тот возвращал его к жизни, отгоняя кошмарные образы: голую девушку в постели на улице Деламбр, Штернберга с исколотой грудью и скомканной простыней на лице.

Капитан с неподдельным безразличием взглянул на ставангерского полицейского: не зная, чем заняться, инспектор прислонился к переборке, защищавшей его от ветра, и любовался пейзажем.

Вдруг Петерсен вздрогнул: позади него кто-то кашлянул. Нахмурясь, он спросил внезапно появившегося у него за спиной Шутрингера.

— Что вам угодно?

Под трапом висело объявление, запрещавшее пассажирам подниматься без надобности на мостик.

Шутрингер никогда еще не произносил столько слов зараз. Вид у него был надутый, но решительный.

Он снял свое жакейское кепи, и на морозе его голый череп производил совершенно ошеломляющее впечатление.

— Накройте голову! Итак, в чем дело?

Немец указал на лоцмана.

— Можете говорить при нем.

— Меня обокрали!

— Что такое?

— Вчера вечером или сегодня утром кто-то забрался ко мне в каюту и украл две тысячи марок, а также несколько сот крон, лежавшие у меня в чемодане.

Страшно огорчен, что доставляю вам новые хлопоты, но я во что бы то ни стало должен разыскать деньги: это все, что я захватил с собой в поездку.

Лоцман с любопытством разглядывал пассажира.

— Вы уверены, что деньги пропали? — спросил Петерсен, мрачнея.

— Абсолютно. Из осторожности я положил их не в бумажник, а в простой синий конверт и сунул под белье.

— Что вы делали утром?

— В восемь принял душ. Таким образом, моя каюта оставалась пустой. Потом сходил в ресторан и погулял по юту. Когда же я…

Капитан повернулся к лоцману.

— Обойдетесь пока без меня?

И первым спустился по трапу. Проходя мимо ресторана, наткнулся на стюарда.

— Не видели, никто не входил сегодня утром в двадцать вторую?

Стюард вскинулся, как чертик в коробочке с пружинкой, и пролепетал:

— В двадцать вторую тоже? Господин Эвйен как раз спрашивал, не входил ли кто к нему.

Эвйен, каюта которого была открыта, вышел на порог: он услышал разговор.

— Капитан, не заглянете ли ко мне на минутку?

Он нервничал, но сохранял самообладание. Только вот руки, ухоженные, с длинными пальцами, слегка дрожали.

— У вас что-нибудь украли?

Эвйен подозрительно взглянул на Шутрингера.

— Зайдите все-таки на минутку.

И закрыл за собой дверь.

— Вы знаете, я езжу на юг всего раз в год. Оттуда привожу наличные, необходимые для эксплуатации рудников в течение полугодия: банка у нас в Киркинесе нет. Еще вчера вечером в этом саквояже из свиной кожи было пятьдесят тысяч крон кредитками и несколько золотых монет — у меня привычка дарить их жене.

— Исчезли?

— Саквояж пуст. Я только что это обнаружил.

Работал в салоне, и мне понадобился документ, также лежавший в саквояже… Саквояж вытащили из-под остальных вещей, замок взломали.

В коридоре нетерпеливо расхаживал Шутрингер.

— Будьте добры покамест никому не рассказывать о случившемся.

— Что вы намерены предпринять? Не кажется ли вам…

Не дослушав, Петерсен вышел и попросил немца тоже хранить молчание.

— Необходимо во что бы то ни стало… — повторил тот. — Вы же понимаете, у меня больше ни гроша и…

Капитан нашел Йеннингса на том же месте палубы, а полицейский, заметив его, изобразил на лице любезную улыбку.

— Добрый день, капитан. Какие красивые места!

Южане даже не подозревают, что…

— Следуйте за мной.

Петерсен втащил инспектора к себе в каюту и с силой захлопнул дверь.

— На борту совершены две кражи. В каюте четырнадцать, соседней с этой, похищено пятьдесят тысяч крон; в двадцать второй — приблизительно две тысячи марок.

— Быть не может! — вскричал ошеломленный инспектор. — Здесь, на борту?

— Да, вчера вечером или сегодня утром. Я хочу, чтобы вы, не теряя времени, предприняли вот что: во-первых, тщательно обыскали каюту Кати Шторм…

— Вы считаете…

— …и, если возникнет необходимость, поручили стюардессе обыскать ее лично. Во-вторых, осмотрели каюту моего третьего помощника. Наконец, если все это ничего не даст, занялись неким Петером Круллем, работающим в угольной яме.

— Мне думается, было бы разумней начать поиски именно в этом…

— А я предпочитаю, если у вас нет возражений, чтобы вы начали с немки. Она у себя.

— Что ей сказать?

— Что пропали кое-какие вещи и вы обязаны обыскать весь пароход.

— Вы пойдете со мной?

Петерсен колебался, но тут же, еле сдерживаясь, принял решение.

— Да, пойду.

На трапе он встретил Эвйена.

— Будьте добры, пройдите вместе с господином Шутрингером в салон и ждите там результатов.

И приказал стюарду:

— Впредь до новых распоряжений в коридор никого не пускать.

Внешне капитан был спокоен, но внутри весь кипел.

Сам постучался к Кате, однако ответ услышал не сразу.

— Кто там?

— Капитан. Неотложное дело.

— Я собиралась сегодня полежать.

— Я вынужден войти, сударыня. Прошу нас извинить.

Как это принято на судах, каюты «Полярной лилии» изнутри не запирались. Петерсен повернул ручку и сделал инспектору знак войти.

От крепкого запаха табака и духов у вошедших запершило в горле. Дым был так густ, что они не сразу увидели девушку, растянувшуюся в пижаме на койке.

Волосы у нее были растрепаны, кожа влажная, лицо усталое, верхняя пуговица пижамы расстегнута. Она инстинктивно отодвинулась к переборке, пытаясь натянуть на себя простыню, на которой лежала, но не смогла ее вытащить.

— На борту совершена крупная кража и…

— И вы подозреваете меня в…

— Я никого не подозреваю. Но, как инспектор полиции, обязан обыскать весь пароход.