— Сэйерс, Роджер Сэйерс. Рад знакомству, лейтенант. Как там идут дела? Вы уже выкурили этих мерзавцев из пещер?
— Дела идут замечательно. К началу сезона дождей ситуация должна стабилизироваться.
— Мозги японские, а кровь вьетнамская, я прав? — засмеялся Сэйерс и, повернувшись к пятому мужчине за столом, молчаливому вьетнамцу в белой рубашке и темных очках, торопливо добавил: — Без обид. Всем известно, что из вьетнамских крестьян получается лучшая в мире пехота. Сорок лет назад вы нам это продемонстрировали, ммм… мистер?
— Мин. — Маленький вьетнамец пожал присутствующим руки. — Нгуен Ван Мин.
На его лице почти не было морщин, и волосы совсем не поседели, но ладони и глаза выдавали возраст — никак не меньше шестидесяти, ровесник Дисантиса.
— Я вас видел в самолете, на денверском рейсе, — вспомнил Джастин. — Навещали родных?
— Нет, с семьдесят шестого года я гражданин Америки. Это мой первый визит на родину, но родственников здесь у меня не осталось. — Мин повернулся к Нагучи. — Лейтенант, я удивлен, что вы решили посвятить отпуск развлекательному туру «Американские ветераны».
Японец пожал плечами и отпил немного джин-тоника.
— Тут можно много занимательного увидеть — совсем непохоже на современные методы, — пояснил он. — Там, на севере, я скорее техник, а не солдат. К тому же любому, кто увлекается военной историей, интересно узнать, как проходили первые войны с применением вертолетов. Мистер Дисантис, вы тогда воевали?
Старик кивнул и снова отхлебнул пива.
— А я не успел. — В голосе Сэйерса звучало сожаление. — Для Вьетнама был слишком молод, а для Банановых войн слишком стар, черт подери.
— Ну, вы не очень-то много упустили, — фыркнул Джастин.
— А вы служили в это время? — уточнил Нагучи.
— Конечно, все, кому в эпоху скидок стукнуло двадцать один, попали на Банановые войны. Если здешние рисовые поля заменить на кофейные плантации — получится точь-в-точь гондурасская Тегусигальпа или гватемальская Эстансуэла.
— Расскажите. — Сэйерс сделал знак официанту. — Всем еще по одной.
Где-то около бассейна ударили в барабаны музыканты, без особого успеха пытаясь соединить американские шлягеры, карибские мотивы и местные мелодии. Звук вяло растекался в плотном, влажном воздухе. Наконец наступила ночь, в жаркой тропической дымке даже звезды, казалось, светили тусклее обычного. Нагучи взглянул на яркое созвездие возле зенита, а потом на собственный комлог.
— Проверяете азимут по локатору? — поинтересовался Джастин. — Я тоже от этой привычки никак отвязаться не могу.
— Извините, джентльмены, что не останусь выпить с вами еще по одной. — Дисантис поднялся с места. — Сказывается разница во времени. Мне нужно хорошенько выспаться.
И он удалился с террасы в ярко освещенный холл отеля, откуда веяло прохладой кондиционера.
Перед сном Дисантис заглянул в номер к Хизер и детям. Дочь уже улеглась, а Сэмми и Элизабет скармливали терминалу фотографии с отцовского «Никона». Изображения тут же выводились на широкий настенный экран. Ральф прислонился к дверному косяку и молча наблюдал за внуками.
— Это ЗВ! — взволнованно выкрикнул Сэмми.
— А что такое ЗВ? — спросила сестра.
— Зона высадки, — огрызнулся тот. — Ты вообще хоть что-нибудь запомнила?
На стене мелькали картинки: пыль, вертолетные винты, хищные тени «хьюи» на фоне неба, туристы и туристки в форме защитного цвета одной рукой придерживают шлем, другой — болтающийся на груди фотоаппарат, сумочку или пластмассовую М-16. Вот они пригибаются к земле, хотя винты и так достаточно высоко; вот перебегают группками вдоль рисового поля.
— Смотри, это дедушка! — крикнула Элизабет.
Дисантис увидел себя: обрюзгший старик отказывается от помощи гида и, тяжело пыхтя, сам вылезает из вертолета. Сэмми пощелкал клавишами на терминале: картинка увеличилась, зернистое лицо Ральфа расплылось на весь экран. Мальчик переключал цвета и растягивал изображение, пока голова деда не превратилась в багряно-лиловый воздушный шар, готовый вот-вот лопнуть.
— Прекрати, — захныкала Элизабет.
— Плакса, — поддразнил брат.
Тут он неким шестым чувством ощутил на спине чей-то взгляд, обернулся и увидел в дверях деда. Мальчик ничего не сказал, но фотографию с экрана убрал и перешел к следующим снимкам.
Ральф, моргая, смотрел на резко сменявшие друг друга кадры: заброшенная деревня, по обеим сторонам узкой дороги — отряды туристов; крупные планы: они обыскивают убогие хижины, Хизер появляется в низком дверном проеме лачуги, щурится на солнце, неловко поднимает игрушечную М-16 и машет фотокамере.
— Вот тут начинается интересное, — выдохнул Сэмми.
Они как раз возвращались к зоне высадки, как вдруг из канавы вдоль дальнего рисового поля по ним открыли огонь. Сначала туристы замешкались и засуетились, но в конце концов, побуждаемые гидом, со смехом залегли в траву. Джастин остался стоять, он тщательно снимал все происходящее. Изображения появлялись на стене чуть медленнее, чем бывает при обычном просмотре видео. Справа на экране вспыхивали столбики цифр и данных. Вот сам Дисантис падает на одно колено, хватает за руку Элизабет. Он тогда еще обратил внимание, что трава искусственная.
Туристы открыли ответный огонь. Отдача, вспышки пламени — все как у настоящих винтовок, только пули из игрушечных М-16 не вылетали. А еще стоял ужасный грохот — какой-то двухлетний малыш рядом с Джастином даже расплакался.
Наконец одна молодая супружеская пара с помощью экскурсовода вызвала по рации подкрепление. Буквально через минуту в небе появились три палубных штурмовика «Дуглас А-4 Скайхоук». Крылья самолетов украшали старомодные эмблемы американской военно-морской пехоты, ярко выделявшиеся на белом фоне. Оглушительно ревели двигатели, истребители снизились почти до полутора сотен метров. Загремели взрывы, и камера в руках Джастина задергалась. На рисовые поля ложились отсветы пламени, туристы, хотя и были почти в полукилометре от места бомбежки, испуганно вжались в землю. Джастин сумел как-то выровнять фотоаппарат. Вовсю полыхал напалм.
— Гляди.
Сэмми выбрал и увеличил один кадр. На фоне яркого оранжевого пламени стали видны крошечные черные силуэты людей. Мальчик укрупнил изображение еще немного. Теперь можно было различить детали: чья-то оторванная рука, развевающаяся рубашка, остроконечная соломенная шляпа.
— Дедушка, как они это делают? — не оборачиваясь, спросил Сэмми.
— Наверное, голограммы, — пожал плечами Дисантис.
— Нет, не голограммы, — снисходительно ответил внук. — Слишком уж ярко. И даже видно, как куски разлетаются. Спорим, это манекены-роботы.
Элизабет перекатилась с живота на спину и посмотрела на деда. На ее пижаме красовалась мультяшная чудо-утка.
— Дедушка, а про что мистер Сэйерс говорил, когда мы летели обратно? — спросила внучка.
— Когда?
— В вертолете, он сказал: «Мы сегодня задали Чарли перцу». А кто такой Чарли?
— Глупая, — вмешался брат. — Чарли[59] — это вьетконговцы. Плохие парни.
— Дедушка, а почему вы их называли Чарли?
Взрыв на экране бросил оранжевый отсвет на лицо девочки.
— Не помню. — Дисантис немного помолчал. — Ложитесь-ка лучше спать, пока отец не вернулся. Завтра будет тяжелый день.
В номере Ральфа тишину нарушало лишь монотонное гудение кондиционера. Он сидел и безуспешно пытался вспомнить, почему же вьетконговцев называли Чарли. А может, он и не знал никогда. Старик
