— Сообщите вашей Машине, — сказал он, — что существует следующая физическая система. Она получает лучевые сигналы и накапливает их в виде зарядов. Она состоит из заряженных частиц, электронов и других, каждая из которых имеет два стабильных состояния. В одном состоянии спин электрона параллелен вращению ядра. В другом — не параллелен. Такой электрон является ячейкой памяти.

Связь-куб заворчал.

— Машине известны эти элементарные факты, — пропела Дельта Четыре.

— Дополните эти факты новыми, — серьезно сказал Гарри Хиксон. — Добавьте сюда сеть фузоритов, более древнюю, чем сама Галактика, более мощную, чем любая машина. Прибавьте массы сверхэнергетического газа, родственные этой сети. Добавьте также, что в этих газовых массах электроны способны функционировать как накопители информации.

Девушка склонилась над связь-кубом, потом подняла голову.

— Машина считает, что вы описываете звезды, — мелодично пропела она.

И Гарри Хиксон медленно кивнул. Его сверкающая золотистая рука поднялась и совершила волнообразное плавное движение — знак Лебедя.

— Звезду, которой я служу.

Связь-куб зафыркал.

— В таком случае, — пропела Дельта Четыре, — Машина считает, что эти газовые массы в соединении с фузоритной сетью, как ее описываете вы, могут легко стать физическими носителями разума.

Она подняла глаза на Хиксона.

Он еще раз кивнул и торжественно сказал:

— Как мы видим, любая материя может быть носителем разума. Вся масса Вселенной, находящейся в процессе динамического равновесия, является базой для разума. Вся масса Вселенной, бесконечной в пространстве и времени, предстает теперь перед нами как носитель разума Бога.

Связь-куб яростно зажужжал, и сестра Дельта Четыре протянула:

— Машина просит ответить. Что есть Бог?

Гарри Хиксон медленно поднялся. Глядя на его золотое лицо, Ганн увидел, что следы древнего потрясения, ужасного бремени, постепенно разглаживаются. Какова бы ни была его обязанность, теперь он ее исполнил. Следя за Машиной в «Сообщности», исполняя приказы своих владык, звезд, он, казалось, исполнил все, что должен был исполнить.

Он повернулся к Ганну. В глазах его светилось что-то, очень похожее на симпатию.

— Ты называл меня Звездным Дитя, Ганн. Но ты ошибался.

Он снял с головы пиропода, ласково погладил его и отпустил на свободу. Шипя, издавая вопли, тот выпустил огненную струю и попытался вернуться на любимый насест. Но Хиксон поднял золотую руку, отвел детеныша в сторону. Маленькое чудовище снова испустило вопль, описано вокруг Гарри круг и, набрав скорость, вылетело в дверь, помчавшись по длинному широкому коридору палубы.

Гарри Хиксон проводил пиропода взглядом, потом повернул безмятежные глаза к Ганну.

— Дитя Звезд не существовал, — сказал он. — До сих пор. Но скоро он возникнет. Это будет Человек. И мост. Соединительное звено между машинами и звездами.

— Бойс Ганн, — продолжал он, поднимая руку в своем волнообразном необычном жесте почтения. — Им станешь ты!

— Нет! — воскликнул Ганн, вырываясь из рук Карлы Сноу, которая пыталась его успокоить. Одним прыжком он пересек рубку и встал перед спокойным золотолицым Гарри Хиксоном. — Я не стану! Я не желаю участвовать в этом безумии с чудесами и мыслящими звездами!

Гарри Хиксон ничего не ответил. Он просто стоял и смотрел на Ганна светящимися золотыми глазами. Карла мягко сказала:

— Бойс, дорогой. У тебя нет выбора.

Ганн резко повернулся.

— Что значит — нет выбора? Я не стану, вот и все! Я не… — Он замолчал, смешавшись. Он не станет… что? Что делать?

Рубка, казалось, кружилась вокруг, вызывая тошноту. Он протянул руку и оперся о спинку кресла астрогатора, чувствуя, как трясутся руки.

Он быстро поднял голову и увидел, что Карла Сноу не спускает с него полного теплоты взгляда.

Потом Ганн понял, что значит это головокружение.

— Золотое облако, которое Хиксон выпустил на меня! — прохрипел он. — Он меня заразил… со мной будет то же самое, что и с ним… И с полковником Зафаром… И с тремя людьми станции на Меркурии… как с тобой, Карла.

Она кивнула.

— Это совсем не плохо, Бойс, — прошептала она. — И ты станешь частью… чего-то огромного, Бойс. Чего-то, что заполняет всю Вселенную.

— Но я не хочу! — в отчаянии выдохнул он. Он уже познал чувство слияния с чем-то огромным, когда испытал на Земле сообщность с Машиной. И как воспоминание, которое невозможно стереть, память об этом неустанно преследовала его…

Это желание вдруг опять поднялось в нем с новой силой. Он коснулся металлической пластинки на лбу, взглянул на сестру Дельта Четыре.

Связь-куб фыркал и ворчал. Она послушно молча поднялась и протянула ему связь-куб. От него отходил провод, заканчивающийся электродами… которые точно вошли бы в отверстия на блестящей пластинке, которую Ганн носил во лбу.

— Нет, — снова прошептал он, ища взглядом Гарри Хиксона.

Но Гарри Хиксон исчез.

В том месте, где он стоял, остался в воздухе едва заметный, тонкий, как дым, силуэт человека, сотканный из тончайших струек золотистого тумана. Прямо на глазах Ганна остатки Хиксона… растворились. Тонкие золотистые лучи сорвались со скелетообразного очертания, оставшегося от Хиксона, пронизали стены рубки и, очевидно, умчались в пустоту, присоединившись к большому золотому облаку, пульсирующему снаружи. И по мере исчезновения каждой золотистой искры очертания фигуры становились все прозрачнее и прозрачнее…

Потом не осталось ничего. Гарри Хиксон исчез бесследно.

— Карла, — в отчаянии прошептал Ганн, поворачиваясь.

Но она тоже покидала рубку. Ее золотое лицо и волосы начали мерцать, теряя материальность.

— Прощай, Бойс, — прошептала она без улыбки. — До встречи…

Рядом с ним стояла сестра Дельта Четыре, прикрыв лицо тенью капюшона, протягивая ему связь- куб.

Бойс Ганн глубоко вздохнул, крепко зажмурил на мгновение глаза, потом снова открыл их.

— Прощай, Карла, — сказал он, хотя от девушки уже почти ничего не осталось и некому было ответить. Он взял связь-куб из рук Дельты Четыре.

— Прощай, Джули, — сказал он и осторожно, но без тени сомнения поднял ко лбу кабель с электродами сообщности, которые ввел в отверстия пластинки-контактора.

Сообщность была экстазом. Вечным и бесконечным. Ганн ждал его наступления, пока, казалось, вся Вселенная не замерла вокруг него, затаив дыхание.

Но экстаз не наступил.

Он взглянул в глаза сестры Дельта Четыре, притененные краем капюшона, но ответа так и не нашел. Что произошло? Почему задерживается сообщность?

Он вспомнил, что говорила ему Дельта Четыре. Что невообразимый импульс наслаждения, который он испытал на Земле, был лишь бледным подобием великого единения мыслей и ощущений, которое