Он вышел из чума, держа в руке ружьё.

И в этот момент над лесом раздался громкий крик, заставивший Марину вздрогнуть. Матвей тоже напрягся и быстро-быстро глазами пробежал по опушке леса.

– Быстро в чум! – рявкнул он и дёрнул Марину за рукав.

Она оступилась и почти упала внутрь жилища. Матвей опустился на колено.

– Сучье отродье! – выругался он. – Притаился где-то! А мы тут как на ладони, муха-бляха! Эй ты! А ну покажись, ежели ты не трусливая собака!

Между деревьями показалась перепачканная в грязи и крови фигура человека. На его груди болталась собачья морда. Плечи и спина были закрыты собачьей шкурой, перехваченной на поясе патронташем. Больше ничего из одежды на человеке не было.

Марина высунулась слегка из чума, поглядела на пришельца и всхлипнула – Пётр продолжал оставаться дикарём. Двумя руками он прижимал к груди ружьё и пристально смотрел на Матвея.

– Чего пришёл? – крикнул браконьер. – Мы тебя не трогаем, и ты нас не беспокой. Иди своей дорогой!

– Отдай мою женщину! – донеслось в ответ.

– Нет, я с ним не пойду! Никогда не пойду! Я боюсь! – затараторила шёпотом Марина.

Матвей посмотрел на неё через плечо.

– Теперь он не уйдёт. Он тебя видел.

– Я не пойду. Матвей, пожалуйста, сделайте что-нибудь…

Браконьер дёрнул щекой и громко сглотнул слюну.

– Моею будешь?

– Да! – выпалила Марина, готовая согласиться в ту минута на что угодно, лишь бы избавиться от сумасшедшего Петра.

– Чёрное Дерево пришёл за своей женщиной! – крикнул Пётр каким-то чужим голосом, сопровождая слова неким подобием рычания.

– Валяй сюда, – отозвался Матвей после минутного раздумья.

– Вы что? – Марина шарахнулась внутрь чума и почти закричала: – Я никуда не пойду!

Пётр медленно приближался к чуму. Он двигался как-то странно, очень прямо, прижимая ружьё к груди, подняв голову и высоко задирая ноги при ходьбе. Мелкие кусочки грязи, прилипшие к волоскам на ногах, вздрагивали при каждом его шаге. Пётр шагал с остановками, словно готовясь в любую секунду прыгнуть в сторону или броситься вперёд. Матвей с чувством удивления и ужаса заметил, что, по мере приближения Петра к чуму, гениталии безумца вдруг ожили. Половой орган зашевелился, наливаясь силой и постепенно приобретая твёрдость, необходимую для соития. Глаза Петра засверкали. Судя по всему, он впадал в состояние сильного нервного возбуждения. Матвей мелко задрожал и вскинул своё ружьё.

Пётр увидел направленное на него оружие и замер, затем согнулся в поясе, широко раскрыл рот, бешено закричал и, сильно оттолкнувшись ногами, прыгнул вправо. Его тело перевернулось в воздухе и шумно ударилось о землю.

Это произошло в считанные мгновения, но Матвею показалось, что с момента, когда он начал поднимать ружьё, до выстрела прошла вечность. Дым уже рассеялся, а Матвей всё ещё видел дым перед собой, застывшую в воздухе фигуру дикаря, прикрытого на спине собачьей шкурой, а в ушах продолжал звучать выстрел.

Когда же всё вернулось в русло нормального ритма, то мир словно сорвался с цепи, всё замелькало: трава, земля, серое утреннее небо над головой, ружейный затвор…

Матвей встал во весь рост, пытаясь увидеть спрятавшегося в траве Петра, но увидел только поднявшийся впереди ствол ружья. Громыхнул ответный выстрел, и браконьер рухнул на землю, громко матерясь. Картечь просвистела над головой и ударила в кожаную стену чума, оставив на ней множество мелких дыр. Из жилища раздался женский визг.

– На землю! Ложись на землю, дура! – заорал что было мочи Матвей.

Пётр вспрыгнул из зарослей, как зверь. Его лицо исказилось от злобы и боли. Из-под собачьей шкуры, закрывавшей плечо, струилась кровь. Он кричал и рычал, то поднимаясь во весь рост, то перекатываясь в траве. Матвей бросился в сторону бревенчатого сарая, надеясь укрыться за надёжными стенами. До двери было всего метров двадцать, но бежать без оглядки было нельзя, и Матвей пару раз останавливался, готовый выстрелить в Петра, если бы тот ринулся следом. Но Пётр не побежал за ним. Он стиснул зубы и поднял ружьё. Раздавшийся выстрел застал Матвея почти у двери. Послышался стук картечи о дерево, и в то же мгновение Матвей ощутил жгучую боль в правом боку.

– Язва! Задел, падла!

Матвей прижался спиной к стене и взял Петра на мушку, тот снова нырнул в траву – должно быть, чтобы перезарядить свою двустволку. Матвей выстрелил наугад и спрятался в сарае, торопливо ощупывая пальцами патронташ. Переломив ружьё, он быстро загнал патроны, почему-то пронзительно ощутив запах пороха, когда гильзы выбросились наружу.

Стараясь не выпускать пространство перед чумом из виду ни на секунду, Матвей ощупал свой бок. Рубаха промокла, но рана была пустяковой.

Неожиданно поднявшийся ветер всколыхнул траву. Матвей напряжённо вглядывался, выискивая Петра, но теперь нельзя было понять, где полз этот безумец. Трава шевелилась всюду.

Старый тувинец, словно бы не существовавший до этого момента и не интересовавшийся разыгравшейся перед его жилищем перестрелкой, вдруг вышел из чума и обвёл взглядом поляну. Матвей взмахнул ружьём, высунув его в приоткрытую дверь.

– Уйди, старик! Спрячься!

Но шаман стоял неподвижно перед откинутым пологом, лишь правая рука его легонько шевелилась, поглаживая мешочек, где лежал круглый камешек.

Ветер усилился. Матвей высунул голову из двери и почти сразу чьи-то руки вцепились в его ружьё. От неожиданности он дёрнул спусковой крючок, и заряд ушёл в землю. Возникшая ниоткуда фигура Петра заслонила дверной проём. Перед глазами Матвея раскачивалась расплюснутая собачья морда. Всей своей массой Пётр навалился на дверь, пытаясь захлопнуть её и вырвать оружие у Матвея, но браконьер сумел- таки оттолкнуть сумасшедшего дикаря от двери, стремительно шагнул к нему навстречу и выстрелил почти в упор. Пётр взвыл, скорчился, схватился за ногу, которая сразу окрасилась кровью, но, едва Матвей кинулся на него, замахнувшись прикладом, Пётр оскалился и выпростал вперёд руку. Движение мелькнувшего ножа было столь молниеносным, что Матвей ничего не успел заметить. Лезвие вонзилось ему в шею, и он захрипел, ощутив нехватку воздуха. Горячая пена поднялась к самым его глазам и залила красной жижей всё пространство перед ним. Исчезли качавшиеся на ветру деревья, исчезло серое небо с нежно-голубыми проблесками, исчез окровавленный дикарь…

Матвей попытался приподняться, но не смог. Силы почти мгновенно утекли из него.

Пётр выжидающе смотрел на рухнувшего противника, но тот не проявлял больше признаков агрессии. Тогда Пётр с трудом поднялся и выдернул из рук Матвея ружьё; своё оружие он бросил где-то в траве. Простреленное плечо не позволяло ему воспользоваться ружьём, но Пётр и не собирался стрелять, он нуждался в опоре. Выдернув нож из горла браконьера, Пётр повернулся к чуму.

– Женщина, – прошептал он, – моя женщина…

Перед входом в чум стол худенький старичок, которого Пётр не заметил раньше. Пётр сделал шаг, другой и заскрипел зубами от боли в плече и в колене. Выставив перед собой окровавленный нож, он указал им на старика.

– Мне нужна моя женщина…

Он шагнул ещё…

Ещё…

Старик неторопливо поднял руку и показал Петру небольшой округлый камешек, зажатый между сухонькими пальцами.

– Уходи! – смешным тенорком проговорил тувинец.

Пётр продвинулся ещё немного вперёд.

Тогда шаман бросил свой камень. Бросил без особой силы, почти лениво и не пытаясь прицеливаться. Камешек пролетел по прямой к Петру и ударил его точно между глаз. Пётр охнул, его рука разжалась, нож