тщательно продуманных и проводимых здесь экспериментов.

Сразу скажем, что этого вовсе не требовалось: все сотрудники лаборатории уже довольно давно прониклись к своему руководителю глубочайшим уважением. Да, что там – его просто любили! Любили, а значит, видели и понимали всю глубину его привязанности к жене. Уже не раз другим сотрудникам приходилось исправлять ошибки Натальи. Завлаба об этом в известность не ставили. Да этого и не требовалось, поскольку всякий раз удавалось предотвратить непоправимые последствия. Но на взаимоотношениях Натальи с остальными сотрудниками подобные эпизоды не могли не сказаться. Наталью щадили, но щадили лишь потому, что она была женой, любимой супругой шефа. В общем, действуя на этой основе и инстинктивно, работники лаборатории перешли на, пожалуй, единственно верный и понятный для Натальи тон – тон предельной формализации и регламентации отношений. До поры это помогало, но сегодня… Сегодня весь персонал смог ещё раз убедиться, насколько объективен и справедлив их шеф, насколько Дело для него выше любых пристрастий и личных отношений. В результате, старший научный сотрудник акустик Ванеев, стремясь утешить завлаба, практически, взял Наталью под защиту. В своём выступлении он попытался обосновать исчерпанность, фактическую завершённость работы с умершей обезъянкой и предложил воспользоваться её гибелью для „генетических исследованиях максимального уровня“. Черкасов, прекрасно знавший, что означает это выражение на внутреннем языке их лаборатории, тотчас же заметно воспрянул духом, поблагодарил Ванеева и предложил генетикам обсудить это. Так Наталья, неожиданно для неё, оказалась позади линии боя. Позже, после собрания, улучив момент, она со слезами на глазах поблагодарила Ванеева, начала ему что-то лепетать о том, что она „никогда более..“ и „приложу все силы“. На это доктор наук Ванеев, довольно сердито ей заметил:

– Ладно, ладно! Вы бы, Наталья Сергеевна, лучше перед мужем извинились! Позволю себе заметить, что вам сказочно, недопустимо повезло: вы посмотрите – какой он учёный, какой Человек, как он вас любит… Да, если бы меня бы кто любил так, как он вас, – я бы горы свернул! Эх вы… – с негодованием завершил фразу Ванеев и ушёл прочь, не слушая лепета оправданий Натальи.

Не знаем, было ли всё это давно продуманной или стихийной реакцией акустика, но именно короткая отповедь Ванеева привела к тому, что первоначальная озлобленность и неприятие, вызванные действиями мужа, уступили место раскаянию и осознанию действительной недопустимости своих ошибок. Поэтому дома Наталья повела себя на этот раз тихо, не пытаясь оправдываться, а, напротив, стремясь как-то загладить свою вину. К счастью, её муж был не только строгим и требовательным, хотя и справедливым, научным руководителем, но и добрым, отзывчивым человеком. Правда, поначалу он был рассержен. Рассержен настолько, что не удержался от упрёка жене в нежелании иметь детей. Несчастный! Он и понятия не имел, что после того эпизода в Восточной Сибири, который завершился уголовно преследуемым убийством неродившегося ребёнка во чреве матери и привёл Наталью в Сухуми, она уже никогда не сможет иметь детей… Отчасти и по причине такого незнания гнев очень скоро утих. Андрей завершил ссору совершенно по-доброму:

– Ладно, Наташенька, я-то тебя прощаю. Другие могут не простить. Главное: Дело, наше Дело, не терпит небрежности… Ты постарайся, пожалуйста…– совсем уже ласково завершил Черкасов, нежно целуя жену.

А менее чем через неделю Наталья совершила ещё одну, куда более серьёзную ошибку: все восемь собак „деструктивной“ серии были переданы ею для очередного воздействия колебаниями „спектра тета- четыре“. Таким образом чистота хронического эксперимента, продолжавшегося уже десять недель, была непоправимо нарушена. На собаках „деструктивной серии“ изучались механизмы воздействия установленных в прошлом году тех ритмически изменяющихся акустических колебаний, которые вызывали агрессивность животных и разрушительные изменения в определённых внутренних органах. Так называемый „спектр тета-четыре“, как обнаружили несколько дней назад, стимулировал быстрое развитие у собак привязанности к „хозяину“. Быть может, Наталья допустила свою непростительную ошибку отчасти потому, что обе подопытных группы – „старая“ „деструктивная“ и новая для серии звуковых воздействий „спектра тета-четыре“ состояли из животных породы восточно-европейских овчарок. Разумеется, такие собаки – все похожи одна на другую, но не проверить бирки на ошейниках, но перепутать вольеры…

Наталья обязана была организовать доставку животных к малым сурдокамерам и разместить их там (согласно номерам). Первым же, кто подходил к подопытным животным группы „тета-четыре спектра“, по условиям этой серии экспериментов был их „хозяин“: ведь было решено, кроме аппаратных исследований и фиксации результатов опытов, осуществлять ещё и визуальный (с видеозаписью) контроль поведения животных по отношению к их „хозяину“ сразу же после сеанса воздействия. Так что высвобождал животных из „сурдокамер“5 их „хозяин“ м.н.с. Глухов.

Он и выявил ошибку. Трудно сказать, что бы могло получиться из всей этой истории, если бы не три обстоятельства: во-первых, реакция животных „деструктивной“ группы была совершенно иной, чем у взятых в эксперимент несколько дней назад собак группы исследования „тета- четыре спектра“; во-вторых, продолжительность эксперимента над животными из „деструктивной“ группы была запланирована ровно на десять недель. Так что, этих животных в тот день просто вообще надо было не подвергать никаким воздействиям, а лишь исследовать результаты ранее произведённых воздействий; в-третьих, самое важное, именно тот парадоксальный результат, который первым обнаружил Глухов, довольно сильно искусанный собаками (и несмотря на специальные защитные халаты!), навёл Черкасова на несколько весьма важных идей.

Так что, в этот раз ни упрёков Наталье, ни собраний лаборатории, ни домашних ссор и разбирательств не последовало. Наоборот, Андрей Васильевич сам представил дело так, будто это он вдруг решил изменить условия эксперимента и подвергнуть хроников „деструктивной“ группы новому воздействию. Наташа, отнюдь не полностью лишённая совести, поняла и расценила поступок мужа по- своему… Дома она была тише воды и ниже травы. А наутро, перед отъездом супругов на работу, Наташа сказала, что хотела бы сменить место работы и что якобы ей обещают место младшего научного сотрудника.

Результаты идей, родившихся у Андрея Черкасова в результате серьёзной ошибки Натальи, очень скоро привели к ошеломляющим результатам. Тут сразу надо отметить, что не стоит приписывать Наталье никаких заслуг: просто каждого исследователя, глубоко погрузившегося в свою работу, на новую идею может натолкнуть, включить её в сознании, любой, самый незначительный внешний фактор. Как сон Д.И.Менделеева привёл его к формулированию знаменитого периодического закона.

Уже через несколько недель, но после ухода из лаборатории № 11 Натальи, стало ясно, что так называемая „мусорная ДНК“ (составляющая чуть ли не 99% всей дезоксирибонуклеиновой кислоты в организме) – это нечто вроде биомолекулярного компьютера, что внешние воздействия акустических частот вызывают разнообразные, но определённым образом направленные изменения, что с помощью звуковых воздействий возможно… непосредственно повлиять на наследственное вещество, и что целый ряд таких изменений этого вещества может стать необратимым. В общем, уже первые результаты исследований в этом новом направлении вели лабораторию № 11 к серьёзному открытию, а не просто к ряду изобретений. Так что, к явному удовлетворению Е.Н.Петрова, теперь уже генерал-майора, профессор Черкасов самостоятельно пришёл к соображению о недопустимости открытых публикаций вплоть до завершения работы над смутно виднеющимся, но уже различимым открытием.

У Андрея Васильевича в связи с новейшими данными исследований возник ещё целый ряд мыслей, которыми он не смел поделиться ни с кем – слишком уж они противоречили всем принципам научных исследований, включая принцип Оккама. Ведь даже из довольно специфических исследований лаборатории на уровне нуклеиновых кислот выходило, что этот пресловутый „наследственный аппарат“ не только не вмещает, не способен вместить во всех своих „генах“ информации, достаточной, для передачи потомкам всех необходимых сведений о структуре, строении органов и систем и всего организма в целом, для задачи им всем программ  их функционирования… Нет, к тому же ещё выходило, что этот „наследственный аппарат“ – нечто вроде приёмо-передатчика, который связывает