тянулись к Маздаку. Из плоти и крови состояли они, открывшие свои дасткарты.
И только потом разрешающий знак тихо прочертила ладонь великого мага:
— Обороняясь от напавших на вас, убивайте без радости. Нет увлечения страшнее убийства.
— Маздак, о–о–о–о–о!..
Датвар Розбех в фиолетовом плаще стоял первым к помосту, бесконечно повторяясь с Маздаком в серебряных пластинах на стене дворца…
5
К войскам на границе с ромеями поехал воитель Сиявуш, потому что оставляли самовольно рубежи азаты и уезжали в свои голодные дехи. Давно уже не было его, но каждую ночь выходила Белая Фарангис и ждала, придерживая покрывало. В двух шагах стоял Авраам. Все больше становилась луна, пока не пропала, и ночи сделались черными…
Это было сразу после Нисибина и Пулы. Он позвал Мушкданэ — дочку садовника в темноту от платана и не стал больше трогать ее руки. Короткое покрывало развернул он на ней, снял все и положил ее на землю головой к забору. Ноги у нее тоже были совсем худые и холодные. Но он зажмурился и сделал то, от чего не мог удержаться. Она молчала и даже от боли только тихо вздохнула… Ему было неприятно.
Никогда больше он не звал Мушкданэ…
Все на том же месте стояла Белая Фарангис. Безлунный воздух был горячим. Растворились звезды, в черной неслыханной духоте повисли умирающие листья платана…
К стволу прикоснулся Авраам и отдернул руку. Дерево было раскаленным, и сок уже не двигался в нем. Он потрогал себя и ощутил ту же горячую, не принадлежащую ему твердость. Неподвижен был вязкий остановившийся мир, лишь Белая Фарангис стояла все там же, и частыми толчками приподнималось на груди у нее покрывало…
Все уже делалось помимо него: не стало вдруг сердца, голова закружилась в безмерном ожидании. Лунное лезвие прожгло листву, помчалось по кромке крыши. И тогда она повернулась и пошла к нему, прятавшемуся у дерева…
Протянув руки, с закрытыми глазами коснулась она его волос, глаз, шеи; покрывало сползло с ее плеча. Он хотел остановить падение, но тяжелый шелк скользнул между пальцами, и осталась только холодная чистота тела. Потом ладонь его двигалась, никак не остывая…
Руками защищал он ей спину от шершавой коры платана и не чувствовал боли в ободранных пальцах. Колени его напряглись, приняв всю тяжесть. Она вдруг открыла глаза, задыхаясь:
— Вот какой… какой ты, христианин!..
Они вздохнули вместе, но она все не отпускала его. А он уже проснулся, не веря себе. Чуть присев, подняла она потерянное покрывало, взяла его за руку и повела через калитку в стене.
Крест там упал ей на грудь. Она отбросила его, и ничего уже больше не было между ними. Он почувствовал сразу всю несдерживаемую силу ее бедер, кровь полилась из прокушенной губы…
Стиснув зубы, душила она его до утра. И всякий раз широко открывала глаза, удивленная, растерянная от счастья, уничтоженная. Имя его с медным арийским звоном выговаривали ее губы:
— Я люблю тебя, Абрам… Абрам!..
Нет, Белой Фарангис она была и утром отстранила его. Потрясенный, переполненный, он захотел благодарно прижаться к ней и вдруг увидел рядом с подушкой легкий саксаганский серпик без ножен. Она лежала, закрыв глаза, и он ушел. На руках осталось неслыханное ощущение ее тела…
Он шел к себе через сад. Гром гремел в предутреннем небе. Огненные зарницы вспыхивали, не прерываясь ни на мгновение. И не было нигде воды — в воздухе, на земле, в траве и листьях. Земля потрескалась, обнажив корни. Черными обугленными факелами торчали из нее гигантские розы.
Авраам откинул завесу главного коридора, и руки его сделались чужими. Ярко горели светильники в нишах. Эрандиперпат Картир смотрел куда–то поверх его головы…
Медленно отступил Авраам, приник спиной к каменной стене. Как будто не было его здесь, прошел эрандиперпат. Долго хрустели по песку размеренные шаги, пока не прервал их новый удар грома в сухом, искаженном молниями небе…
6
Безразличны ко всему были руки, ноги, голова. Мысли сплетались и расплетались, уползали куда–то, и не хотелось их удерживать. А может быть, приснилось ему все земное: грубая шершавость платана, тяжелые удары широких и белых бедер, серпик у подушки?..
Да, все по–прежнему. И Белая Фарангис под покрывалом. Воитель Сиявуш еще когда–то снился ему… Все тело его содрогнулось воспоминанием. Авраам приблизил руки к лицу, и невозможно уже было оторвать искусанных губ от их терпкого запаха…
И эрандиперпат Картир в предрассветном коридоре — тоже не сон!.. Холодная испарина выступила на лбу. Невидимый Мардан крикнул, что его зовут. Кто–то другой, а не он, встал с лежанки, прошел знакомый путь, отвел рукой завесу и коснулся мокрого лба. И еще раз ощутил от ладоней счастье ночи…
Это был только сон… Эрандиперпат, как всегда, важно указал на подушку, где садились дипераны. Ему, Аврааму — сыну Вахромея, предстояло завтра отправиться с поручением царя царей в Туран. Сорок мулов с чеканным серебром и в слитках должны без задержки дойти до золотой юрты Хушнаваза — владыки всего Востока. Это не простая уплата за разгром царя и бога Пероза десять лет назад, а дар приемного сына Кавада своему второму отцу, у которого он воспитывался с малолетства. И еще благодарность за помощь в предстоящей войне с ромеями, потому что упорно требует возвращения Нисибина новый кесарь Анастасий. На царской стороне уже собран караван и полк охраны. Они выйдут на рассвете через Восточные ворота, а в Хорасане возглавит посольство великий канаранг Гушнаспдад, военный правитель Мерва.
Медленно и со всеми подробностями объяснял эрандиперпат, как ему следует действовать в пути и по прибытии в Согдиану, где разбил сейчас свою юрту туранский царь. А в ушах Авраама все хрустели по песку удаляющиеся размеренные шаги, и не мог он поднять головы…
О главной его цели заговорил старик. В Туране вторая половина сказаний о древних владыках, так как мир был когда–то единым. И даже когда он раскололся на три части: Рим, Эран и Туран, они оставались связаны враждой. Там, в Туране, тысячу лет назад погиб Кир — великий из великих Кеев. Двурогий Искандарий вернулся оттуда, не дойдя до последних его пределов. И там же, в безмерности пространства и времени, следы великого царевича Сиявуша…
Авраам напрягся, ибо знал это странное арийское предание… У одного из первых царей — грозного Кей–Кавуса была молодая и несдержанная в чувствах жена Судаба. Она пленилась сыном царя — благородным Сиявушем. Трижды искушала она его, но, воспитанный в чести самим Ростамом, отверг он измену. Похотливой женщине поверил царь, а не кровному сыну. И дальше происходит неслыханное искажение прямого, как меч, арийского мышления. Отправленный воевать Сиявуш соглашается вдруг на мир с Тураном, и железнотелый воитель Ростам почему–то одобряет его действия…
Нет, равнодушно выговорили губы старика имя неверной царицы и больше не повторяли его. И благородство отвергнувшего ее царевича осталось где–то в стороне. Записи о жизни и смерти Сиявуша в Туране предстояло разыскать Аврааму, а если нет их, то записать со слов разных людей. Все надо привезти, что можно будет найти о Сиявушкарте, потому что царь царей и сам великий Маздак интересуются этим…
Сиявушкарт, город вечного счастья, построил где–то на краю мира мягкосердый царевич, когда бежал от отцовского гнева к извечному врагу Кей–Афрасиабу. Есть много рассказов, как отправлялись искать этот город и даже находили его в разных местах. Каждого третьего в Эране нарекают именем
