается в нижнюю часть спины военного вождя, а дальнейшее движение загоняет сталь еще глубже — в почки и кишечник. Шальной Конь мычит. Паха Сапа вскрикивает, но продолжает, словно птица, парить наверху, под крышей, — парить и в то же время видеть глазами Шального Коня.

Накатывает красная волна, Шальной Конь мычит от боли. Охранник вазичу выдергивает штык, приклад ударяется о бревенчатую стену внутри сторожевой будки, а потом (словно придя в ужас, как и все остальные, но осененный ужасным деянием), будто по команде (на раз, два, три — но только молча), вазичу снова тычет штыком, острие которого глубоко уходит в тело Шального Коня между ребрами и вверх в захрипевшее левое легкое (отчего вождь на несколько мгновений теряет дыхание и дар речи), после чего охранник, крякнув, снова вытаскивает штык, сталь легко и безразлично выходит из кровоточащей плоти Шального Коня.

— Отпустите меня теперь.

Это негромкий голос Шального Коня среди воплей, криков, суеты, толкотни и воплей.

— Отпустите меня теперь. Вы меня убили.

Стражник вазичу заходит спереди, выставляя ружье перед собой, и снова наносит удар, теперь уже спереди и в направлении живота Шального Коня. Но клинок под рукой Шального Коня проходит мимо и втыкается в дерево дверного косяка. Маленький Большой Человек держит другую руку Шального Коня и кричит, обращаясь к вазичу, призывая их сделать что-нибудь — вонзить в него штык еще раз?

Дядюшка Шального Коня, миннеконджу по имени Меченая Ворона, хватает заклиненное ружье, высвобождает клинок и бьет прикладом длинного ружья в живот Маленького Большого Человека, отчего низкорослый предатель, охнув, падает на четвереньки.

— Ты уже и раньше так поступал! Ты всегда суешься!

Это кричит Меченая Ворона, а Шальной Конь в этот момент падает на руки Быстрого Медведя и двух других. Один из этих троих высокомерно, безумным голосом говорит раненому воину:

— Мы тебе говорили, чтобы ты держал себя в руках! Мы тебя предупреждали!

Шальной Конь стонет и наконец сгибается, оседает и падает. Ощущение такое, что его движение занимает несколько долгих минут. Слышно, как окружающие вазичу загоняют патроны в патронники, взводят бойки. Шальной Конь протягивает обе свои окровавленные ладони к людям вокруг — индейцам и бледнолицым.

— Видите мои раны? Видите? Я чувствую, как кровь вытекает из меня!

Бруле Закрытое Облако приносит одеяло, укрывает им умирающего вождя, но Шальной Конь хватает